- Короче, бабы, как первую «Волгу» увидите, сигайте в кювет. И без разговоров. – Прораб Перепелица, передав распоряжение шефа, скрылся в вагончике.
– А не пошел бы ты…– бригадирша Шура сплюнула и с остервенением вонзила лопату в горячий асфальт. – Работаем, девчата, время – деньги.
Шура знала, что говорила. Пятнадцать самосвалов асфальта в день их передовая женская бригада из десяти крепко сбитых укладчиц раскидывала стабильно, как семечки. Каждый самосвал – от двух с половиной до четырех с половиной тонн. И платили им с выработки. Была материальная заинтересованность. Так что зевать и перекуривать некогда. Ямочный ремонт на выезде требовалось добить еще вчера. Но задержались смежники из ДСУ-15, а сегодня, вишь, Кунаев должен приехать. Неуправка выходила, но бросать работу из-за приезда большого начальства тоже не след. Тут еще июльская жара допекала. Бабы частенько кидались к колонке, обливались, щедро мочили свои серые рабочие халаты. Со смехом возвращались и, перебрасываясь шуточками, продолжали свое горячее дело. Шура как-то слышала краем уха разговор Перепелицы с корреспондентом районки. Температура раскаленного асфальта, мол, сто пятьдесят три градуса. Тот еще съязвил: не для печати, товарищ прораб, но сорокаградусную-то для бодрости добавляете или нет? Мудак. Знал бы, что у каждой из «женщин в оранжевом» одна лишь мысль: в обед добежать до дома и свалиться на пол, отлежаться, остыть. И кусок-то не лез в горло, не говоря о водке.
Шум техники, густая гудроновая вонь, чад, жарища. Шура иногда думала, что так жарко и дымно, наверное, должно быть в аду. Представляла себе закопченные гигантские сковородки и черных, как их мастер Кайнарбаев, чертей с белоснежными ухмылками. ….
Появление начальства осталось незамеченным. Черная блестящая «Волга», скрипнув тормозами, резко остановилась перед шуриной бригадой. Областное руководство ехало первым, предваряя правительственный кортеж.
– Безобразие. Почему до сих пор не убрали людей с проезжей части? – Вопрос солидного мужчины в темно-серой твидовой «тройке» с красной капелькой партийного значка на лацкане повис в воздухе. Перепелица, видимо, как всегда, резался в карты в своем вагончике. Отвечать было некому. Шура разогнула мокрую спину и разразилась длинной непечатной фразой.
– Да что вы себе…– номенклатурщик осекся. – Шура?!
Она утерла потное лицо полой халата и вгляделась. В голове гудело. Перед глазами мельтешили белые мушки. И вдруг в памяти ясно нарисовался выпускной вечер в их школе. Двадцать два года назад. Эмиль, симпатичный активист-отличник, весь год бросавший на статную и развитую не по летам Шуру страстные взгляды, смущенно пригласил ее танцевать. А потом они с еще двумя парочками уединились в классе, и кто-то достал бутылку коньяка. Шура впервые выпила и «поплыла». Очухалась на рассвете в беседке на пришкольном участке. Голова раскалывалась. Мутило. Эмиль похрапывал рядом, они лежали на его пиджаке. Шура с ужасом думала, что теперь будет. Привела себя в порядок, напялила босоножки и поплелась домой. Родители ничего не заметили. А что утром пришла – ну так выпускной ведь, все понятно. Шура подала документы в пединститут. А на вступительных вдруг упала в обморок. Очнувшись в медпункте, услышала слово «беременность» и заплакала. Дальше всё было как во сне. Тягостном, тягучем и жирно-липком, как руки Перепелицы. В институт она не поступила. Сделала аборт. Пошла разнорабочей в «Зеленстрой», но потом узнала о более денежной работе в дорожном строительстве, стала асфальтоукладчицей. Жизнь тяжеловато катилась вперед, словно медлительный и неотвратимый каток. Шура вышла замуж за механика местного приборостроительного завода. Детей у них с мужем не было. Шура догадывалась, почему. А муж постепенно стал злым и безразличным. Гулял на стороне. Попивал. В пьяном виде помахивал кулаками. Она как-то слегка двинула его в ответ. Он упал, стукнулся головой. Шура испугалась и старалась впредь его не провоцировать.
– Сколько зим – сколько лет…– Раздобревший и заматеревший Эмиль натянуто улыбался. – Как жизнь? Семья, дети? – Она рассеянно посмотрела в его холеное сытое лицо. – Слушай, сегодня Ноль Первый приезжает, мне некогда. А завтра давай вечерком в «Огнях» посидим? Вспомним молодость, то-сё…– Шура кивнула. – А пока убери свою бригаду, пожалуйста. – Он одарил ее обаятельной улыбкой, сел в «Волгу», и машина покатилась в город.
Назавтра, убежав пораньше с работы, остыв и помывшись, Шура нарядилась во все самое лучшее и отправилась на встречу. Мужу сказала: день рождения у Марины, новенькой в их бригаде. Прописка, так сказать. Эмиль был в условленном месте, ждал на входе. Темно-синий скромный костюм, коричневые блестящие туфли. Кожа на них мелкими такими квадратиками. Сделав заказ, начал рассказывать о себе. Окончил технический вуз, был комсомольским секретарем в институте. Вступил в партию. Стал двигаться вверх. Теперь он Второй секретарь обкома партии. Жена-юрист, дочка-студентка. Шура слушала, ела, пила незнакомое вино. Немногословно поведала и свою историю. Тоже, мол, не бедствуем. Бригада передовая. Путевками премируют. Была в Сочи, в Болгарии, в Польше. В горсовет выдвинули. Детей вот, правда, бог не дал. Хм. «А я тебя вспоминал. Первая любовь, как-никак».
Подали десерт. Смакуя мороженое, Шура вдруг попросила отвезти ее к месту работы. Забыла, говорит, важную вещь. Эмиль вызвал такси. На окраине, где всё никак не заканчивался постылый ямочный ремонт, было по-вечернему тихо и свежо. Шура вдохнула полной грудью. «Давай пройдемся? Хорошо-то как, прохладно…». Эмиль, пожав плечами, пошел за ней. «Счетчик ведь тикает, ребята»,– таксист беспокойно ерзал и озирался. Эмиль расплатился и отправил такси восвояси. Неподалеку придорожная гостиница, если что. Подошли к закрытому вагончику. Рядом стояли инструменты. Шура выхватила свою любимую совковую лопату из общей кучи. Эмиль нахмурился. Она несильно замахнулась и ударила его по голове. Эмиль рухнул. Шура потрогала его носком босоножки. Из-под затылка Второго секретаря потекла черная струйка. Шура сняла с Эмиля туфли. Размер, вроде, мужнин. И совсем новые. Она вытащила из сумочки перчатки и врубила каток.
На суде Шура сказала, что всегда любила детей. Хотела быть учительницей и мамой. И что тюрьма ей не страшна. И ад с его пеклом тоже. «Ада нет, гражданка Пирожкова», – сердито одернул ее судья. Шура засмеялась и принародно послала его на хер.
Опубликовано в альманахе *Пашня-3*
https://ridero.ru/books/pashnya_3/