Очнулся Иван ночью. С трудом перевернулся на спину. Звезды были яркими и крупными, как весной, а над головой сверкал Летний треугольник. Венера еще не взошла. Во лбу гнездилась острая боль. Встал Иван на колени, потом выпрямился и что-то в глазах мигнуло. Звезды стали тусклыми, над горизонтом появилась пурпурная Луна, а невдалеке сквозь березы заполыхал костер. Побрел Иван к костру, спотыкаясь о кочки, убегать было как-то стыдно. Кочки были такими странно высокими, ваше пояса, но воды между ними не было. Костер вдруг приблизился, стал тоже пурпурным, и ясно проступила на фоне огня фигура женщины. «Это что, Вальпургиева ночь, на Лысую Гору вроде кочки не похожи» - сам себе усмехнулся Иван.
- Подходи, Охотник, ближе, коли пришел. Но я давно тебя ждала. Знаешь, кто я? – голос женщины был глубокий, с чуть заметной хрипотцой
- Колдунья, наверное, - Иван с опаской покосился на огромную сковороду, что сама по себе висела в пламени костра.
- Пускай буду колдуньей. Любишь кукушкины сапожки?
- Конечно
- Вот это меня и удивляет. Тысячу лет таких уже не встречала, любовь в лесах слово редкое. Люди в лес за грибами, ягодами приходят, дрова заготавливают, лекарственные травы собирают. Как будто нет уже магии в травах. А, может, и правда уже нет. Сорви башмачок.
- Смеетесь? Я в жизни ни одной орхидеи не сорвал
- Знаю, но в эту ночь можно.
Оглянулся Иван и поразился картине невиданной. В темноте березы казались тоже черными, а башмачки светились всеми возможными красками, и было их так много, что и днем не встречал он в этих местах. И вдруг над головой с вершины березы истерично захохотала кукушка
- Сорви белую орхидею
Иван повиновался, сорвал, и показалось ему – орхидея вскрикнула. А колдунья запела:
Кукушка, кукушка
царевна с опушки
Грудь ястребиная,
стать соловьиная.
Прими яйцо белое,
Верни яйцо спелое
Бросила ведьма белые кукушкины сапожки на сковородку. Вспыхнули цветы белым пламенем и улетели в небо искрами. Упала с головы ведьмы вуаль и впиталась в землю как туман. Вновь захохотала над головой Ивана на березе кукушка. Заплясали звезды в небе. А боль во лбу у него исчезла.
- Сорви красный башмачок
И вновь запела:
Кукушка, кукушка
Подруга с опушки,
Зачем ты хохочешь
Скажи, чего хочешь,
Прими яйцо красное,
Желанье напрасное
Бросила ведьма кукушкины сапожки на сковородку. Вспыхнули цветы красным пламенем, замерцали искрами, собрались искры в шар и улетел шар в небо. Упала с плеч ведьмы шаль и впиталась в землю как туман. Вновь захохотала захлебываясь кукушка на березе за спиной Ивана. Качнулась земля под ногами.
В третий раз запела колдунья:
Кукушка, кукушка
Колдунья с опушки
Красные сапожки
Черные ножки,
Прими яйцо черное,
Укажи тропу торную.
Бросила ведьма кукушкины сапожки на сковороду. Раскололась сковорода на части, превратилась в искры, и устремились искры столбом в небо. Упало к ногам ведьмы изумрудное платье и впиталось в траву как туман. И вновь захохотала кукушка. Подняла ведьма руки к небу, напряглась ее грудь, казалось, сейчас и сама колдунья вспыхнет и улетит.
- Беги, Иван, пока не поздно, дальше смотреть тебе, смертному, нельзя, - застонала, закричала она. И бросился Иван бежать.
Кукушка уже не хохотала, а куковала вслед, так же быстро, как билось в груди его сердце. Как лось вломился он в тростники, вывалился на поляну, споткнулся о велосипед под березой, вскочил в седло, поймал самую большую передачу, какую нашел, и помчался по лесной дороге при свете луны с такой скоростью, какой в дневные часы он не ведал.
Выехал он из колков на широкий луг, погрузился в туман и увидел на дороге женскую фигуру. Обошла меня колдунья, мелькнула мысль. Нет, это была Мария!
Свалился он с велосипеда, тяжело дыша и сказать слова не мог.
- Где ты был? Я и в милиции побывала, в больнице и даже в морге, - воскликнула Мария , сначала дала ему пощечину, потом обняла и заплакала
- Как ты меня нашла, - наконец опомнился Иван
- Я нашла твою секретную карту. Что случилось?
- Ты сразу не поверишь! Мария, у нас будет ребенок!
Мария молчала, но он уже видел блеск звезд, что я отразился в ее глазах.
- Я тебе верю,- вдруг шепнула она.
Как в прошлом, Иван посадил ее перед собой на раму. И часто поворачивала Мария голову к Ивану, и целовались они до самого дома.