По пути в культурхус нам повстречались жители 20-го подъезда, которые выглядели процессией. Они шли всем подъездом и вышли рано, потому что не так давно Орастому Флеммингу заменили изношенное правое колено, и еще месяц назад он ходил исключительно на костылях, затем с одним костылем, а теперь с аккуратной тросточкой, которую брал с собой из предосторожности, когда уходил на дальние расстояния, а так обходился и вовсе без нее. Раньше он все расстояния преодолевал на велосипеде, а теперь у него для велосипеда слишком плохо гнулась нога. Он шел не первым, но все равно где-то в начале колонны; за ним едва поспевала его жена: у нее тоже было что-то с ногами, возможно, что плохо гнулись в коленях, поэтому она припрыгивала при ходьбе и выкидывала вперед сначала одну прямую ногу, вслед за ней такую же другую, и, чтобы не терять равновесие, широко размахивала руками. Не подумайте, что я насмехаюсь над несчастной женщиной, рассказывая это, хотя действительно внутренне улыбался, когда был во враждебных отношениях с этой семьей.
Впереди всех шел Уле с женой, мы с Наташей называли его ренгорингом, то есть уборщиком, но уборщиком он не был, просто его так, уже не вспомнить почему; чтобы хоть как-то называть, не зная его имени; позже узнали, что он был вице-вертом совсем в другом жилищном хозяйстве. Вице-верт -это крошечный начальник над двумя-тремя работниками жил-хозяйства: должен скомандовать, если потребуется кусты подстричь, еще что-нибудь техническое сделать по содержанию домов на своем участке. О наших работниках еще будет рассказ, а про Уле можно сказать, что он был одним из неофициальных щупалец спрута в лице Рене: все, что он узнавал, передавал в контору.
На том же мансардном этаже, что и Уле, жила Сольвейг, женщина-гном. Трудно сказать, сколько в ней было росту, вероятно, не более метра двадцати. Я не очень хорошо ее знал, она въехала в дом всего около года назад, образ жизни вела непонятный и скромный, уединенный, держалась от всех в стороне. Волосы у нее были длинные, ниже плеч, светлые и вьющиеся. Одежда на ней всегда была тяжелой и бесформенной; издали она казалась совсем не старой, да и вблизи выглядела такой же, и только лицо ее было изрезано частыми и глубокими морщинами, точно ей было сто лет. Вид у нее был такой, будто она большую часть жизни провела в лесу до того, как всего год назад получила квартиру. Время от времени к ней приезжал брат, такой же гном, рокер на огромном мотоцикле-Харлее; он был тоже длинноволос, но кроме курчавых волос у него была и борода; он и сестра любили громко слушать рок-музыку. Из-за своего маленького роста Сольвейг шла в конце процессии и едва поспевала за всеми.
Ханна со своими двумя девочками и страшненьким спаниэлем шла чуть в сторонке от всех, потому что девочки то и дело интересовались у нее тем и другим, и ей приходилось на все отвечать. Муж Ханны, мрачный верзила с длинными волосами, забранными обычно на макушке то в хвост, то в пучок, в процессе не участвовал; теперь он жил с другой женщиной в нашем же районе; хотя мог бы и поприсутствовать на собрании, поскольку одна из девочек Ханны была его - та самая, что уже много лет оставалась десятилетней.
Рядом с Флеммингом семенили его нижние соседи, которых мы с Наташей называли гитлеровцами, как из-за сходства с фашистами, так и из-за их поведения. Гитлеровская семья были пенсионерами, оба худые и высокие, одетые строго и поведения тоже строгого, всегда с небольшими рюкзачками на спинах, на головах фуражки с длинными козырьками. В моем конфликте с Флеммингом они, разумеется, приняли его сторону и гадили нам исподтишка. Когда наши отношения с Флеммингом стали лучше, исправились и наши отношения с ними.
Я ничего пока не сказал про модного старичка, потому что он был единственным из 20-го подъезда, кто не участвовал в процессии. Они, как немногие из нашего дома и вообще нашего района, были допенсионного возраста и вечно пропадали на работах. Предполагалось, что они, как только освободятся, обязательно подъедут к культурхусу. У них имелась машина, так что они были мобильными людьми (машина, кстати, Фиат Пунто, и на моих глазах они сменили уже третий Фиат Пунто, подобно тому, как Ханна меняла одну страшненькую собаку на такую же другую; не исключено, что в теле модного старичка текла итальянская кровь). Люди они были приятные, но слишком занятые работами, чтобы общаться с соседями; проходя мимо нас с Наташей, они искренне улыбались, причем искренне, в отличие от многих других соседей. Модным старичком он был не потому, что был стар, а потому, что слишком модно и по-молодежному одевался для своего возраста. Жена его тоже старалась рядиться во все подростковое: какие-то шаровары, заправленные в резиновые сапоги, дикая фиолетового цвета куртка с черными полосами, вязанная шапочка с бубенчиками; не получалось у нее, в отличие от модного старичка, красиво одеваться. Наташа всегда говорила, что они не пара. В любом случае, их умение или неумение одеваться мало что значили в сложившейся ситуации.
Проезжая мимо процессии, мы с Наташей помахали всем руками, и кто-то даже помахал нам в ответ.