Сказать, что Седьмая придумывала вводную к техническому регламенту с кондачка, отдать должное предвидению. Дар, которым Седьмая никогда не обладала. Но она честно собрала впечатления от всех членов мегалита и написала опус дословно, даже не пытаясь анализировать. «Полный мегалит аналитиков, с чего я буду чужую работу у кого-то отнимать»? Все (кроме Шестого) признали доводы убедительными. Что ж, каковы общие данные к регламенту, таков будет и регламент. Хотя… Если согласно вводным данным исключить взрывы природные и преднамеренные, то остаются случайные. Если воспроизвести опыты наложения Второго с графиком работы Пятой и опытным путем найти необходимые ингредиенты и их массу. К сожалению, Пятая не могла сразу припомнить, какие именно элементы перепутала, но их количество уже ограничено. Кроме того, по длине гасящих волн и характеру взрыва приблизительно можно определить плотность. Б/н смотрит восторженно, но в помощники не напрашивается. Десятая специально проговорилась, что б/н пытался(лась) рассчитать результат моей работы. Теперь от Шестого зависит её(его) талант расчетчика. Любопытно.
Вечный дежурный по мегалиту №518 – Шестой.
плохо и снаружи и внутри
нет просвета всё маета
позови покорми и погладь
Кота
Написано на заимке специально для котиков в знак благодарности за верность хозяину и другие заслуги.
Единицы измерения:
- 1 вер – около 10метров
- 1 тыд – около килограмма
Донна Рэк считалась в Задрюке дизайнером-новатором и садоводом-примитивистом с идеальным вкусом. Никто не представлял, чего стоили эти «примитивизм» и «новаторство». А рождались они путем выкручивания рук из-за жесточайшей экономии средств. Но вкус и чутье на гармонию у хозяйки безусловно были.
Её великолепная входная группа изначально планировалась, как арочная пергола. То есть она таковой была, когда донна Рэк купила её на распродаже при ликвидации одной из гостиниц на Буке. Четыре арки на полтора вера было катастрофически мало, потому хозяйка КВН устроила декоративный арочник от входа до порога, поделив таким образом путь на четыре части. Сами конструкции оплетали дикий виноград, хмель, лимонник и клематис. Изысканным бордюром пешеходной дорожки к дому расползалась оранжевая настурция. В первой секции господствовал лиловый цвет. За сиреневым шнитт-луком стояли флоксы и львиный зев, фиолетовые астры и всё в лавандовом обрамлении. В следующей – гиацинты с нарциссами, козульник, желтые ирисы, тюльпаны, рудбекия и гелиопсис. Затем, буйствовал красный: герани, маки, анемоны, пионы. И в последнюю секцию захватил розовый: хризантемы, лилии, нежные туберозы и космея не ярче пудрового или персикового цвета. Ничего вычурного или диковинного. Добиться минимального бюджета при максимальном разнообразии помогли члены клуба, подарившие малую толику рассады, но в основном семена и посадочный материал были честно стыренны в Нищебродском квартале, где вся эта красота цвела сама по себе да так буйно, что её никто не замечал.
Нца отметила про себя, что неплохо так же украсить постоялый двор. Со стыдом припомнила два кашпо с засохшими нечто, земля в которых могла соперничать по крепости с камнем. Что туда засунули припомнить не могла. Чахлые ростки в горшочках Гретты Тигровны тоже нельзя назвать украшением. Правда там проблема другая, это были утопленники, никогда не дававшие цвета. Позор.
-С конями нельзя, - вывел её из раздумий голос привратника.
Нца оглянулась. Орних следовал за ней попятам по странной блажи игнорируя цветник донны Рэк. Хоть что-то хорошее.
-А без коней?
-Тоже нельзя. Сёння не принимают. Уже недели две, как не принимают сёння.
Нца хотела аудиенции, а не заседания клуба Вдовствующих Невест, поэтому погнала швейцара доложить. Тот соизволил пригласить в холл и пошел докладывать без всякой охоты.
Районный пристав подождала минуты три, а потом совершенно случайно вытащила на свет из планшетки подарок ти-тролльской старухи Айрох. Вот тут-то её и попутало. В нишах напротив друг друга стояли трюмо и бюст на высокой подставке. Нца забилась к бюсту, скукожилась и накрылась шалью. Невидима. Обалдеть.
Донна Рэк влетела в залу небольшим тайфуном, раздраженно выговаривая швейцару, что слова «не принимают» относится ко всем без разбору включая районных приставов.
-И где она?
Швейцар пожал плечами. Может, ждать надоело, а может, слух хороший, услышала хозяйку и решила не связываться?
По стечению обстоятельств, Орниху надоело ждать около дверей, и он зацокал в сторону улицы. Швейцар выскочил, но как раз, чтоб увидеть его хвост.
-Я ж говорю, съехали они. Не дождались.
Хозяйка выдала служке втык за то, что побеспокоил и очередное предупреждение, что будет уволен если ещё хоть кого пустит, с чем и упорхнула, взметнув пепельно-розовое облако оборок.
Нца дождалась пока швейцар убредет восвояси, заперев (вот ведь не повезло) входную дверь на ключ, аккуратно сняла сапоги и на цыпочках отправилась искать другой выход. Чувствовала она себя при этом превосходно, хотя подозревала: реакция неправильная. Приключение, недостойное районного пристава возбуждало. Мысль, что её могут застукать, даже в голову не приходила.
Она кралась, кралась, заглядывая во все комнаты, пока не вышла в потайной дворик. В центре малюсенького пространства, окруженного плотной изгородью из неприветливого шиповника, стояли полотняный тент с кроватью, чайный столик и два кресла. В одном из них сидел мужчина – красавец, на коленях которого уютно устроилась Даина.
Нца раздумывала, не вернуться ли в дом? Одно дело бродить по условно пустому дому, и совсем другое подглядывать и подслушивать. Да и спрятаться толком негде. Разве забиться между перилами, живой изгородью и реальным высоким, девера два, не меньше, кирпичным забором?
Приоткрытая дверь в дом захлопнулась, отрезав путь к отступлению.
-Просто сквозняк, - успокаивала Даина мужчину.
- А я проверю.
Он поднялся из кресла, и оказался ещё красивее. Высокий брюнет, идеальное тело, ровно столько мышц, сколько требовалось, мужественное рубленное лицо. Подошел к двери, подергал ручку, посмотрел в упор на Нцу. Она перестала дышать под шалью, впечатываясь спиною к кирпичам до боли в лопатках. Ей даже показалось, что он её увидел, но красавец вернулся к Даине:
-Двери за собой закрывать надо. Мне кажется, ты зря так урезала заседания.
-Они так утомляют.
-Но для нашего дела – это идеально. Ты ведь хочешь стать донной Бокрс?
Он провел ладонью по плечу хозяйки КВН и та потекла реально.
-По «Трем воронам» мало подробностей.
-Завтра заседание, я всё узнаю, - лепетала Даина.
-К завтра у нас должна быть своя версия происходящего.
Мужчина говорил вкрадчиво и нежно, а хозяйка клуба настойчиво тащила его к алькову под тентом.
От того, что возможно, сейчас она станет свидетелем волшебства соития, Нца пришла в ужас. Нет, уж лучше пусть её сейчас увидят, осудят и изгонят, чем потом всю жизнь пытаться развидеть увиденное! Или нет, она поползет между кустами и стеной. На свете нет ничего идеального, должна быть брешь.
Гретта Тигровна и Уля Ле созвали срочное совещание среди себя в беседке городского парка, для чего пришлось изгнать из неё небольшую компанию нищебродской молодежи. Юнцы протестовали, угрожали, пошлили и не уважали возраст. Гретта Тигровна сурово сдвинула брови, а Уля Ле сложила ладошки и мило улыбнулась.
-Ну, и пес с вами, - уступили юнцы.
-Хорошие детки, - примирительно сказала Уля Ле. – Таки уважили.
-А попробовали бы не уважить, - подхватил Дай Но.
Оказалось, он стоял позади, поигрывая штатным Глюком, а рядом Сироша наперевес с орясиной и Маркфей за компанию:
-У меня назрел вопрос, - пояснил свое присутствие.
Как Гретта Тигровна не уговаривала его перенести беседу на другое время, уперся и ни в какую. У него сложно, проблемы и чувства.
-А как Сироша? – всполошилась вдова кузнеца Годри.
У Сироши тоже всё было сложно и драматично. Дед Годри, правда, подсказал, что женщины любят цветы, и даже посоветовал надергать розочек из новой стены беседки, но появился Маркфей и заявил, что если Сироша получит таким букет по морде, то это будет «в цвет» и «кузяво».
-Женщины живые цветы любят. Пойди в поле, нарви ромашек. Чего стену раскидывать, а потом челюсть лечить?
Вот несчастные в романтических отношениях парни и решили спросить профессионалов с большим жизненным опытом, как правильно подкатывать к женщинам, которые тебя отвергают.
-Ну, - замялась Гретта Тигровна, - два тыда железа точно дарить не стоит.
-Это почему? Ты видела, какие розы внучонок выковал? Ты бы от таких не отказалась.
-При чем тут я? Если правильно понимаю, речь идет об Эгиле?
-Хорошая девочка из приличной семьи. Прекрасная партия. С тонким художественным вкусом.
Подруги неожиданно завелись. Первой очнулась Гретта Тигровна. Зачем они вообще обсуждают всякую ерунду, когда собрались по серьезному делу. Вот Скорбящая Мстя считала, что все секреты прячутся у Даины Рэк. А если раскрыть секрет донны Рэк, то это поднимет престиж кого угодно и в глазах Нцы, и в глазенках Эгилы. Наверное. Дядюшка Опс даже план придумал, как тайно проникнуть в дом.
Гретта Тигровна надеялась перенаправить энергию двух замороченных шуры-мурами вздыхателей в другое русло и ошиблась. Дай Но лишь на секунду задумался и выдал:
-Если вы туда, я с вами. На стреме постою.
-И я на стреме. Лестницу подержу, - подхватил Сироша.
Маркфей возмутился. У него не было пассий и прочих глупостей в голове, а лезть в чужой дом, похоже, предстояло ему. Не бабульки же полезут?
-Кто-то должен отвлечь хозяйку. – приосанилась Гретта Тигровна. – Уля Ле.
-С чего бы?
-Сироша потерялся. Ты ищешь внука. А где его искать, как не в притоне?
-Я здесь! – развесил губы Сироша.
-Но она-то этого не знает.
Немного поломавшись, с планом Гретты Тигровны согласились все, но с небольшой поправкой: Уля Ле пойдет с Дай Но.
-Потому то он – власть. Меня одну пошлют, и правильно сделают, я бы послала, а его нельзя, потому что жандарм.
-Лезть будем со стороны глухого угла, - решила Гретта Тигровна.
-Там же яма и самое высокое место.
-А мы лестницу возьмем подлиннее. И я знаю у кого.
На том и порешили.
Нца наткнулась на условную дыру в кустах шиповника. Сломать сухую ветку, вскочить, сигануть и сгинуть. Идеальный план. Напрягла мышцы, готовясь в рывку, как в дверь забарабанили. Некто на ночь глядя рвался к Даине Рэк и не пустить его не было никакой возможности, потому что власть. Так ноющим голосом объяснял швейцар:
-Он меня вона, в зубы ударил.
-Если это наши жандармы, я их в порошок сотру, - пообещала Даина.
И побежала стирать. Гость немного поразмышлял около дверей, и, крадучись, ушел подслушивать.
Нца не сразу проверила в удачу, но задуманный маневр провернула в мгновенье ока. Перебросила оба сапога за забор и кошкой вскарабкалась наверх, где почти лицом к лицу столкнулась с Маркфеем. И пяткой его в плечи:
- Вниз, вниз.
А внизу была принята в заботливые руки Гретты Тигровны. Рядом сидел осоловевший Сироша, на голову которому прилетел один из тяжелых сапогов Нцы.
-Что нового? – самым обыденным голосом спросила Нца, оправляя казенную юбку и натягивая казенную обувь.
-Жмоха отпустили, - не менее обычным голосом сообщила Гретта Тигровна, словно каждый день таскала через весь Задрюк длинные лестницы для начальницы. – Под охраной.
-Это хорошо. Куда идем?
Конечно, к Уля Ле! Куда ещё можно отвести контуженного сапогом Сирошу? Опять же лестницу надо бы вернуть хозяевам. Желательно так же секретно, как и взяли. Как раз по дороге.
Хозяйка Запарковой уже дожидалась гостей, потчуя Дай Но чаем с крыжовниковым вареньем.
-Дай Но - умничка. Так по-деловому наехал на нахалку, мол, известно, что в доме прячется неизвестный, и он его, дескать, из-под земли нароет. И не дай, говорит, Гжуть это окажется Сироша.
Сироша прикладывал к лицу компрессы и радовался, что прилетел только один сапог. А если б оба? Нет, нынче был не его день.
Гретта Тигровна самым аккуратным образом выпытывала начальницу, что она делала в саду донны Рэк? Как там оказалась? Отказывалась верить, что «совершенно случайно».
-Почему? Вы же тоже совершенно случайно оказались с лестницей около забора. И хорошо, что оказались. Забор внутри много ниже чем снаружи. Не о том думаете. Лучше скажите, кто такой Бокрс, - отмахивалась Нца.
Бокрс? Подруги переглянулись. Правильно ли они поняли, то у Даины Рэк Нца видела красавчика Игрука Бокрса? Из-за которого некогда женщины в Задрюке устраивали настоящие дуэли? Он некогда был районным приставом, и при нем нашли «Гремучую смесь». Циничный подонок, каких поискать.
-Тогда он был совсем молоденький, а сейчас, поди, старый стал, некрасивый, - с некоторой ревностью спросила Гретта Тигровна, косясь в зеркало.
Нца вынуждена была её разочаровать. Красавчик был и теперь хорош.
Караван подходил к теплой зоне. Об этом говорили усилившийся пронизывающий ветер и облако, в которое они вошли утром, а к обеду вышли к криволесью, где устроили прощальный привал. Кохино не любил леса и начало тепла, поэтому Ром-Дима планировалось передать с рук на руки другому проводнику.
-Обо всём договорено, вишь ли, - успокаивали яки. – Браконьер. Очень хороший человек.
В ожидании очень хорошего браконьера устроили прощальный пир. Выгнали лису из грота, развели костер, вывалили остатки запасов, разлили по стаканчикам местной водяры – луси на якском наречии, очень крепкой и очень сладкой. Коварный напиток. До этого Ром-Дим его добавлял в травяной чай и был высоко мнения об его успокаивающем и расслабляющим действиях. Теперь же хлобыстнул полстакана и окосел. В нем проснулись страсть к плоским шуткам и ностальгия, так что он попеременно сомнительно шутил и танцевал под собственное пение, то изливал душу. Потом поэт решил, что в глазах раздвоилось: компания увеличилась. Подобное в его питейной практике случилось впервые, из-за чего он немного взгрустнул, решив, что это знак надвигающегося алкоголизма. Бормоча под нос: «Ну, вот и допился до галюников, осталось пропить постоялый двор и заселиться в нищебродском квартале». Приткнулся в уголок и вырубился.
Разбудил его яркий свет. Во рту было сухо, а тело ломило. Незнакомый мужик кошеварил на месте вчерашней попойки, а проводников из яков след простыл.
-Давно ушли, - хрипло сказал мужик, встретившись взглядом с Ром-Димом. – Горазд ты припухаться. Думал мы уже верст десять как отмахаем. Давай горяченького и погнали.
Браконьер и очень хороший человек (в этом поэт согласился с проводниками племени яков) подсунул Ром-Диму миску с дымящейся кашей и стакан мятного чая.
-Меня зовут… - разлепил слипшиеся уста Ром-Дим.
-Вчера знакомились, - отмахнулся браконьер.
-А я не помню, - огорчился поэт.
-Так я и не представлялся. Зачем тебе имя? Вот повяжут тебя, станут пытать, ты ж молчать не будешь? Так что отзываюсь на «Эй, ты». Ладушки?
Ром-Дим согласился. В этом было рациональное зерно. Если хочешь оставаться инкогнито, самое разумное вообще себя не называть.
-Заночуем на заимке. Вроде всё сказал. А, да. Ты на лошадях ездишь?
-Если очень спокойная, - скривился Ром-Дим. Желудок никак не желал работать, каша с чаем легли камнем, и перспектива тряски тревожила.
-Очень спокойная. Сейчас грузимся, едем и ничего не говорим. Ладушки?
Ром-Дима всё более чем устраивало, но если форс-мажор?
Браконьер успокоил, что если совсем хреново, то пару фраз от поэта он выдержит.
-А где кошки?
-Кошки? Не видел, – признался браконьер.
Ром-Дим для очистки совести позвал как-бы питомцев, но на его сиплое «киси-киси» никто не вышел. Поэт решил, что кошки ушли с яками. Вольные звери, куда хотят, с теми и идут. Хотя, обидно. Он к ним уже привык.
Кавалькада из четырех лошадей была почти такой же степенной, как сцепка яков. Ром-Дим решил пройти ногами, чтоб кровь разогнать, соскочил с лошади и раскрыл тайну сдержанного хода, уйдя по колено в снег. Вновь взобрался на лохматую лошаденку, которая с безразличием коровы, как только всадник её оставил, стала, словно вкопанная и стоило некоторых трудов убедить её идти дальше. И всё при полном молчании. Оказалось, молчать всю дорогу так же сложно, как и придумать тему для общей беседы, но Ром-Дим выдержал, за что и получил скупую похвалу от браконьера. Верно, у того были глаза на затылке, потому что поэт, когда глядел вперед видел только его спину.
Занесенная снегом почти по крышу избушка стояла на условной границе криволесья и хвойника. И для начала пришлось её откапывать, чтоб дверь открыть. Потом пришлось откапывать вход в сарайчик для лошадей, затем разгружаться, задавать корм, таскать вещи, растапливать печь. Управились затемно. Ром-Дим, до этого путешествующий почти на расслабоне, утомился очень, но тщательно умылся, выбрил щеки и подстриг запущенные усики. И вот когда уже поставили воду для чая, а котелок с кашей вовсю пыхтел, распространяя аромат еды, в дверь не то что поскреблись, в неё заколотили, громыхая железной щеколдой. Снаружи доносилось утробное «вау» и «тш-ш».
-Котики, - с умилением воскликнул Ром-Дим.
Браконьер предостерегал, мол, откуда котикам взяться, это скорее пума или красный волк, но Ром-Дим уже гостеприимно распахнул дверь, впустив в дом толику холода и одного из котов. Второй продолжал орать снаружи.
-Надо посмотреть, может, что с лошадьми случилось. Котя зря звать не будет, - сказал поэт.
И браконьер понял, что идти надо ему. Вошедший кот критически осмотрел комнату, потерся о ножку стола и завалился на единственную, а потому хозяйскую кровать. И как Ром-Дим не объяснял ему, что спать им следовало на тюфяке, любезно предоставленном браконьером, с кровати уйти отказался.
Хозяин вернулся со вторым котом и сумеречном настроении.
-Твои котики козла задрали.
Ром-Дим категорически отверг наветы. Как коты могли задрать горного козла?
-Вот и я думаю: как?
Ром-Дим сходу выдвинул несколько теорий, как несчастный козел оказался на пороге дома. Самая правдоподобная: козла загнал к заимке красный волк (или пума) и, соответственно, задрал, а коты, когда просились в дом, навели столько шума, что волк (или пума) испугался и убежал.
Браконьер с сомнением покачал головой: слишком много нестыковок. Взял нож и пошел свежевать тушу, бормоча, что как рассветет по следам разберется кто кого задрал. А когда вернулся в дом, его ждали накрытый стол и уют, который всегда привносят коты одним своим появлением.
Браконьер хмуро глянул на котов, мирно урчащих на кровати, и широким жестом уступил место гостю, подтверждая репутацию очень хорошего человека.