Мама улыбается нам. Она приехала в Тургеневку к своей маме, туда, где мы с тобой проводили летние каникулы. Она стоит на углу бабы Аниного дома, а мы, мокрые, пахнущие травой и речной водой, мчимся к ней на перегонки через картофельные посадки, проваливаясь по щиколотку в землю.
А помнишь сказку про «Барашку-Круторожку», которую мама сочиняла для нас перед сном? Это была бесконечная история с продолжением. Особенно она помогала нам, когда мы болели. Помогала терпеть боль от кусачих горчичников — незаменимых врачевателей того времени. Как не странно, но в памяти не осталось ни одного приключения Барашки, может быть из-за того, что после первых маминых слов, мы дружно засыпали. А первые слова каждой новой истории были одни и те же: «Барашка-Круторожка в дудочку играет»... Помнишь?
Мы были домашними детьми. И спать нас укладывали в полдесятого. А если домой я приходила после семи, мама очень обижалась. Хотя, откуда я могла знать — сколько сейчас времени? Было лето, светило солнце, и мои ровесники не спешили домой.
И даже, когда я стала замужней женщиной, я, каждый раз, должна была непременно звонить маме, и сообщать, что мы с мужем дошли нормально, и сейчас — дома. Стоило нам по дороге заболтаться с кем-нибудь из знакомых, и дома нас встречал тревожный звонок телефона. Мама переживала за нас.
И тем удивительней был тот случай, когда меня — третьеклассницу, посадили на поезд, и я, под присмотром соседей по купе, отправилась к бабе Ане в деревню.
А в четвёртом классе я попала в больницу на полгода. Больница находилась в посёлке Комсомольский. И как только мне было разрешено на выходные ездить домой, мама стала давать мне 50 копеек, и я сама добиралась до города. Потрясающе! Я чувствовала себя такой взрослой и самостоятельной. После уроков в пятницу я шла на автостанцию, покупала в окошке-кассе билет, и отправлялась в долгое и увлекательное путешествие домой.
Автобус шёл до города час. А я наслаждалась видом из окна... Уже наступила весна, и вся степь была усыпана сначала подснежниками, потом тюльпанами, а ближе к лету — одуванчиками.
Это было такое счастье — я ехала домой сама, как большая, мечтая увидеть своих любимых родных — тебя, папу, маму и бабушку Улю. А вокруг была цветущая степь!
Да, та самая степь, куда я могла уйти в любое время. И меня не искали, и не наказывали.
Этот парадокс маминого поведения я до сих пор не могу разгадать. Строгая, требующая соблюдения дисциплины, и в какой-то момент, дающая полную свободу.
Я ездила по турпутёвкам, и мама доверяла мне.
Как-то я привезла из Ташкента парня, мама решила, что это мой молодой человек, и приютила его у нас дома. А мы познакомились в аэропорту — оба опаздывали на посадку. Помню, он постоянно что-то ронял. Ему нужно было в Приозёрск. В Джезказгане была всего лишь пересадка. Самолёт в Приозёрск улетал утром следующего дня. И мама захватила его, совершенно чужого человека, вместе со мной. Я была — в шоке.
Папа работал машинистом тепловоза, и каково же было его удивление , когда ночью, приехав из поездки, он обнаружил под вешалкой огромные мужские ботинки, заботливо вымытые мамой.
А утром парень улетел, забыв по-рассеянности шариковую ручку и тапочки.
Мама с детства возила нас по городам — в Москву, в Ленинград, на полуостров Лисий Нос, в Батуми. А потом она возила моих детей в Питер и в Киев. Она хотела, чтоб мы как можно больше увидли.
А как любила она внуков! Но никогда с ними не сюсюкала. Она была им скорее другом чем бабушкой.
Подругой была и для меня. У меня не было от мамы секретов, чтобы ни случилось, я спешила поделиться с ней. Мне всегда нужен был её совет, меня интересовало её мнение, мне очень важно было её понимание. И пусть не всегда мама была на моей стороне, часто старалась держать нейтралитет, приговаривая: «Худой мир лучше доброй ссоры.» Но мне важно было поделиться с ней, рассказать ей всё-всё, пусть даже это будет не в мою пользу.
Я так благодарна маме за то, что она живо интересовалась моим творчеством. Очень любила мои стихи. Была благодарным зрителем и слушателем на моих выступлениях. И очень болела и радовалась за меня.
Сколько себя помню, я всегда была дочерью Марии Петровны. Мама была известным человеком, ведь практически, полгорода были её учениками. Бывало, идём по улице, а она только и успевает отвечать на приветствия. И тем сильнее было её удивление, когда она пришла на день рождения коллеги, и её представили гостям как маму Натальи Сергушовой.
Когда она рассказывала мне это, то кроме удивления в мамином голосе звучали гордость и уважение. И я поняла — мама признала меня равной себе.
Говорят, пока живы родители, мы остаёмся детьми. Иногда так хочется сказать: Барашка-Круторожка в дудочку играет. Зажмуриться, и вернуться в детство.