ГЛАВА 2
Первым делом, оставшегося в живых слугу перенесли в дом и обустроили в одной из изолированных гостевых комнат со всем комфортом, двоих спящих обустроили по соседству. Затем бросили их на попечение нанятых как санитарок студенток – дальних родственниц Антонины: растерянных, скучающих близняшек – двоюродных племяшек Антонины. И отправились на спешные похороны.
Это были самые странные похороны, какие можно было себе вообразить.
Могущественный, всеведущий Фернандес Гомес, обладающий, казалось, всеми мыслимыми связями и знакомствами, был похоронен скромно и скрытно. Чиллито купил гроб и лично доставил его в поместье. Переодел верного и, по сути, за все эти долгие годы единственного друга. Затем съездил за стареньким дьяконом для отпевания – Фернандес этого заслужил, и в искупление грехов, во спасение души «пособника Замостинского дьявола» Храму Замостина перепала изрядная сумма, почти все личные сбережения Фернандеса с разрешения Бертрана. В своё время Замостинскому Храму немало досталось и от Виктора Мендеса – при каждых крестинах и при венчании, и авансом – за грядущие грехи. И Отцы Храма - к их чести - этого не забыли.
Ганичек на похороны не приехал, но прислал Алву Земец на своём фургоне. И вместе с ней - коробки с глюкозой и физраствором, капельницу, кардиограф, энцефалограф и тонометр, парочку миниатюрных вибромассажёров, а также огромный тюк списанного больничного белья – «от себя лично». Оборудование в дом заносил шофёр Ганичека и распаковывал под руководством Алвы, а потом затаскивал его в новоиспеченные «больничные палаты». На эту работу ушло не менее часа.
Виктор был почему-то чрезвычайно рад видеть девушку, её искренне сочувствующее лицо, ласковые глаза. Она была совершенно не похожа на девушек его университета и тем более – на его сестёр. Почему не похожа – он затруднялся определить.
- Вы останетесь на поминки? – спросил он её.
- Вряд ли. Ведь я не только работаю и учусь в институте, но летом - ещё и на всяческих курсах. Дядя не даёт расслабляться и не делает поблажек – я делаю больше практических работ и курсовых, чем все мои сокурсники, вместе взятые. Да ещё и начало учебного года скоро. Нельзя ни упустить время, ни отстать ни на йоту. Я хочу стать хорошим врачом, Виктор.
- Даже если я лично вас попрошу, Алва? И потом, вы должны мне показать, как пользоваться этими хитрыми приборами.
- Ничего хитрого, - мягко улыбнулась Алва уголками губ, отчего её глаза сузились, а на щеках обозначились ямочки. – Вам когда-нибудь делали электрокардиограмму?
- Нет.
- А электроэнцефалограмму?
- Тоже нет.
- И давление не мерили?
- Представьте себе, нет.
- Вы счастливый человек. Конечно, покажу.
Виктор повёл её в «больничную палату». Алва вошла в комнату к спящему Кристину мягким, кошачьим шагом, принялась распаковывать приборы и устанавливать их.
- Это простенькие приборы, но чуткие. Дядя покупал их на свои деньги. Обнажите верхнюю половину туловища.
- Э… то есть, зачем? – Виктор опешил и взялся за верхнюю пуговицу чёрной рубашки.
- Да не свою. Вашего пациента. Вот так. Смотрите.
Алва умело опутала Кристина многочисленными проводочками – он не шелохнулся.
- Теперь подключаем – видите, побежали импульсы. Ваш пациент словно находится в «режиме замедления». Иначе – просто спит. Нормальный здоровый сон.
- Нормальный здоровый? – озадаченно переспросил Виктор, но Алва не обратила внимания на его удивление.
- Сейчас мы смерим артериальное давление.
Опять ловкие, умелые движения. Чёрный рукав затянут, воздух накачан, прибор пискнул, спуская воздух, заморгали и установились цифры.
- Видите? Вот это верхнее давление, систолическое, это – нижнее, диастолическое, сердечное. Сто шестьдесят на сто. Давление высоковато, небольшая тахикардия, но и это естественно и не фатально. Нужно следить за ним. Точно так же обследуете и двух других.
Виктор кивал, пытаясь осмыслить данные. Нормальный, здоровый сон. У зомбированного слуги с зависимостью? А, собственно, каким должен был быть сон у зависимого? В записях отца об этом ни слова. В его архивах – только ход и результаты лабораторных гематологических исследований. Наверное, медицинские карты исследованных слуг следует искать в архивах больницы – если они и все прочие следы недозволенных исследований после исчезновения Мендесов не были уничтожены, дабы уберечь больницу от погрома.
- Теперь я снимаю электрокардиограмму.
Затренькал кардиограф, зашуршала бумага.
- Сердце в полном порядке. Небольшие изменения – результаты стресса. Ритм синусовый. Вертикальное положение оси. Наблюдается синусовая брадикардия - в его положении это нормально. Хлоп. Изменения в миокарде – левый желудочек незначительно гипертрофирован, снижено питания задней стенки. Из-за этого внутрижелудочковая проводимость нарушена. У него гипертензия, дядя прав.
Алва сняла присоски и бережно обтёрла безвольное тело. Затем аккуратно откатила электрокардиограф и начала распаковывать банки с глюкозой, шприцы и капельницу.
- Гипертензия. То есть…
- То есть, возможность повышения артериального давления – что и подтвердил тонометр. Он не страдал от отёков, головокружений, тахикардии, головных и сердечных болей?
- Я не знаю… Фернандес не рассказывал…
- Диабет? Почечная недостаточность? Гепатит? Панкреатит? Холестерин? Травмы? – продолжала допрашивать Алва. Виктор только руками развел, его изумлению не было предела.
Алва истолковала его изумление по-своему.
- Мужчины редко жалуются, частенько терпят и вообще не любят лечиться. Между прочим, в больнице его бы полностью обследовали. Полный анализ крови. Полнее не бывает. Вся биохимия, гормоны…
Виктор передёрнулся. Всё это должен был сделать он.
- А теперь я установлю капельницу. Я выбирала сама, лучшую из новейших. Вот, это серьёзно, необходимо постоянно контролировать, делать перерывы… Менять места. Проверять, не затекла ли рука, не подтекает ли. Будете переносить то туда, то сюда. Запас одноразовых иголок невелик, но мы привезем еще, как получим. Я установлю скорость на минимум, у вас в запасе будет три с половиной часа. Но лучше не делать ставку на «авось» и надёжность аппарата, и подойти раньше. Легкомыслие тут не поощряется. Проверяйте, не мокро ли под ним. Вообще-то проще всего спускать мочу катетером время от времени, но вы же не станете этого делать, - Алва не спрашивала, а констатировала факт. – Так что приготовьтесь к тому, что под ним всегда будет мокро. Не забудьте резиновые или пластиковые пелёнки менять и мыть дезрастворами. Но лучше запастись памперсами.
Виктор кивнул – в монастырской больнице для малоимущих и престарелых частенько ими пользовались.
Виктор пристально следил, не отводя глаз, как Алва вводит шприц в вену, затем ловко развязывает жгут и настраивает капельницу на самую низкую скорость.
Установился нудный, нестерпимо медленный режим. «Наверное, можно сойти с ума», - подумал Виктор. – «Наблюдая за тем, как в тебя вливается огромная банка такими редкими и мизерными капельками. Какая, всё-таки, неприятная процедура. Придётся привыкнуть. Для отца это было привычно, нормально, наверняка, движения выверены, процедура отлажена. Как он ухитрялся попадать самому себе в вену? А что тут чудесного – наркоманы же попадают…» Виктор представил себя на месте отца – как он прокалывает иглой собственную руку – сначала кожу, потом находит вену и проталкивает иглу дальше, затем слегка ослабляет жгут, чтобы крови не вытекло много, затем ловко подключает распылитель – и передёрнулся.
Алва заметила его непроизвольное передергивание, но не засмеялась и не хмыкнула презрительно – лицо её оставалось мягким и ласковым, точно у матери. У матери…
У Виктора вдруг сжало горло. Мама. Почти таким же было её лицо, когда она смотрела на маленького Виктора. И Виктору сейчас её отчаянно не хватало.
- Да, процедура не для всех желанная, - согласилась Алва. – Вы могли бы и не смотреть. Наверное, этим будете не вы заниматься, а кто-то из девушек?
- Пока не знаю. Но лично я не представляю, как можно заниматься этим ежедневно, - признался Виктор. – Колоть десятки рук, постоянно – кровь, синяки…
- Наверное, призвание, - теперь Алва позволила себе улыбнуться и повернуть голову к Виктору. – Моей мечтою было стать хирургической сестрой – в нашей большой семье терапевт, две медсестры и один хирург. Правда, стоматолог. Я в детстве упражнялась на куклах, лечила окрестных кошек и собак. И даже птичек, которых цапали эти самые кошки. Когда делаешь укол или вливание, или ещё какую-то неприятную процедуру, важно знать, что ты делаешь это на благо пациенту, тогда и страха не будет, а будет желание помочь.
Алва распаковала одну из коробок с ампулами.
- Это сердечные средства. Если вдруг давление начнёт резко падать, можете добавить в банку кордиамин. Если еще подскочит – целанид, что я и делаю сейчас. Это происходит с помощью шприца, вот так, - она распаковала шприц, ловко отбила у ампулы горло и набрала прозрачную жидкость, затем осторожно ввела лекарство через мембрану внутрь сосуда.
- По-хорошему, надо было бы заставить всё это делать вас, лентяев, а самой – наблюдать и поправлять.
- Так заставили бы.
- Попробую отпроситься у дяди. Но вы не ждите скоро, работайте, прикладывайте руки. Кстати, одноразовые шприцы вам придётся закупать самостоятельно – дядя прислал только два десятка, самим не хватает, продолжаем стерилизовать многоразовые.
Алва снова обернулась к Кристину: - А вот так меняют бельё, - и её руки засновали, ловко скатывая простыню под неподвижным телом в валик. - Вы ещё забегите к нам за резиновыми валиками, будете подкладывать. Постараемся избежать пролежней. И пелёнку так удобнее менять. Конечно, морока большая, в больнице оно сподручнее. Почему вы отказались от постоянной сиделки?
- Я свалял дурака, - признался Виктор. – Эту оплошность можно исправить. Антонина, наша кухарка и домоправительница, срочно выписала из деревни племянниц. Вы сможете научить девчушек искусству сиделки?
- Не обязательно я, вы можете сами попробовать. Мне может быть просто некогда. Я и сейчас, к сожалению, не смогу остаться. Иначе запущу учёбу и не наверстаю – у меня ещё курсовая не написана по акупунктуре. Увы. А лучше всего вызвать сиделку из Общества Профессионалок.
- Виктор, ты скоро? – спросила Мария, недовольно заглядывая в палату. – Все ждут.
Вопрос о сиделке остался открытым. Виктор и Алва быстро спустились вниз, оставив слугу, который теперь лежал, опутанный проводочками энцефалографа, в окружении капельниц, которые ждали своего часа.
Мария за это время слегка навела на Фернандеса «макияж» - замаскировала синяки и кровоподтёки, опухшие глаза и прокушенную губу. Фернандес лежал белее снега, не похожий на себя – черты лица не разгладились, постоянное терпеливое и доброжелательное выражение превратилось в страдальческое.
Всё тот же безмолвный Фёдор выкопал могилу подле величественной символической гробницы четы Мендесов. «Со временем сделаем ещё одно надгробие», - думал Чиллито. Практически все присутствующие на отпевании рыдали. Кроме Чиллито, который ощущал, что смерть Фернандеса – лишь первое звено в цепочке начавших разворачиваться загадочных событий, и что убийца сейчас, вероятнее всего, среди них, но доподлинно не известно никому, кто он.
Продукты вызвались закупить Элеонор и Мария. Поминки решили провести скромно – Антонина была не в состоянии целый день стоять на кухне, она беспрерывно плакала, и ей даже пришлось досрочно вызвать из родной деревни двух племянниц, тихих, худеньких, бесцветных девчушек-близнецов лет пятнадцати, не то Лейну и Тену, не то Тейну и Лену. И Антонина командовала ими, не отнимая мокрого платка от лица. Одну из девочек пришлось приставить к застывшему в летаргии Кристину, ей велели сообщать обо всех неожиданностях и изменениях. Второй досталась «палата» с Сашей и Вейки. Чтобы ей не было так страшно, в комнату перенесли маленький видеоплеер с ящиком старых кассет и кипу глянцевых журналов, которые время от времени приобретал Бертран.
Наконец Виктор допросил Антонину, и узнал, что имя первой «сиделки поневоле» – Лейна, а вторая девочка, повыше ростом, во второй «палате» - это Тена.
- Брат совсем с Машкой замучился, - рассказывала Антонина, утирая слёзы одной рукой и раскладывая на противень пирожки другой рукой – эту процедуру она не доверяла никому. – Пьёт она, зараза! Правду сказать, Николка и сам пил, Машка начала, чтобы ему меньше доставалось, вот и втянулась. Потом доктор Ганичек помог ему справиться, а Машка так и не смогла. Всё продолжает безобразничать. Дружков завела, пропойц непотребных – они к ним повадились шастать. Николка их и так гоняет, и этак, и запирает Машку, Машка скандалит, а эти за сарай спрячутся – и давай насвистывать, вызывают, значит. Потому и девчонки забитые, боятся этих дружков – с тех пор как Тубака из ихней кампании под нашим забором валялась, а собака её сидела у калитки и на всех бросалась, на двор не пускала. Им тут лучше будет, никто не снасильничает...
- Что же этих в полицию не забрали?
- Да из-за той же Машки. Грозились они Машке волосы повыдергать и собаку натравить - Николке жалко стало её, он себя виноватым считает. И потом – она же мать его дочек… Оп-па! – порция пирожков отправилась в духовку.
- Жалко у пчёлки, - жёстко сказал Виктор.
- Что? – не поняла Антонина.
- Да нет, это я так, самому себе…
- Знаю, думаете, жалеть тут нечего… Да память у человека хорошая, и слишком. Помнит он всё – и как знакомились, и как дружили, и как девочек растили, и как вечеринки любили, на танцы ходили, а потом и втянулись… Сначала Машка с ним мучилась, теперь вот он с ней.
После панихиды и после того, как гроб скрылся в недрах земли, все, включая дьякона, отправились в дом на поминки. Никому не хотелось расходиться по своим комнатам. Словно люди только что вспомнили причину смерти Фернандеса – убийство. Тайный страх повис над обитателями дома, трепеща тяжёлым, дымным крылом.
Разговоры с воспоминаний об убитом, в которых, конечно, все теневые стороны превратились в солнечные лужайки с пляшущими зайчиками, переходили на нелепое, немотивированное преступление – и обратно. Бертран отказался от лекарств, и теперь пытался заместить их спиртным. Он забыл, что значит «бриться», и новорожденная щетина на его нежном лице смотрелась дико и неопрятно.
Увещевания и предупреждения Виктора и Чиллито не возымели действия. Бертран выпил больше всех и находился в невменяемом состоянии.
Чиллито и Виктор пили мало, что не мешало им чувствовать себя муторно, а тревога и усталость усугубляли действие алкоголя. Георгий пил много, но, в отличие от Бертрана, не пьянел. Девушки лишь пригубливали. Отвёл душу священник, но у него хватило сил - вовремя прервать процесс, и отваги - категорически помотать головой, когда ему предложили остаться в доме. И одному из охранников, только заступившему на дежурство и трезвому как стёклышко Яначеку, пришлось отвозить его домой.
- Фе не заслужил такого зверства! Он за всю жизнь мухи не обидел! Так мог сделать только маньяк!
- Значит, все мы тут где-то маньяки. Потому что всю жизнь с кровью дело имели. Как вампирчики. Вот признайся, ты что, ни разу никому не желал провалиться сквозь землю или сдохнуть?
- Мог сделать не только маньяк, но и обиженный, - заметил Герфил.
- Кто это тут обиженный? Кого мы обидели? – возмутился Бертран, вскакивая, как Ванька-встанька. Чиллито нажатием на плечо усадил его на место: - Сиди, друг. Среди нас обиженных нет, Берти прав. Насыщенная, бурлящая, интересная жизнь. Ну, разве только последние годы были немного – заметьте, совсем немного – похожи на затишье.
- Перед бурей?
- Просто затишье. Мы ждали вас, в Фернандесе ещё оставалось столько сил! Он жил надеждой на то, что увидит возрождение империи собственными глазами, увидит претендента на престол…
- Чил, не надо патетики, ты, вроде, не настолько пьян?
- Я трезв. Просто теряюсь в догадках. Более бессмысленного происшествия невозможно представить.
- Всё в этом мире имеет свой смысл. Если в нашей семье нет ни одного скрытого маньяка, то должны быть поводы. Причины. Основания. Мотивы…
- Мотивы есть у скрытых завистников или ненавистников. Фернандесу можно было завидовать только по-белому. И невозможно было возненавидеть. Я знал Ферни практически всю жизнь. Вот уж кого нельзя было назвать маньяком. Он был просто предан. Одержимо, да, но его целью было оберегать своего кумира и облегчать ему жизнь. Фернандес подкупал искренностью и добротой, и его обаянию невозможно было отказать. Не было такого дела, которое он не смог бы устроить, и ситуации, которую он не смог бы уле…урегури…урегулировать в лучшем свете, безо всякого зверства, шантажа, насилия – он их ненавидел. Сколько он сделал для семьи – не перечесть…
- Потому и убили, что делал для Мендесов, - влезла Мария.
- Помню, как он искал Леопольда Горбовского. Как он его искал – лично объездил все деревни и фермы, методично и скрупулёзно собирал слухи, проводил беседы – и ему рассказывали всё-всё, такова была сила доверия. Ему столько всего порассказали – хоть романы пиши! – Чиллито эффектно воздел руки.
- Или беруши вставляй, - снова вклинилась Мария.
- Помолчи, шалопайка. А ты, Чил, не воображай себя на трибуне, - поморщился Герфил. – Вот уж чего Ферни не терпел – так это театральности и официоза.
- Он предпочитал интим? – предположила Элеонор вполголоса, обращаясь как бы к самой себе. Потом зевнула во весь рот и стыдливо прикрыла его ладошкой.
- Не капай мне на мозги, я не играю, - обиделся Чиллито на Герфила, сделав вид, что не слышал Эли.
- Капельница! – воскликнул Виктор и побледнел, точно полотно. – Капельница! Я забыл про капельницу!
Следом за ним побледнели все остальные. Виктор вскочил и, покачиваясь, рванул в сторону импровизированной палаты. Следом поспешили девушки. Чиллито, Бертран, Герфил и прислуживающая Антонина остались на месте. Воспользовавшись моментом, Бухрома поспешил откланяться и отбыть поспать – на рассвете он заступал на дежурство на въезде.
Виктор обнаружил, что раствор давно ушёл в вену, а остатки жидкости в прозрачной петле даже не шелохнулись, так же, как и пациент. Рука заметно вспухла. Виктор аккуратно перекрыл трубку, замешкался с поисками взглядом бутылочки со спиртом: - Эля, где спирт?
- А-а… зачем спирт, Вики, если есть вино и водка?
- Эля, это тебе спиртное ударило в голову. Я пока ещё абсолютно трезв.
- Сомневаюсь, если ты в поисках спирта.
- Я не шучу, мы пришли сюда заниматься серьёзным делом!
- Я тоже не шучу.
Пока они пикировались, Мария уже отвинчивала колпачок от флакона с медицинским спиртом, макала в него ватный тампон и подкладывала под иглу.
- Ну, Вики, ты достаточно разумен, ты готов морально? Или это сделать мне?
- Я здравомыслящ как никогда.
Виктор взялся за пластиковый раструб и легонько потянул. Игла вышла из вены вместе с драгоценной каплей крови. Потом Виктор закрепил кусочком пластыря тампон, согнул безвольную руку в локте и зафиксировал её бинтом. Получилось нелепо, но надёжно. Виктор был сосредоточен и так серьёзен, что закусил губу.
- И ничего страшного! – сказал он, улыбаясь, с победным видом. – Всё предельно просто.
- Смотри, не загордись раньше времени, Вики. Ты ещё ничего не сделал. Подумаешь, вытащил иглу! Ты теперь попробуй поставить новые капельницы тем двоим, Саше и Вейки!
- И попробую! Интересно, а глюкоза добавляет в их формулу... Ой, что это?
- Что это? Он писает, Вики. Как ты думаешь, если в тебя залить столько жидкости, ты не описаешься?
- Может, позвать Антонину? – осторожно осведомился Виктор.
- Зачем? Просто поменяем памперс и поправим пелёнку.
- Мари, и ты это сделаешь? – поразилась Эля.
- Почему бы нет? Я взрослый беременный человек.
- Чего доброго, вообразишь, что он твой ребёночек.
Мария решительно откинула простыню, и Виктор с Элеонор отвернулись. Мария работала быстро и ловко, и когда любопытство в Элеонор взяло верх, и она обернулась, Мария уже поправляла на лежащем простыню.
- Ну вот, пусть отдыхает. Теперь можно спуститься вниз, пока поминающие не упились. А потом пойдём к Саше…
…В полночь девушки, после бессмысленных, вялых, беспорядочных и истеричных поминальных переговоров, после постановки капельниц, еле живые от усталости, встали из-за стола и, извинившись, ушли в свою спальню. Но вместо того, чтобы немедленно лечь спать, Мария сказала: - Эля, ты немедленно заступаешь на вахту.
- Так уж и немедленно? Подожди до завтра!
- Завтра уже наступило. Час назад. Разрешаю подождать до утра. Будешь искать Марцкявичюса в Сети. Кстати, он может быть в курсе новых акций – если это очередные шпионы.
- Какие шпионы? У вас паранойя. Это простая ревность. Мари, я умираю – так хочу спать.
- Не умрёшь. Мне необходимо обсудить план действий. И ревность не так уж проста, а весьма изощрённа и хитроумна.
В дверь постучали: - Девушки, можно к вам?
- Ну вот, ещё один мучитель явился. Вики, ты так быстро протрезвел?
- Он протрезвел от триумфа в комнате Кристина, - не преминула съязвить Элеонор.
– Иди прочь, садист! Мы уже спим!
- Входи, Вик, - милостиво разрешила Мария. – Эля преувеличивает. Самое время обсудить наши совместные шаги. Сначала – выясним алиби. С кого начнём?
- Конечно, с Бертрана. Он был в тот момент реально близок к преступнику, ближе невозможно. Ему ещё чертовски повезло, что он отсутствовал. От осознания этого свихнуться можно.
- Да. Но самая реальная возможность убить Фе была у Берти, куда ни кинь, - согласилась Мария. - В этот вечер они были вместе – впрочем, остальные тоже были в доме.
- В доме, но не вместе с Фе.
- Неважно, пять минут, если знать планировку – и ты в спальне. Ты обратил внимание, что Фернандес оставался относительно спокойным – не вскочил, не защищался, и даже не скатился на пол? Одеяло на нём словно приглаженное.
- Одеяло могли и расправить. На лицо его натянули явно специально – чтобы рана на глазу не сразу бросилась в глаза.
- Не факт.
- В отсутствие Берти в спальню Фернандеса теоретически мог успеть зайти кто угодно. Здесь нет чужих, Фе мог сильно подивиться причине визита, но не самому факту, и оставаться спокойным в любом случае.
- Даже если бы зашёл Фёдор или Антонина?
- Зачем им заходить? – изумилась Эля и даже всплеснула руками. – Они живут здесь очень давно, прижились. Если бы им что-то тут не нравилось, или возникли другие планы, они могли бы уйти давным-давно. И потом, они слишком далеко от дома. И в это время они обычно ещё все в хозяйстве. И для связи существует такое изобретение, как телефон.
- Вот видишь, ты очень удивилась предположительному визиту Фёдора и Антонины, так же и Фе мог очень удивиться. Они могли захотеть завладеть поместьем.
- И для этого убить Фернандеса? Чушь!
- Не чушь. Может, подложное завещание ждёт у нотариуса?
- Чьё завещание? Завещание только одно – семьи Мендесов. Склепать новое, подделав подписи – слишком сложно для этих простых, скромных и незлобивых людей.
- Быть скромным и незлобивым легко любому хорошему актёру.
- Вик, пожалуйста, не перебирай дешёвые детективные сюжеты, умоляю. Гораздо реальнее совершить убийство охраннику – у него хоть есть навыки.
- Только ворота находятся от спальни Фе ещё дальше, чем хозблок, да и не кажется ли тебе, что в этом случае Фернандес бы прямо-таки подскочил от неожиданности? В конце концов, подойти к нему незаметно было просто невозможно. И Берти услышал бы наверняка.
- Если он не уснул от переутомления. Мы упустили ещё одну причину проникновения постороннего в спальню Фернандеса – интимную. Он мог принимать любовника.
- В отсутствие Берти?
- Именно. Чтобы сделать ему сюрприз.
- Ещё один бредовый сценарий. А причина убийства так и осталась неизвестной.
- Мы много потеряли, не захотев исследовать отпечатки пальцев…
- Если они были. В чём я сомневаюсь.
- Отпечатки всегда имеются, - философски заметил Виктор. – А ещё в придачу к следователю мы имели бы возможность огласки, подпорченной репутации, дополнительной неприязни к нам. А нам ещё возвращаться назад, на учёбу. Нас могли бы задержать и не выпустить из страны.
- Зануда. Я засыпаю под твою речь…
- Подпорченная репутация и так имеет место быть. С чего начнём завтра? То есть, сегодня?
- Мы опросим всех на предмет алиби. Теоретически, возможность была у всех, даже у охранника. Даже у того, кто зашёл на территорию усадьбы с попущения охранника.
- Если кто-то охотится за открытием отца, какие-то старые резиденты, то кандидатура Кристина – следующая: в нём – кровь отца. Его не убьют, его могут украсть. И Сашу, и Вейки, и Кристина нужно тщательно охранять. Вместо замученной девочки приставить к нему охранника.
- Украсть? Ты в своём уме? – проснулась Элеонор. – Охранять полумёртвых слуг? А как же мы? Ты не думал, что мы тоже в опасности? В нас этой самой крови куда больше.
- Они – последние из могикан. Феномен Кристина необходимо изучить.
- Ага. Чтобы клонировать из него Виктора Мендеса-старшего. В одном флаконе с Фернандесом. Ты бредишь.
- Не хочешь ли ты предложить стоять на часах около кровников всем нам поочередно?
- Хм… почему бы и нет? – заметил Виктор. – Лично я вполне мог бы. Боюсь, у меня реально развитие бессонницы.
- Развивайтесь где-нибудь в другом месте, - попросила Элеонор. Она вытащила из сумочки небольшой, изящный пистолет, выстреливающий едкими перцовыми струйками, положила на подушку и демонстративно рухнула на кровать.
- Всё, меня нет. Даже если меня убьют, я этого даже не почувствую.
- Ладно, - сдался Виктор. – Но я после предварительного сбора информации объявлю большой сбор. Всех абсолютно. В главной гостиной.
- Для допроса?
- Для допроса и очной ставки. И вы этого не избежите.
Если Фернандес Вега был похоронен, как положено, с почестями, отпеванием, дружеской панихидой и поминками, то от его кровников постарались избавиться как можно тише и быстрее. Сразу после ухода доктора Ганичека, на рассвете, двое погибших слуг были похоронены тайком – если так можно было назвать процедуру – в самом дальнем конце парка, в знак их заслуг перед домом Мендесов.
Могилу копали Фёдор и Чиллито. Чтобы в этом уголке больше не рыли, Чиллито взял на себя труд посадить на этом месте молодой боярышник, перенеся его из плодового сада. Он не хотел этого вспоминать, но невольно всплывали в памяти ужасающие картины других «братских могил», когда кровников приходилось закапывать по несколько человек зараз на заброшенных пустырях, свалках, в оврагах и в ущельях. Наверное, приверженцы фашистского геноцида - и на земле и на небесах - тайно аплодировали им.
На импровизированных похоронах присутствовали только мужчины – и то по рабочей необходимости. Умершие в муках кровники были в своё время людьми. Нормальными, живыми людьми, которые в другой жизни имели семьи, друзей, которых когда-то очень давно любили и ждали, исчезновение которых оплакивали. Но об этом все давно забыли.