На фотографии, сделанной Милой Кудиновой, мы с Вовой. Вышли из Ленинграда, идём по Морскому каналу.
Глава 6. Уходим
Мы уже несколько раз обошли лодку. «Какая красавица, – Петрович был доволен. – Мачты лакированные, приятно посмотреть, уже не говоря про потрогать…»
– Я говорил с московскими из первого экипажа… – мрак. Сказали, ох и не завидуют они нам… Сами-то они еле выдержали, в контрах всю дорогу находились, никакого понимания не возникло, – Петрович, хоть и опоздал к встрече лодки, знал больше других, как всегда. – Что-то у них не так пошло. Ну да ладно… Как говорит Ирка – не суть. Итак. Я записал, что нам нужно делать в режиме ошпаренной кошки.
– Мало ли что у них там было… Забыли, Петрович, – поддержал Волков. – Вот лодка, вот мы. И другой данности нет. Читай, что ты там записал про ошпаренную кошку. Если кто не знает, Петрович будет боцманом. Вернее, два боцмана будет: Петрович и Луис.
– Первое, – сказал Петрович. – Поскольку будут дети на борту, у меня возникла одна хорошая идея.
– Понятно, – засмеялась Ирка. И все засмеялись.
– Надо обезопасить корму, и ничего смешного, – откровенно не понял Петрович. – Завтра будем с Луис обвязывать леера, сетку нужно сделать. Хоть немного спокойнее будет... Добровольцы в помощь приветствуются. Это раз.
Дальше. Сейчас подойдёт мой двоюродный брат, я пригласил. Первый экипаж ещё из Балтики связался с Серёгой, – Серёга кивнул, подтверждая. – Похоже, есть необходимость подштопать парусину. А брат мой, как известно, работает в такелажной мастерской пароходства – соответственно, можно надеяться на ремонт.
Следующее: бельё постельное стирать надо, и белья много. На Измайловском проспекте есть прачечная самообслуживания. Витя Крет в нашем распоряжении. Опять же, добровольцы приветствуются.
– Американцев привлекаем по минимуму, – сказал Волков, – пусть и дальше культурно развиваются. У них завтра, как я слышал, Додик Голощёкин. Пусть послушают наш американский джаз… Хотя некоторые сознательные готовы променять Додика на общественно полезную деятельность.
– Нужно продукты привезти, – напомнила я. – У меня дома всё лежит, Крет доставил вчера.
– Делаем так, – сказал Волков. – Док с тем же Кретом едут утром к Ленке за продуктами. Привозите, выгружаете и снова загружаетесь – уже грязным бельём. Ирина – с утра на лодку, надо бельё подготовить, чтоб в «Буханку» влезло. Большие мешки есть, я проверил, покажу, где взять. Возможно, понадобится два дня на стирку и сушку. Нужно успеть. Лена, Ирина, док… Справитесь втроём?
– Втроём и за день справимся, – засмеялась Ирка. – Володечка, ты понял? Тебя записали в женскую команду добровольцем.
Вова крякнул.
– Мы с Петровичем и Колей сегодня проверим машинное отделение и инструменты. Док, не посмотришь аптечку?
– А я-то тут с какого боку, идрит-ангидрит? Я матрос и прачка, если кто уже забыл. И московский доктор обидится. Я бы лично обиделся.
– Не гони волну, Вова, – сказал Петрович. – Бережёного бог бережёт. Посмотри аптечку.
Все разошлись: кто в машинное, кто брата встречать, кто аптечку смотреть.
– Пойдём, побродим ещё, – предложила Ирка. – Хорошая лодка, только старая. Работы много будет. Хоть бы нас с тобой в одной каюте поселили... Я тебе забыла рассказать: по-моему, одна из москвичек, которые у нас живут, беременна. Катя. Переводчица. Я её спросила в лоб, у меня ж не заржавеет, а она смеётся, отнекивается. Говорит: это я просто поправилась… Но точно беременная, месяцев пять.
В рубке сидел капитан Грэг, на коленях – годовалая девочка Эмили, на столе – карты морей и океанов… Увидев нас, улыбнулся светло.
– Как-то всё нереально, – шепнула я, и Ирка несколько раз кивнула в знак полного согласия.
– Я, стало быть, с Кретом вечером созвонюсь и договорюсь, – сказал мне док, когда мы разъезжались по домам. – Тебе сообщу, во сколько мы подъедем. Игорёха поможет вынести или нам с Витькой обоим подниматься?
– Игорёха в отъезде, будет только восемнадцатого к ночи, – не глядя на него, сказала я. – Оба поднимайтесь, там много тяжёлых коробок…
Вечером, пока ждала звонка, наконец, опомнилась, что вещи не собраны до сих пор… Сергей сказал, что нам выдадут спортивные костюмы, непромоканцы, пуховики, – ничего такого с собой брать не надо, сказал. Перебрала футболки, померила купальник – сойдёт… Может, и возможности не будет этот купальник надеть. Джинсы, свитера, что ещё-то?
Уложила сумку – маленькая получилась сумка. Завтра нужно Ирку спросить, что она берёт.
Ещё сегодня в планах разговор с мамой, и это серьёзно. Мама до сих пор думает, что я поплыву в Америку на каком-то большом пароходе – она так поняла полгода назад, а я не разуверяла. Отцу неделю назад я сказала правду, и он обещал молчать – не нужно ей нервничать раньше времени. Врать до самого конца не получится, они в любом случае пойдут провожать… Или завтра позвонить? Конечно, завтра! Придумала тоже, на ночь глядя... Не заснёт ведь.
Так и завтра только к ночи вернусь, и что делать?..
«Поеду к ним с утра восемнадцатого, уж отпустят меня ненадолго… И речь успею придумать правильную», – решила я.
– Вот, звоню… – сказал Вова, и я услышала, что он волнуется. – Не спишь ещё? Завтра в девять жди.
***
– Проходите, чаем напою, – я открыла дверь. – Ой, а где Крет?
– Ты мне можешь ответить на один вопрос? – Вова не заходил. Я кивнула.
– Напрягись. Меня интересует самый яркий момент твоей жизни из нашего общего обозримого прошлого.
– Была не была, – сказала я. – Это брудершафт на Обручеве. А где Крет-то?
– Крету приказано прибыть через час, к десяти. Хоть я и рисковал. – Вова зашёл. – Не знаю, чем это всё для нас закончится, но я бы предложил повторить брудершафт, чтоб закрепить пройденное.
– Что, идрит-ангидрит, прямо с утра?! – спросила я.
– В нашем конкретном случае выпивать не обязательно… – засмеялся Вова.
И я обняла его – на всю жизнь.
– Я вас раньше ждала, что вы так долго-то?! Столько всего интересного… По дороге расскажу, – сказала Ирка. – Бельё всё собрала, мешки огромные. Девушка одна американская вызвалась с нами ехать. Сьюзи, по-моему, зовут. Витюша, нам нужно всем как-то поместиться.
– Поместимся, – успокоил Крет. – Не егози. Сначала колбасу вашу выгрузим…
– Рассказывай, – обернулся Вова, когда отъехали. – А тебе точно удобно? – Ирка лежала под крышей «Буханки» поверх мешков с грязным бельём.
– Не суть, – сказала Ирка. – Коля Французов с Петровичем проверили инструмент. Всё разбросано по лодке, еле собрали. Инструмента мало. Свёрла все ломаные или тупые, хорошо, что нашли заточной станочек, будут точить. Парусину починить не удастся. Брат Петровича сказал, что это просто технически невозможно, слишком большие паруса для их оборудования. Дальше. Петрович сказал Грэгу про сетку безопасности, так тот так обрадовался!.. Очень, сказал, благодарен за прекрасную идею. Половина американцев осталась на лодке дела делать, не поедут на джаз.
– Голощёкин бы расстроился, если бы узнал, – сказал Вова. – А с аптечкой, Ирка, та же лажа. Бардак, а не аптечка. Но это всё объяснимо – лодка учебная, передаётся из рук в руки, от экипажа к экипажу. Нет хозяина, идрит-ангидрит. Завтра, надеюсь, получится с официальным доктором поговорить – много всего подкупить нужно.
– Вот ещё что! – вспомнила Ирка. – На лодке нужно ночевать до отхода, и уже ночуют. Волков ищет добровольцев на завтрашнюю ночь, несколько человек.
– У меня получится, – быстро сказала я. – Если мы сегодня с бельём справимся, то вообще день свободен будет. Вещи у меня собраны. С утра к родителям слетаю только, а потом могу.
– Я тоже не вижу никаких препятствий, – сказал Вова.
– Какие-то вы сговорчивые, это ж последняя ночь перед отходом… – удивилась Ирка и подпрыгнула на своих мешках. – Витюша, аккуратней на колдобинах, не картошку везёшь!
Сьюзи сидела и смотрела в окно – а что ей ещё делать? «Вам понравился Ленинград?» – спросила я, вспомнив о политесе, и она, улыбнувшись, приложила руку к сердцу.
В прачечной мы оставили народу одну стиральную машину, остальное оккупировали. «У нас международное дело государственной важности, вот и американка с нами, – строго отшивала всех Ирка. – Ничего никому не уступим, имеем право, у нас есть разрешение». Народ верил.
Белья было комплектов шестьдесят, не меньше. Машины отжимали плохо, приходилось пропускать через отжимной вал, а потом высушивать специальным горячим прессом. Закончили к восьми вечера, еле живые. Помню, Сьюзи была очень впечатлена.
– Ну, ребята, вы молодцы, – сказал Волков, помогая перетаскивать аккуратно упакованное чистое бельё на борт. – Док, Ленка, спасибо, что согласились посторожить завтра ночью… Решено, что в день отхода, в двенадцать, организуем открытые двери для родственников, потом погранцы с таможней, и во второй половине дня уходим. Всё.
***
«Игорь, – писала я в записке мужу следующим утром. – Если на лодке будет связь, то позвоню – надеюсь, ты уже вернёшься сегодня к вечеру… Я ночевать не приду, меня поставили вахтить. Так надо, и это не обсуждается. Завтра объединись с моими и приезжайте часам к двенадцати дня нас провожать на Морской вокзал. Сейчас еду обрабатывать маму».
Днём крутились пуще прежнего, перевозили с Кретом вещи американцев из мастерской Петровича на лодку. Встретившись с Вовой, закупали в аптеке по списку… и прочее, и прочее. На душе было легко – с мамой всё обошлось, недооценивала я свою маму. «Сапоги резиновые возьми, – сказала она строго, когда я закончила оправдываться за враньё. – Вдруг дождь будет. Ваня, – это отцу, – дай ей сапоги с шерстяными носками, они в кладовке, где всё твоё лесное…»
Сапоги взяла.
На лодке звучала музыка – пришли знакомые и незнакомые, пели под гитару. В другом конце лодки – магнитофон. Петрович, беззвучно матерясь, делал под музыку обвязку лееров и в перерывах точил свёрла.
– Народ! Русские! – крикнула Ирка. – Спускайтесь в кают-компанию, вещи раздают!
– Меня зовут Артём. Я с вами плыву, ага… А пока я должен вас одеть-обуть по списку, – у молодого человека были глаза дьяволёнка, а говорил он мягко и негромко, широко улыбаясь и очень внимательно рассматривая нас всех. – Сейчас познакомимся, ага… Какие приятные у всех лица...
«Что-то я его не видела, только что приехал, наверное… – шепнула мне Ирка. – Судя по «плыву» либо крутой яхтсмен – крутым яхтсменам разрешено так говорить, – либо московский хозяйственник какой-нибудь…»
– Вот что мы забыли, Вова, – подошёл Петрович. – Как получите «одеть-обуть», давайте-ка быстро в лабаз сгоняйте по-тихому. Тут хоть и сухой закон, но нам закон не писан. Надо, чтоб было. И вам тут ночь ночевать, не всухую же.
– Понятно, – вздохнул Вова. – Сгоняем. Скоро уже ноги по самое некуда сотрутся, гоняясь… Не надо мне денег, Петрович, у меня их – как у дурака махорки. Отпускные дали, с утра в институт заезжал.
– А мы ж валюту не купили… – ахнула я по дороге в магазин. – Ведь говорил же Волков…
– Это вы не купили, а мы купили, хе-хе… – сказал Вова, доставая зелёную бумажку. – Держи, общие будут. И не дрыгайся. – Вова погрозил мне пальцем. – Учись относиться ко мне по-хозяйски. Идрит-ангидрит.
На следующее утро Te Vega наполнилась: экипажем в полном составе, гостями, родственниками…
– Вот не странно ли, – сказал Петрович, – ни одного представителя слуг народа. Ни городского руководства, ни даже районного.
«Мне б твои проблемы, Петрович», – думала я, изо всех сил изображая беззаботность перед родителями и Игорем. В нескольких метрах от нас Вова, незаметно бросая на меня взгляды, общался со своей женой и друзьями.
– Прощаемся! – крикнул Волков, спасибо ему. – Мы вернёмся! Не рыдать! Провожающих прошу покинуть вагон!
– Вы идите, – сказала я. – Мне так лучше. Сейчас еще часа два нас проверять будут, что вам стоять-то… Идите.
Потом помню как во сне: на лодку поднялся православный священник, а за ним хор певчих. Священник сказал какие-то простые человеческие слова, благословив… Хор запел, и батюшка подарил капитану Грэгу иконку Ксении Петербуржской. Как позже рассказывал Юрий Рост, у батюшки, когда тот крестил мачту, обнажилась рука с наколотым якорьком.
Пограничники и таможня сработали неожиданно быстро. Видно, не верили, что дойдём.
– Отдать швартовы! – наконец крикнул Грэг.
– Ну что, поехали? Покатаемся? – тихо сказал мне Вова, и я уткнулась в него носом, уже совершенно свободная.
Продолжение http://www.proza.ru/2019/03/09/1069