Приехав ранней электричкой почти без приглашения, хотя когда-то и был зван, Николай наслаждался пением птиц и свежим после города дачным воздухом, наполненным запахами цветущей сирени. Он спустился к запруде небольшой речки. Разделся догола и хотя он редко пользовался чужими омылками,но по запаху понял, что женские и довольно свежие, намылился и помылся. Постоял какое-то время. обсыхая, Подошёл к даче. влез в раскрытое окно, оставив одежду вплоть до трусов на подоконнике лег на свободную кровать напротив женщины ,сохранившей красоту и притягательную прелесть.
Когда она пошевелилась. он полузакрыл глаза, но видел. как удивление на её лице сменилось радостью и она на цыпочках приблизилась к нему, сначала едва коснулась губ, потом, хитро улыбнувшись груди живота и ниже. Он изо всех сил старался сохранить невозмутимость, а она всё с большей нежностью возбуждала его, а возбудив оседлала, как кобылица и понеслась, словно в былые годы их шальной любви.
- Мне конечно приятно, но я уже устала. А теперь ты полюби меня!
И он любил, как будто не было нескольких лет разлуки и только полунамёки при случайных и неслучайных встречах.
Потом они лежали в блаженстве.
- Даже говорить ни о чём не хочется.
- А о чём говорить, когда говорят чувства!
-А ты по-прежнему ещё чувствуешь ко мне...
Он заглушил её дальнейшие слова поцелуем. Потом она принесла на подносе кофе, сок, немного сыра и колбаски.
- Омлет не готовлю пока, чтобы не разбудить запахом сестру. Она подросла и уже не гадкий утёнок, но до лебедя ещё далеко. Я чувствую, что ей очень одиноко. Я же не могу ей заменить мужского внимания и ласки. Если бы ты задержался. если можешь, на несколько дней и ночей и, не забывая обо мне, попытался исподволь разбудить, расшевелить её чувства. Для начала я ей предложу помыться и подмыться, завязать глаза и принимать судьбу, пока не зная её в лицо.
Но так продолжалось недолго и как только девочка стала женщиной, она сняла повязку и позволяла себя любить, реагируя вяло или стесняясь пока проявить свои чувства.
Когда они, позавтракав пошли на озеро, Николай рассказал о своей поездке в глубинку и романе с молоденькой библиотекаршей.
- Это была неожиданная вспышка чувств?
-Сказать правду, сначала была просьба её тёти как бы подлечить раны девушки от неразделённой любви или тот, в кого она влюблялась внезапно уехал. А потом она увлеклась мной, а я этим юным созданием.
- Как мной ныне?
- Ну, если ты захочешь продолжения, я могу задержаться на пару дней и потом приезжать. Конечно в идеале, хорошо, чтобы это совпало с твоими безопасными днями.
- Я могу и принимать таблетки или воспользоваться другими советами тёти. Только обещай, что это у нас надолго, если..
Николай приезжал ещё дважды, кое-что поправив на даче, не знавшей давно мужского догляда и заботы, пока однажды, засыпая в женских объятиях, он не услышал:
-Девушке с тобой хорошо да и мне также, но зрелая женщина хочет не только продолжения, желательно до знака бесконечности, но и плода любви.
После этого разговора Николай стал задумчивее да появлялся на даче всё реже.
Он не то, что вспоминал, он никогда не забывал, что из-за зверств красных командиров в Гражданскую, когда беременным жёнам офицеров вспарывали штыками животы, эти варвары из приволжского народа на весь род были прокляты и в женщинах стервозность не так проявлялось, хотя и счастье чаще обходило, а мужчины в нескольких поколениях отличались жестокостью и пренебрежением не только к людям, но и к традициям, ремёслам, крестьянской работе, нередко попадали из-за драк в тюрьмы. Не приведи Бог таких детей!
Когда Николай открыл свои сомнения одному из друзей, тот сказал:
-А ты не знаешь, что Землячка расстреливала и убивала с особой жестокостью 80 тысяч офицеров и казаков, русских интеллигентов, беременных жён офицеров и даже гимназистов в Крыму. Да и могли ли большевики быть другими, если их кумирами были вожди, лютей зверей- Маркс и особенно Энгельс , натравляя всю Европу, весь Запад против русских и славян до полного истребления. Даже один историк сказал, что как русский человек, не будь он интеллигентом и семьянином, он бы своими руками взорвал памятник Энгельсу, который после зверских призывов ничем не отличается от Гитлера. Никто не имеет права покушаться на целые классы, сословия и нации. Конечно, проклятые за миллионы безвинных жертв, за расказаченных, раскулаченных вместе с жёнами и малыми детьми, за умиравших миллионами в неимоверных муках от голодомора, за всё палачи наказаны до седьмого колена.