Свет отключили ровно в семь вечера. В доме сразу стало темно, непривычно тихо и даже таинственно. Только дрожащие желто-розовые сполохи от топившейся печи смягчали это впечатление. Зато разгулявшаяся за окном январская вьюга заявила о себе в тишине в полную силу. Стук и скрип ставен окна, стоны и завывание ветра, почти полностью заглушаемые раньше работающим телевизором, теперь ворвались вдруг в онемевший дом. Дима тихо выругался, мечта посмотреть полуфинал Евролиги по хоккею, кажется, переметнулась в разряд неисполнимых. "А ведь наше "Динамо" сегодня со шведской "Фрелундой" играет, накрылся вечерок", - тоскливо подумал он.
Выбираться куда-то в такую погоду не хотелось, спать было еще рано, тем более пятница, впереди выходные. Дима посмотрел в полузабитое снегом окно, на улице не видно было ни одного огонька, только стремительный хоровод снежинок крутил свой нескончаемый танец, бодро отстукивая ритм марша по стеклу. "Ладно, пойду хоть к соседям загляну, вместе оно и в темноте веселей". Дима прикрыл почти прогоревшую печь, накинул куртку "аляску", и плотно застегнув капюшон, вышел в мутную снежную ночь.
У соседских ворот вьюга намела уже порядочный сугроб. Дима с трудом отворил калитку и прошел во двор. Вся вечерняя жизнь у соседей, по-видимому, была сосредоточена в зимовье. В его окне видны были слабые отблески света, мелькающие тени и слышен был неясный гул человеческого многолюдья. Дима с трудом открыл примерзшую дверь и вместе с клубами пара ввалился внутрь.
Здесь было жарко, накурено и людно - вовсю шла гулянка. Отсутствие электричества на этом мероприятии никак не отражалось. На столе, в плошке с подсолнечным маслом, плавал безбожно чадящий фитилек, с трудом освещающий дрожащим светом небольшое помещение. Этот импровизированный осветительный прибор, наскоро сооруженный хозяйкой, все время кто-то пытался погасить. То дружный раскат хохота всей компании после очередного сального анекдота, то вокальные потуги двух кумушек, затянувших песню " Вот кто-то с горочки спустился…", то возня мужиков, затеявших прямо на столе, заставленном рюмками, тарелками с грибами, солеными огурцами и квашеной капустой, турнир по армрестлингу.
Картину застолья дополняло своеобразное музыкальное оформление - всеобщий шум и гвалт. Человек десять, сидящих у стола, одновременно ели, пили, спорили, разговаривали и смеялись. Вносил свою лепту в общий шум и видавший виды магнитофон "Романтика", стоявший в углу на старой тумбочке. Голосом Тани Булановой он пытался рассказать всему миру о том, что "Не плачь, еще одна осталась ночь у нас с тобой…". Батарейки в аппарате, видимо, находились в последней стадии агонии и потому ее, и без того протяжная песня, превратилась в какое-то невнятное завывание.
- Честной компании привет! - перекрикивая шум, поздоровался Дмитрий.
- О, Димон! Здорово! Давай к нам! Присаживайся! Ну-ка, давай, штрафную с мороза!
Диме, потеснившись, освободили место у стола, поставили чистую тарелку и налили граненый стакан мутного самогона по самые края, что называется, с горкой. Сей замечательный напиток резко благоухал сивухой и был даже на вид неприятно теплым.
- Ну, не хотел пить сегодня, а тут вот свет отключили, в общем, будем!
Дима залпом выпил и принялся быстро закусывать "деревенский нектар" соленым огурцом.
- Ну, могешь! Силен! Ведь это ж первачок, в ем, поди, градусов семьдесят будет. Ты, Дима, закусывай, закусывай, а не то развезет.
Самогон в мгновение ока разлился огненной волной по всему телу и приятно ударил в голову. Для почти непьющего Димы доза была убойная и чтобы соблюсти приличия и не уйти в аут после первого же приема спиртного, он принялся быстро закусывать.
- А чего свет-то вырубили?
- Да это Семка Калинник на своем лесовозе трансформатор на Советской протаранил, испанский летчик, блин. Мы как раз за бутылкой ходили, видели его подвиг. Такой фейерверк устроил, салют на Новый год отдыхает. Теперь все, до понедельника едва ли починят.
- Сам-то Семка живой?
- А чего ему, кабану, будет, он же пьяный в хлам, поди, и не понял ничего. Его жена домой утащила, а машина на трансформаторной будке так и стоит.
Чтобы не пришлось отговариваться от очередной порции, Дима отошел от стола, устроившись в стареньком продавленном кресле рядом с хрипящим магнитофоном.
Веселье тем временем нарастало вместе с градусом присутствующих. Время от времени кто-то уходил, кто- то приходил, кто- то бегал за очередной бутылкой самогона. Дима видел все происходящее, словно в мареве, иногда выпадая из бытия на какое-то время. Окончательно он пришел в себя, когда хорошо захмелевшие и возжелавшие музыки гости не в шутку взялись за магнитофон. Чтобы извлечь из него сколь-нибудь внятное звучание, его трясли, включали, выключали, просили и подбадривали самым изысканным матом.
В конце концов танцы все же состоялись, кто-то догадался подогреть окончательно севшие батарейки на сковороде. После этого магнитофон, к всеобщему ликованию исправно пел еще в течение целого получаса.
Часов в десять, когда Дима подумывал уже было отправляться восвояси, пришла Лида, кума хозяйки. Была она явно чем-то расстроена.
- Что случилось, Лида?- спросила хозяйка Наталья.
- Да беда прямо. Пашка мой заболел чего - то. Бегала сейчас в больницу, "скорую" вызывать, да они сказали, что ни врача, ни "скорой" нет. В город еще два часа назад роженицу Аньку Макарову повезли, а по такой погоде до утра вернутся ли, неизвестно.
- А чего с Пашкой -то? Простыл?
- Да нет, он же, зараза, у меня с Нового года почти без остановки пил. Ну и по всей деревне фестивалил. Дня три назад я его только и выловила. У Светки Кудлатой нашла. За шиворот оттуда его еле вытащила. Вот ведь мужики - кобели, сами уже и на ногах не стоят, а все равно все туда же. Ну я еще и Светке патлы расчесала заодно, чтобы чужих мужиков не приваживала. На завтра он ничего себе, вроде, одыбал, вчера даже дрова колол, в баньке попарился. Все, думаю, отошел мужик. А нет, сегодня он с утра самого сам не свой. Бледный весь, трясется, ничего не ест, и с головой у него вроде как не в порядке. То в лес, было, засобирался - насилу удержала его, то с фонарем под кровать полез, ловить кого-то. Я думала, с похмелья, стопку ему налила, так он ее в окно выкинул. Ну, думаю, не в первый раз, поди, ничего, отлежится. А он к вечеру совсем нехороший стал, бродит по дому, как привидение, все ему что-то мерещится. Я уж ножи и те спрятала, а все равно жутко, дом бы не подпалил или чего не сделал. Вот мы с Костей, старшеньким моим, его связали, ну и в больницу я побежала.
- Да, ну и дела. И мужик-то хороший, смирный, работящий, когда не пьет, а кто у нас не пьет? Знаешь, а ведь это Светка Кудлатая его сглазила. Тебе назло. У нее глаз нехороший. Нынешним летом мы с ней как-то в вечор коров со стада встречали. Она и говорит мне: "Смотри Наталья, у тебя Марта какая здоровущая, ровно бочка, молока, должно быть, дает по два ведра зараз", а сама, змеюка так хитро лыбется. Ну вот, а к утру мою Марту и раздуло, еле зарезать успели.
- Да, это ведьма, может, мало я ее за волосы потаскала. Да что же делать-то? Ведь мужик-то так дойдет вовсе, искать кого, чтобы в город свезли, что ли?
- Да тут врачи тебе не помогут. Тут надо по-другому, заговор снять с него надо, сглаз то есть. Я тебе помогу. У меня баушка Лукерья, покойница, - Наталья неумело перекрестилась на висящую в углу маленькую бумажную иконку, - так она умела и меня кое-чему научила. Все сделаем, пойдем, вот прямо сейчас.
В дорогу собирались основательно, сперва, конечно, выпили- закусили, взяли и с собой поллитровку, закуски и стали одеваться. Наталья обратилась к Диме:
- Сосед, ты вроде один трезвый тут, пошли с нами, а то мне потом одной домой возвращаться боязно будет.
- А пойдем, сходим, освежусь заодно, а то в голове все еще шумит.
"Лечить" Пашку отправились вчетвером. Лида, Наталья, Дима и увязавшийся с ними полупьяный Сашка Горшков или по- деревенски просто Горшок. Идти было хоть и не особенно далеко, но по заметенной, темной улице дошли только минут за пятнадцать и порядком успели продрогнуть. У дома Лидии белел огромный сугроб, Павел ставил здесь обычно свой трактор, леспромхозный "Беларусь". Сейчас он едва угадывался под толстым слоем снега.
- Вы подождите, я Шарика только в загон закрою.
Шариком Лида называла огромного, с метр ростом в холке, лохматого и свирепого пса. Пока она возилась во дворе, Дима, прикрываясь от ветра, закурил. Пронзительный ветер выдул с него последний хмель, и он с досадой подумал: "И зачем я с пьяными бабами связался, потащился черт знает куда, теперь ведь, точно, до утра эта катавасия. Сидел бы себе сейчас дома. Правда, интересно, как это они сглаз снимать с Пашки будут, когда его "белочка" с перепою посетила".
Горшок за дорогу так в себя и не пришел, но все же пока шли - держался, а как только остановились, силы его совсем покинули, он ослабел и норовил завалиться под трактор, испытывая острую необходимость где-нибудь срочно прикорнуть. Наталья с трудом удерживала его, прислонив к забору.
- Вот тоже мне, кавалер, на ногах не держится. Дим, да чего ты стоишь, помог бы.
Наконец, вышла Лида и пригласила пройти в дом. В доме, в большой комнате, которую хозяйка назвала залою, на столе стояла керосиновая лампа, и было относительно светло. Павел, лежавший на железной панцирной кровати, был связан по рукам и ногам разным подручным материалом, какими- то простынями и полотенцами и, вроде, спал. На вид он был действительно плох. Весь в испарине, судорожно сжимая руки и пытаясь делать какие-то бессвязные движения, он то бормотал, временами даже всхлипывал, то стихал на несколько минут.
- Ну, смотри, точно сглазили. Испортила Светка мужика! Вот же, лярва! Так, Лид, неси чистое полотенце, стакан, граненный, так, еще свечка мне нужна будет. А икона в доме есть какая? Воду-то святую на Рождество набирала? А ты, Дима, пока давай по стопочке нам плесни для сугрева.
Лида заметалась по дому, собирая на стол "ингредиенты" к предстоящему обряду. Тем временем все выпили, закусили. Горшка новая порция самогона оживила,он даже пытался пуститься в пляс, но чтобы не мешал, его вытолкали в сени освежиться.
Наталья, разложив на столе необходимый инвентарь, принялась за дело. В стакан с водой она лила воск с зажженной свечи, что- то при этом приговаривая. Время от времени она, сплевывая через левое плечо, брызгала на Пашку водой из стакана. Тот либо уснул, либо совсем сомлел в своих путах - лежал смирно.
Лида и Дмитрий сидели тихо и во все глаза смотрели на происходящий процесс.
- Подойди, Лида. Посмотри, какая фигура получилась. Вылитая Светка Кудлатая! Ее фигура и титьки ее точь в точь. Я же тебе говорила.
- Вот ведь! Ужас прямо! Точно, ведь, похожа!
Дима придвинулся ближе, но разглядеть в восковой пирамидке что-то, похожее на женскую фигуру, а тем более на Светку, ему не удалось, видимо, это было не всем дано.
- Ты теперь эту фигурку в печке сожги, а что останется потом в поле вынеси и по ветру развей. Все, сглаз мы с Паши сняли, теперь все в порядке будет.
Видимо, чтобы в этом удостовериться, Наталья с Лидой склонились над Павлом, о чем-то советуясь. В это время он, видимо, выскользнув из липких объятий сна, открыл глаза и, увидев две склоненные над ним головы, от неожиданности дернулся и громко закричал. Чтобы так визгливо мог кричать такой здоровенный мужик, Дима до того и не подозревал. Наконец, тот, узнав свою драгоценную половину и ее куму, выдохнул:
- Ну - у - у, бабы, вы даете! С ума, что ли сошли? Чуть богу душу не отдал из-за вас. Тут и так всякая гадость снилась, глаза открываю - вы стоите, кого хошь "кондратий" схватит. Чего вы? И связали зачем меня?
- Так, Пашенька, не волнуйся, все будет хорошо, сейчас развяжем. Это мы тебя лечили. Вот, Наталья, с тебя сглаз снимала…
А Павел с того случая пить, правда, бросил совсем. Пить бросил и Горшок, который в эту ночь отморозил пальцы на ногах, уснув в будке у Шарика в Лидином дворе.