Писать об Иване Баркове для «ЖЗЛ» - казалось мне занятием безнадежным. Хотя, как не раз отмечал в своих обзорах новинок старейшей книжной серии, в последние годы здесь появилось достаточно много «замечательных» персонажей, не в смысле их замечательности, скорее примечательности, причем негативной. Едва осилил довольно запутанное жизнеописание английского шпиона Рейли, как на полке появилась книга Натальи Михайловой «Иван Барков». У нас нынче при относительных цензурных ограничениях, то ли дело «беспредельные девяностые», когда издавалось всё и вся вплоть до самой жесткой порнографии, вышли уже пара книг о Шнурове и его группе «Ленинград». И ничего! Мир не рухнул. Так почему не воздать должное Баркову.
Всё в те же девяностые Баркова издавали много. В послесловии к первому отечественному изданию сочинений Баркова Андрей Битов отмечал, что «писать о Баркове надо только всерьез, без заигрыванья и подмигиванья, академически». И ещё «непечатность Баркова не так уж проста, как очевидна. Когда запрещенное – разрешено, чем становиться разрешенное? Вот русский коан. За вычетом смысла».
Назвать Баркова первым русским порнографом столь же нелепо, как провозгласить классиком порнографии маркиза де Сада. Поскольку истоки этого табуированного, но повсеместно фольклорного или анонимного жанра следует искать в глубокой античности. Наталью Михайлову эта сторона «срамного» творчества Ивана Семеновича интересовала менее всего. Куда больше для автора Барков значим как переводчик и издатель, поэт, принимавший деятельное участие в литературной жизни своего времени.
А время было непростое. Время дворцовых переворотов, время гвардии возводившей на трон блистательных императриц. При царствовании Анны Иоанновны Ваня Барков был слишком мал и о литературной славе не помышлял, зато в годы правления Елизаветы Петровны он проявил себя как адепт и апологет великого Ломоносова.
И хотя поведение Баркова с точки зрения морали(пусть даже в те времена фривольной) было весьма сомнительным, (в те годы он учился в университете при Петербургской Академии наук)его познания латыни впечатлили М. В. Ломоносова, который в 1754 году взял его к себе в секретари. Барков переписывал набело многие сочинения Ломоносова, включая «Российскую грамматику» и исторические труды. Общение Баркова с Ломоносовым продолжалось до самой смерти великого ученого. Под влиянием Ломоносова Барков сам занимался историей и подготовил публикацию нескольких летописей.
Умер Иван Семенович в начале долгого правления Екатерины Великой. Реальные обстоятельства его смерти неизвестны, как и место захоронения. Хотя существует несколько версий его ранней кончины. Все они столь же скандальны, как та сторона его «срамного» творчества, которая собственно говоря его и обессмертила. Ему также приписывают автоэпитафию, сочинённую незадолго перед смертью: «Жил грешно и умер смешно».
Как тут не припомнить Франсуа Вийона с его:
«Я — Франсуа, чему не рад,
Увы, ждет смерть злодея,
И сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея».
Вийона во Франции почитают как великого поэта.
А что Барков? Так и останется автором «нескромной» «Девичьей игрушки». Наталья Михайлова попыталась развенчать «худую славу» поэта, о котором Пушкин, по воспоминаниям Вяземского, сказал: «Первые книги, которые выйдут в России без цензуры, будет полное собрание стихотворений Баркова…».
Уже вышли!
И мир не рухнул!
А «Шнур» продолжает «зажигать»!