В тот день втроём провожали мы школьного товарища. Саня приезжал на новогодние праздники на побывку в родительский дом с Севера, где служил мичманом на подводной лодке. Как водится в таких случаях, начавшиеся с утра проводы продолжались до самого отправления поезда, которое состоялось в десятом часу вечера. А дело было зимой, посему расставание проходило в тёмное время суток. На улице стоял крепкий морозец, кругом расстилалось снежное покрывало, укутавшее землю, дома, деревья…
Привокзальную же территорию администрация содержала в надлежащем порядке. Там заботливо очистили прилегающую площадь от следов зимы, дорожки посыпали специальным ингредиентом, чтоб не было скользко ходить по перрону.
Признаться, мы не только в канун прощания с другом накачивали себя алкоголем, но и во время всего его двухнедельного отпуска активно отмечали событие. Так что, напоследок дошли до известной кондиции, когда весьма обезвоженный организм вправе заявлять о своих претензиях. Однако я и Толян держали себя в рамках приличий, хоть и тоже испытывали сильную жажду. А, вот, Масяня жестоко страдал. Испытание жаждой обернулось ему невыносимой пыткой. Он непрестанно жаловался на изнуряющую сухость во рту, и выказывал желание хватить чего-нибудь холодненького.
Спуститься с высокой платформы на рельсы и идти к ближайшей россыпи снега, чтоб проглотить несколько горстей замёрзшей на морозе влаги, он был физически не в состоянии. Да и остальные участники нашей компании, превозмогая себя, еле держались на ногах.
И тут подали состав. Мы дружно подсадили Санька на крутые ступеньки, чтоб он скорее взобрался на площадку вагона. Пока длились те десять минут стоянки, мы в тусклом свете фонарного освещения трогательно прощались с отъезжающим приятелем.
В этот момент исстрадавшийся Масяня заметил вдруг снизу вагона свисающую гроздь оледеневших сосулек. Приложив немало усердия, он всё же изловчился и оторвал себе самую большую из ледышек. Довольный удачным приобретением, счастливчик с вожделением принялся обсасывать желанную добычу. Этак, смачно облизывая, он и стоял с гостинцем во рту, пока не отправился поезд.
Потом мы побрели домой, качаясь и поддерживая друг друга на ходу. Масяня жил ближе всех к вокзалу, поэтому его первым проводили до места. Его жена встретила нас в дверях квартиры, подозрительно поводя носом.
- Фу-у! Ты что там сосёшь, придурок? – выхватила она из рук мужа сосульку и поднесла её поближе к лицу. В ярком свете подъездного освещения отчётливо обозначилась насыщенная желтизна морозом приготовленной натуральной соски, от которой исходил устойчивый запах мочи. На морозе в потёмках, да с пьяни, мы ничего странного не заметили. А тут яркий свет, тепло…
Толян беззаботно припомнил:
- Масяня из-под вагона выдрал эту сосульку. Он очень хотел пить!
Как тут взвилась благоверная нашего приятеля! Она с непередаваемой брезгливостью отбросила прочь вонючую ледышку и та, рассыпаясь на мелкие кусочки, дробно поскакала по ступеням вниз. Скривившись в дикой гримасе, женщина выдохнула с омерзением:
- Там же снизу выведен слив из вагонного туалета…