От http://www.proza.ru/2019/02/28/2199
Было бы ошибкой считать что мой предыдущий текст об окурках как-то связан с темой мусорной реформы. Ни единого сигнала об этой, кому-то покажется донельзя актуальной проблеме, не поступало в генерирующую систему моего словоизвержения, когда я писал об окурках по совершенно другому поводу.
Хотя "замодневшая нынче мусорная тема" и трогает меня, но как-то краем своего влияния; и воспринимается мной как очередной вывих - очевидно панический - наших правителей, лихорадочно испытующий нерв народа, зацепив который, можно нащупать выход из всеобъемлющей безнадёги, щедро маскируемой ажиотажем патриотизма и показной гордости за прошлое, легендарное в полном смысле этого слова про были, которые небыли, больше чем это может себе вообразить и самый привередливый дознаватель.
Тут уместно привести короткую историю, мне кажется тактично, но адекватно иллюстрирующую сегодняшнее состояние верховных элит управления..
Слепая выработка, да ещё из восстающего. Готовится отпалка забоя. Работают двое: взрывник и горный мастер. Взрывник заряжает шпуры и уже формирует пучок зажигательных трубок; а мастер контролирует качество, чтобы всё было по паспорту - плотность заряда, очерёдность , замедление и прочее. Вот и всё готово.
-Поджигай!
Зашипели шнуры, пошёл огонь к детонаторам.
Пора в нишу, откуда ведёт спуск в восстающий!
Слушать и считать, как отработают врубовые, вспомогательные, основные, оконтуривающие - будем внизу .
Взрывник - шустряк, уже исчез в нише. А мастер - тёха, да ещё запнулся, упал так ,что разбил стекло на головке светильника - не из плекса он, а стеклянную поставил, дурень. Лампочка погасла и настала абсолютная темень, и - несколько последних секунд дурной твоей жизни. Где-е-е выход?! Лихорадочно ощупывается каждый выступ стенки. Лихорадочно!
И, за мгновение до первого взрыва, проваливаешься в темноту спасительной ниши, да кубарем летишь вниз, в светлый штрек.
Так мастер остался жив, и к моменту своего мне рассказа, стал главным инженером - очередным моим непосредственным начальником.
Сочувствую ли я искателям выходов в светлое завтра? Ещё бы я заморачивался даже душевным соучастием в очередной общенародной напёрсточной игре!
Всё-равно меня, вместе с моим родненьким народом, обуют по полной программе.
Лучше уж я буду выживать в своём скрадке, да по своим уж понятиям.
-Интересно ли узнать кое-что из них?
Тогда слушай!
В финале своей трудовой деятельности, я резко оборвал своё участие в героических подвигах по разрушения социалистического народного хозяйства, единственным устойчивым продуктом которого было создание, такой общности как одуревший советский народ, которую можно образно представить как изношенную проститутку, выставлявшую себя недотрогой, и образцом добродетели. Но так же не бывает, чтобы кто-то преодолел болото да не измазался. Этим и тяжелы были времена девяностых годов двадцатого века. Моих бойцовских сил хватило ровно до конца года одна тысяча девятьсот девяносто девятого.Решительно отказавшись от должности начальника структуры, умудрявшейся выживать без претензий со всех сторон, начиная с налоговиков и завершая местными бандитами, я оказался на свободе от средств существования. Бросив, раз и уж навсегда, жизнь социального идиота, до того погружённого по самое не могу в трясину перманентных реформ, о которых и говорить-то с достоверными подробностями опасно для психического здоровья нынешнего поколения, я выпрыгнул на ходу из катафалка с умерщвлённым наконец-то социализмом. Возница - зачатый в грехах и надеждах на светлое будущее, да так и остающийся до сего дня недоразвитым - капитализм не заметил потери бойца.
Итак я обрёл, наконец, райское наслаждение. И предстал перед небесами в образе сторожа. Не у врат сакрально небесных, но грешной территории, ещё не до конца развалившегося предприятия областного значения. Рабочим местом моим теперь была микроскопических размеров сторожка со столом, стулом и топчаном.
Престарелые ветераны службы охраны сменяли здесь друг друга по утрам. Так что день-то, по правде сказать, был не вполне безмятежен. Но зато к вечеру наступала благодать: я и мир вокруг меня! Топчаном я пренебрегал даже ночью летней, уходя на возвышенное место подконтрольной территории и там отдавался власти порока в эти дни охватившего меня целиком. Из меня так и пёрло:
Вечерняя звезда явилась в небе.
Сквозь полог рваных туч она глядит сюда,
Где сонм медвяных трав нашёптывает небыль
О том, как канут в сон ночные города.
Они лежат внизу, расцвечены огнями:
Пунктиром улиц, нервным пульсом фар.
Уж так заведено - отпущенными днями
Сжигают слепо краткой жизни дар.
В уют клеток-квартир, комфорт автосалонов
Они погрузят нас, казалось, навсегда.
Но вот горит она – в пустынном небосклоне –
Своим холодным светом дальняя звезда.
Тот заплутавший луч её, что я сейчас увидел,
Исторгнут был тогда, когда в земной глуши,
В краю, где мы нашли себе обитель –
Не было ни огней, и ни живой души.
Зачем я знаю то, что в эти же мгновенья,
Когда я чувствую настой душистых трав,
Во чреве той звезды произошло творенье:
Родился новый луч – как светом свет поправ?
Он тоже будет здесь, когда опять пустынны
Предстанут склоны одичалых мест.
Одна наша река будет струиться, в этом мире.
Сквозь - ставшим уж давно вновь заповедным - лес.
Тягучие года так обратятся в нечто,
Которому найти названье нелегко…
…Но что мне до того, когда я так беспечно
дышу в ночи теплом – и на душе светло.
Немыслимая жизнь далёкого светила,
И, исходящий здесь, травы недолгий век –
Три сущности сейчас соединили:
Звезда, трава и я – счастливый человек.
Но раньше начала подобных экзерсисов я запирал на замок въезные ворота, брал в цеху штатную там метлу, и привычными, навыками крестьянского происхождения, движениями легко собирал накопившийся сор с округи с радиуса расстояний прямой видимости. Когда площадь приобретала достойный вид, я уходил в цех, в кондейку слесарей, да прибирал мусор и там, мыл оставшуюся от чаепитий посуду. Словом, делал так, чтобы на душе становилось легко.
Когда ко мне подступает очередная подобная блажь, вспоминается мне одна давняя женщина. Она была сильно не молода, ещё более грузна телом, да одинока, и со своим одиночеством давно уж смирилась, оказавшись в диком месте на краю земли. Однажды случилось мне, молодому мужчине в самом расцвете сил, но уже с невероятно счастливой судьбой, беседоватьс этой женщиной о разном. Видимо я был парнем настолько безопасным для сколько бы взыскательных особ, что со мной можно было говорить о чём угодно сокровенном. И вот моя собеседница, как-то раз особенно печально вздохнула и молвила, глядя куда-то в даль :
-Знаешь, когда мне становится до невозможности грустно, я берусь и тщательно вымою полы. Хорошо ещё если в оконце проглянет и солнышко, и уж тогда пол этот смотрит на меня да... ( тут последовала пауза, видимо для того чтобы ещё раз предметно восстановить в себе некую былую эмоцию) .... он у л ы б а е т с я.
Видимо точно так же, как улыбнулась мне эта женщина - счастливо, как улыбается некий цветок, расцветший сейчас только, чтобы совсем скоро увянуть навсегда, подчиняюсь закону эволюции, причудливому, но безусловно целесообразному.
У л ы б а е т с я !
Не надо было мне говорить такое. Ибо скрытая чистота души человеческой тогда находит в моей капризной душонке свой уголок, и уж оттуда её никаким способом не выжить. Время от времени она тревожит меня и тогда я страдаю от осознания собственного бессилия что-либо исправить в судьбе человека, способного так врастать в мир добра и красоты.
В чистом же цеху я включал тогда приёмник на волне вменяемой радиостанции, и оказывалось так, что к этому времени там начиналась передача о том, что я, (едва ли не единственное) абсолютно не способен сотворить. Это - музыка. Вот её я и слушал . И тогда во мне происходило нечто такое, о чём я до того даже и не помышлял.
Закрыв глаза, я внутренним своим зрением видел вдруг, например, весёлый огонь. И знал уже, что вот именно сейчас, сейчас, сейчас да приидут невесть откуда, слова темы полнокомплектной от начала и до конца:
Закрываю глаза, чтоб не видеть окрест,
И впускаю в себя эту музыку яда
Сладкого, как непорочность невест.
И для чуткого сердца приходит отрада.
Так затлеют в душе отложенья грехов,
Ненароком нашедших приют в вертограде –
Се сгорают остатки тяжелых оков
На весёлом огне по иссохшей лозе винограда.
Остаётся со мной лишь пленительный дым
С горьким запахом вечной надежды.
И теперь - чтобы снова предстать молодым –
Растворяю росой окропленные вежды.
Иногда что-то закрывало мне доступ к животворящей метле и тогда уж я не достигал блаженства, а, напротив, становился язвительным, и взгляд мой видел вокруг одну только драму:
Чуть в стороне от моего порога,
Где заросли травы, - ни дать, ни взять-
Пропитаны отбросами дороги,
Пришла какая-то собака умирать.
Был день в печальном ожидании снега,
Последние листы скользили вниз с берез.
Ну, самая пора предаться смертной неге,
Ничьих не вызывая слез.
Еще я думал - она так, от блажи
Раскинулась чернеющим пластом.
И по инстинкту горной стражи,
Ее огрел я изгоняющим прутом.
Последние остатки сил своих, собрав, собою
Она вернула, уходящий было, взгляд,
Да изошлась в тиши утробным воем:
-Оставь меня! И я пошёл назад.
Туда, к своим делам и тлеющей надежде,-
В преддверии еще одной зимы,-
Что злоба дней пройдет и будет нам беспечность
Еще дана. О, как, порой, наивны все же мы!
Наивен? Да, наивен. Да ещё и как!
Эти мои не афишируемые танцы с метлой, как причуду из арсенала дворнических обязанностей заметил некий наш начальник из конторы. И вскоре не замедлил попенять мне, что ареал моих подметальных пристрастий как бы несколько маловат. Дескать, надо впредь делать это на постоянной основе, да ещё и прихватывать изрядный кусок за пределами ворот, примыкающий к дороге, по которой по утрам мусоровозы спецавтохозяйства спешили на полигон захоронения ТБО, обильно усыпая обочину случайно выпавшими отбросами.
Конечно я предполагал вероятность такого развития отношений. Но как-то не вполне реально. А вот коллеги мои стали косо на меня поглядывать - видимо их тоже прессовал ретивый и находчивый администратор.
Тогда мы сообща послали его...
А я конкретно оставил свою идиотскую причуду, лишний раз убедившись в универсальной вредоносности благих намерений.
Полтора десятка лет прошло с тех пор. И теперь всё сложнее выделить мне в массиве бренного мира благостные мотивы. Даже в распространившемся вокруг сияющем антураже новообразований, видится ( а может чудится?) неустранимое притворство нашего нового обывателя, так и норовящего украсить иноземную машину наклейкой "Можем повторить". Чувствуется что такое стремление любо изощрённым прохиндеям от элит.
А для безвольного наблюдателя такое явление больше к месту в памфлетах, или, наоборот, в тихоньком поскуливании об ушедших днях горячечной активности в борьбе за элементарное выживание, которое с надеждами на лучшее может назвать, разве что неисправимый человек не от мира сего.
Всё же, видимо неспроста придрался я к тем злосчастным окуркам, определив для себя их всего лишь одним из многих прочих, но однозначным маркёром такого сложного явления, как человек в совокупности своих устоявшихся социокультурных привычек поведения и отношений с внешним миром.
Но ведь вот почему же в диких местах не встретишь такого явления, как грязь, мусор, отбросы? Да потому что природа настолько гармонизировала отношения своих детищ, что и сама жестокость не умножает скверну, а употребляется для приумножения своих щедрот.
А наше показушное, выше всяких старорежимных зубов вооружённое, человеколюбие, наложенное на привычку разбить в пух и прах позицию оппонента по этой ( впрочем и по всякой иной) проблеме, да даже и самого диссидента, и обнаруживает ту скрытую панику во властных структурах, возрастающую по мере накопления вызовов времени, при всеобщей косорылости населения, теперь вот прикрытой достижениями цивилизации вызывающе чужеродного нам мира.
Однако же не будем здесь иронизировать например над эпизодом культового романа, и ещё более духоподъёмного фильма по нему, когда в одно из мгновений весны некий изверг рода человеческого, гуляя по лесу прифронтовому, на краю однозначно прогнозируемой теперь уже личной его катастрофы, окурок своей сигареты машинально прячет в спичечный коробок . Но этот чистоплюй - он из высшей знати фашист, а вот приятная во всех отношениях женщина нынешних времён, она насквозь наша, она потомок победителей того чистоплюя, и она, может быть и не выкидывает свой окурок из окна прямо на ходу своего сверкающего автомобиля. Может быть да. Но вот она останавливается в укромном местечке родного города и ... и выставляет пакет с мусором к самой стойке водоразборной колонки, питающей водою отстойную часть городского населения. И вот это её действие говорит мне не только о причудливой чистоплотности дамы, а раскрывает всю глубину её адаптации к природе отношений между людьми моей родины, в которые она погружена по самое не могу. Толстенную монографию по проблеме отношений в этом нашенском мире можно бы написать, исследуя корни этого, для неё естественного поступка. Но я буду краток - вот вам ещё один беглый раб, имя которому Окурок. Тогда уж максиму-призыв со стен совкового общепита про чисто не там где метут, можно с лёгкостью перефразировать в прямую противоположность, в некий закон действа - "Чисто не там, где не сорят, а там, где прибирают". Во исполнение соответствующего пункта свежепринятого федерального закона, выраженного настолько отменным канцеляритом, что обыватель не способен разгадать вложенный в таковую новеллу смысл и самый подвох, заключающийся в том что за всё про всё не только спросится с обывателя, а ещё и наварится не слабо бабок для пополнения счетов в офшорах.
Для меня же известный на тему мусора тотальный и повальный субботник - "это когда те, кто никогда не мусорит, убирают за теми, кто никогда за собой не убирает". Во все времена, участие в этом мероприятии было для меня злом неизбежным, бороться с которым далеко не только опасно относительно дальнейших перспектив выживания в мире сложившихся без тебя отношений, в которых воля и силы одного исчезающе ничтожны, оттого и бессмыслены.
Понятно ли что далеко не о мусоре мои здесь рассуждения? Если бы о мусоре - то это было бы хоть какое-то сужение темы масштабов наших проблем. Конечно, окурки прошлых периодов, скорее всего, уберутся с наших улиц, куда-то туда, куда и на самом верху нашей вертикали всё никак не могут определить, даже ценой побуждения к наживе неких операторов задуманной, но непродуманной в деталях системы, оригинальной в пику тем системам, которые действуют плодотворно в противных частях белого света.
Но станет ли тогда светло на душе; улыбнётся ли под ласковым солнышком нам родная земля?
Впрочем, довольно уже блуждать в дебрях причудливых и путанных моих здесь аналогий!
А вот что же делать с мусором в наших головах и душах; где, в каких укромных местах нашего отечества утилизируется эта субстанция духа, пожирающая, кажется уже, остатки биологически обусловленных наших свойств природной рациональности? - вопрос это не так-то просто разубожить другими размышлениями, более благостного характера.
Ведь всё-таки, с этим надо что-то решить, ибо уже даёт себя знать предположение о том, что радикально оптимистичный выход из проблемы возможен только силой некоего природного катаклизма планетарного масштаба - не буду здесь уточнять. что именно я имею ввиду.
3 марта 2019 г.
22:28:34