- Не тронь ее!
Фрэнсис вырывался из рук солдат. Он что-то кричал, но железная маска заглушала его слова. Ангерран тоже кричал, но она не разбирала слов. Он навис над ней, угрожая обрушить на нее удар, но она даже не шелохнулась.
Что нашло на нее? Она не замечала ни суетившихся над окровавленным телом Элен священников, ни солдат, ни Фрэнсиса. Может это не маска заглушала его крик? Может это ее сердце оглушило ее, отрезало от всего окружающего? Что произошло с ней? Она видела лишь искаженное яростью лицо Ангеррана. Его щека была измазана кровью Элен. Он замахнулся на нее испачканной кровью рукой. Но она не дрогнула.
Наконец, шум, царивший под сводами собора, проник в ее сознание. Она услышала топот ног – это солдаты уводили отчаянно отбивающегося Фрэнсиса. Они волокли его по плитам пола. Он рычал, но не мог справиться с силой, удерживающей его словно в тисках.
- Что тебе нужно? – прохрипел Ангерран.
Но сейчас… он смотрел на нее также, как тогда в Тресессоне. когда он… целовал ее!
Топот ног снова оглушил Клоре.
- Я люблю Вас!
А потом тишина. Как в могиле.
Она увидела, как замер Ангерран, как напряглась его спина. Ярость закипала в его глазах с новой силой. И только сейчас она поняла, отчего так стало вдруг тихо под церковными сводами. Она побледнела и, забыв на миг об Ангерране, повернулась туда, где был Фрэнсис.
Он остановился. Больше не вырывался из державших его рук. Не боролся с отчаянием за свободу. Он стоял спиной к ней. Окровавленная рубашка свисала с него лохмотьями. Но она смогла увидеть, как напряглись под ними мышцы. Как вдруг выпрямился его стан. Она надеялась, что он обернется. И боялась этого.
Что она наделала?!!
Фрэнсис вскинул закованную железной маской голову и… пошел к выходу. Его силуэт на миг заслонил солнечный свет, потоком вливающийся в открытые двери собора. А потом скрылся за толстыми каменными стенами.
Она растоптала его любовь!
У Клоре перехватило дыхание. Она вздрогнула и открыла глаза. В комнате стало совсем холодно. В камине тлело последнее полено, но она не решалась подбросить в огонь дров. Старый хозяин замка был так обеспокоен и встревожен! Он настоятельно просил не разводить большой огонь, чтобы шум в дымоходе и яркий свет в щелях двери не привлекли внимание молодого лорда и его друзей. Старик приволок ворох волчьих шкур, заверив, что они сохранят тепло в постели раненого.
Несколько часов хозяин замка провел у постели метавшегося в агонии Фрэнсиса. Он напоил его каким-то отваром, отчего Фрэнсис впал в полубессознательное состояние. И они, Клоре и этот старик, у которого не было времени, чтобы представиться, стали обрабатывать жуткие нарывы на теле. Они срезали загноившиеся от ожогов волдыри, меняли окровавленные повязки. А Фрэнсис только стонал и стонал. И лишь однажды, когда боль была больше не выносимой, он рванулся на постели. Его заплывшие веки разомкнулись. На воспаленной коже лопнул сосуд, заливая кровью полыхнувший небесной голубизной глаз. Клоре показалось, что она больше не выдержит. Но старик, приютивший их в своем замке, держался с таким спокойствием, что его вера понемногу передалась и ей. Лишь изредка он посматривал на дверь и прислушивался к доносившемуся за перегородкой шуму.
Еще несколько часов продолжалась эта мука. А потом он оставил их.
Фрэнсис, перенесший мучительную нечеловеческую боль, наконец-то, уснул, и Клоре осталась одна. Наедине со своей совестью.
Она уже в который раз, снова и снова, оказывалась там, под сводами собора. И снова и снова переживала ту минуту. Минуту своего позора!
Стоило ей только закрыть глаза…
Она убила любовь человека, которому была обязана жизнью. Человека, которого она…любила. Любила ничуть не меньше, чем Ангеррана.
Клоре откинула покрывало и покинула кресло. Фрэнсис спал в тени алькова на широкой дубовой кровати. Ее подголовник был отполирован до блеска и сиял в тусклом свете камина богатым резным узором. Клоре склонилась над мужчиной. Резкий запах бальзама, наложенного тостым слоем на его лицо, ударил в ноздри. Она поправила марлю, закрывающую сочившиеся гноем глаза, взяла со стоявшего у изголовья кровати комода миску с маковым отваром. Клоре обмакнула марлевый тампон в настойку и смочила ею потрескавшиеся губы Фрэнсиса. На миг ее рука замерла. Сможет ли она любить кого-нибудь так сильно, как любит его?
Она смотрела на эти расплывшиеся от ожогов черты, скрытые мазями и повязками. Она не знала, что за лицо скрывается под ними. Хозяин замка сказал, что при хорошем уходе и лечении через несколько недель раненый снова обретет свой облик. Клоре так хотелось дождаться той минуты! Но сможет ли она посмотреть на него после всего, что натворила? Этот лежащий на волчьих шкурах беспомощный человек был свидетелем ее позора там, в Шато-Гайар. Но оказалось, что это не имеет для него никакого значения. Он полюбил ее. Он оживил ее сердце, вернул его к жизни!
Клоре склонилась над ним. Его воспаленные губы были так близко! Она чувствовала его слабое горячее дыхание.
Нет! Он не заслуживает этого позора! Этого бесчестия! Не такая, как она должна быть рядом с ним! Клоре отпрянула от него, а потом… провела дрожащими пальцами по его устам. Она поднялась с постели и коснулась рукою своих губ.
Это был единственный и последний поцелуй мужчины, который лежал перед ней. Поцелуй мужчины, которого она любила, но которого была недостойна!
Клоре поправила сбившееся у ног Фрэнсиса покрывало и спустилась с возвышения, на котором стояла кровать.
- Постой, Клоре!
Она замерла.
- Клоре!
Он очнулся!
Она обернулась и бросилась к нему.
- Господь милостив, Фрэнсис!
Она боялась прикоснуться к нему, сделать ему больно. Все его тело было сплошной кровоточащей раной. Она кивала головой и плакала.
Сейчас она могла так смотреть на него, пока он не видит ее. Пока она не видит презрения в его глазах.
- Фрэнсис!
И снова собор и… Ангерран.
- Сядь рядом, - его голос был еще слаб.
Она опустилась у его ног на колени.
- Я здесь.
Он пошевелил рукою, нащупал ее пальцы. Но, едва коснувшись их, одернул руку, словно обжегся огнем. В миг слезы высохли на ее щеках.
Он всё помнит!
- Я ничего не чувствую, - прошептал он. – Не чувствую боли… ничего…
Она поняла, о чем он говорит. Он больше не любит ее. И никогда…не простит!
Клоре проглотила последнюю слезу. Что ж! Она это заслужила!
- Я все эти годы чувствовал боль, а теперь она умерла.
- Фрэнсис, - Клоре было так трудно говорить. – Хозяин замка приготовил бальзам…
Но Фрэнсис едва заметно покачал головой.
- Я говорю о другой боли.
- Не нужно, Фрэнсис!
Как тяжело давались слова!
А ведь если бы сейчас нужно было отдать за него свою жизнь, заключив сделку с Богом или с самим дьяволом, она, не задумываясь, сделала бы это.
- Мой шлем… он на лице? – вдруг спросил он.
- Нет. Его больше нет, - ответила Клоре.
- Четырнадцать лет, - проговорил Фрэнсис, - четырнадцать лет назад я дал клятву, что никогда не сниму его.
- От этого зависит чья-то жизнь! - прошептала Клоре. Она не знала, отчего ей в голову пришла эта мысль. Но оказалась права.
Фрэнсис повернул голову в ее сторону и ответил:
- От этого зависит жизнь моей матери.
Клоре напряглась. И хотя он не мог видеть своими глазами, он почувствовал это.
- Я лгал всю свою жизнь. Лгал тем, кто любил меня и кого любил я. Роберу Берсюме. Бенетте. Я все свои годы лгал им! Я не сирота, Клоре. Я не потерял в детстве своих родителей. Мои отец и мать живы до сих пор. И даже в этот миг от меня зависит жизнь моей матери.
Фрэнсис замолчал.
- Откуда тебе известно, что твои родители живы? – спросила Клоре.
- В Шато-Гайар я получал письма. Из них я узнавал, что моя матушка живет в полном покое и счастье. И в каждом послании мне напоминали, что ее доброе здравие находится не только во власти Божьей, но и в моих руках. Вернее голове.
«Запомни, мой мальчик, в тот день, когда люди увидят твое лицо, моя дорогая женушка, а твоя любящая матушка умрет», - так сказал мой отец, надевая на меня железный колпак. Я зажмурился, а когда открыл глаза, испугался. Но не того, что мне стало нечем дышать, не от темноты вокруг.
Моя мать была вся в крови, ее изувеченные руки повисли на цепях. И она шептала:
- Господи! Забери мою жизнь, но спаси моего мальчика. Пошли мне смерть от рук этих извергов, но избавь моего мальчика от этой жертвы! Спаси моего сына, Господи!
- Они снова стали избивать ее. А я стоял и смотрел сквозь щели в маске, как она оседает на залитые ее же кровью плиты пола. И тогда я закричал. Я поклялся, что выполню их приказ.
- Я сделаю всё, что вы велите! Только пощадите ее!..
- Я не знал, выжила ли она тогда или умерла. Но спустя несколько лет я получил первое письмо. Кто-то писал, что моя матушка здорова. Но я не верил. Не верил до тех пор, пока она не написала сама. Я узнал ее ровный красивый почерк.
Фрэнсис замолчал. Клоре хотела встать, чтобы смочить его уста. Она видела, как из ран засочилась кровь, но он жестом остановил ее.
- Я ни с кем не мог поделиться своим счастьем. Не мог причинить боль Бенетте и Роберу. Я продолжал лгать им. Я ничего не мог изменить. Единственное, что я мог - это не снимать шлема и никому не показывать своего лица. Когда я стал расти и вырос из мальчика в юношу, я попросил Робера заменить мне ту старую маску. Она давила на виски, меня стали мучить ужасные головные боли. И я решил сменить ее на более удобную. В кузнице Шато-Гайар мне выковали специальный шлем с большими прорезями у рта, чтобы я мог лучше дышать. Робер сам сделал застежку, чтобы я мог отстегивать нижнюю часть шлема и есть как нормальный человек, не бояться, что кто-нибудь увидит мое лицо. Не прятаться с куском хлеба по подворотням! Он хотел сам помочь мне избавиться от старой маски, но я велел ему оставить меня одного. Он удалился вместе с обидой. Но я помнил: «Никто не должен видеть моего лица!» - так сказал мой отец.
- Я впервые увидел его, когда мне исполнилось восемь лет. Он приехал, чтобы убить меня.
Фрэнсис замолчал.
Голова Клоре лежала рядом с его рукой. Он пошевелил пальцами и осторожно коснулся ее волос.
- Я никогда никому не рассказывал о тех днях. Я все эти годы носил в себе свою боль и… свой позор.
Клоре вскинула голову, и у него перехватило дыхание. Она не знала, что он видит ее сквозь отекшие веки и слой марли, закрывавший его глаза. Он видел, сколько любви было в ее взгляде! Неужели она также смотрела и на Ангеррана?! И тут догадка пронзила его!
Она любила их обоих! Любила и мучилась!
«Милая моя, я не хочу причинять тебе боль!» - он хотел сказать ей это. Сказать, чтобы избавить ее от этих терзаний. Она до сих пор стыдится его. Его, который был свидетелем ее позора. Она никогда не сможет открыться ему в своих чувствах. Она любит его, но боится прочитать в его глазах презрение, осуждение и, что хуже всего, - он является живым напоминанием тех унижений, которые ей пришлось пережить в Шато-Гайар.
И он решился рассказать свою историю до конца. Это избавит ее от угрызений, которые терзали ее душу. Когда она узнает, что произошло с ним тогда, в далеком детстве, она перестанет любить его. Она вздохнет свободно, когда поймет, что такой, как он, не сможет осудить другого. Не посмеет.
Он поправится, и она уйдет к тому. Другому. Которого любила, и которому не побоялась открыть свое сердце.
Фрэнсис убрал руку и закрыл глаза.
- Их было четверо. Отец – настоящая глыба из плоти и крови, невысокий полный мужчина, высокая статная женщина и маленький мальчик, наверное, мой ровесник, с белоснежными кудрями и лицом ангела. Он совсем не был похож на ту женщину, лица же мужчин скрывали черные повязки. Он называл моего отца дядей, а другого мужчину отцом. Он был таким красивым, словно Архангел Михаил… Но он совсем не был ангелом! Ни один мускул на его детском лице не дрогнул, когда отец и тот другой мужчина насиловали мою бедную мать. А женщина… Она привязала меня к столу, распластала на нем и заставляла смотреть на всё, что проделывали с моей матерью мужчины. Я вырывался, кричал, а мальчик стоял и спокойно смотрел на оргию, которую совершали на его глазах. И тогда я подумал, что это дьявол в ангельском обличии пришел в наш мир. Но именно он спас меня от смерти. Ни молитвы матушки, ни моя мольба, а он…
Голос Фрэнсиса ослаб. Он видел, как напряжена Клоре. Сейчас он произнесет то, что навсегда разлучит его с этой женщиной. Он попытался открыть глаза и почувствовал, как засочился из воспаленных век гной. Или это была кровь? Сейчас это не имеет никакого значения! Он должен видеть ее глаза!
- Они насиловали меня по очереди. Сначала отец, а потом тот мужчина. Матушка пыталась доползти до меня, но женщина каждый раз пинала ее ногой. Я уже не мог кричать. Мои внутренности горели огнем. Казалось, еще миг и этот огонь поглотит меня. Боль становилась совсем невыносимой. Она рвала меня на части. И я обратил все свои молитвы к господу, умоляя его прекратить эту муку. И мне показалось, что я слышу его голос.
- Постойте! – кричал он. – Не убивайте его!
Мальчик оттолкнул от меня своего отца.
- Не убивайте его!
Мой отец что-то говорил ему. Я слышал лишь обрывки фраз.
- Ему нельзя жить… пока он жив, ты никогда не сможешь… он слишком опасен для тебя…
- Я сам буду решать, кто для меня опасен! Вы забываетесь, барон, кто Вы, а кто я! Или я должен напомнить, что это Вы должны повиноваться мне?! Это касается и Вас, Отец, и Вас, мадемуазель де Буашо! Нам пора собираться в дорогу! Фрэнсис и его мать отправятся вместе с нами. Мы поедем в Ваш замок, барон, в Жу!
- В замке моего отца мы прожили с матерью два года. И всё это время… - больше Фрэнсис не мог говорить.
Почему она плачет? Клоре, ты должна презирать меня!
Слезы катились по ее щекам. Она склонилась над его раненой рукой. Она думала, что он не видит ее и подумает, что она просто поправляет повязку. А она прижалась губами к его покрытой ожогами ладони и заплакала еще сильнее.
«Презирай меня, Клоре!» - он хотел закричать, но не мог сделать этого. Он слишком сильно любил ее!
- Когда мне исполнилось десять лет, эти мучения прекратились. Но
матушка… Что ей пришлось пережить в стенах этого проклятого всеми замка Жу! Нас все время держали в заточении, но я не раз слышал, как, напившись, отец подкрадывался к нашей темнице, чтобы убить меня. И каждый раз его останавливал голос того мальчика. И это именно он предложил упрятать меня за стенами королевской тюрьмы. Он убедил моего отца, что там я не буду представлять для них никакой опасности. Так я оказался в Шато – Гайар.
- И ты никогда больше не встречал никого из них? – прошептала Клоре.
- Может и встречал, но я не мог знать, что это они. И отец, и тот мужчина всегда скрывали от меня свои лица. Они носили повязки.
- А письма? Кто писал эти письма?
- Я не знаю, Клоре. Но порой мне кажется, что это тот мальчик присылал мне послания.
- Ты никогда не видел его?
- Нет. Хотя постоянно ощущал чье-то незримое присутствие. Порой мне казалось, что за стенами тюрьмы вместе со мной живет тот, кому известно о моем прошлом. Я столько раз должен был погибнуть в Шато-Гайар, но каждый раз выживал. Кто-то спасал меня. А недавно…
Клоре обратила на него свой взор и замерла.
- Что? Что произошло? Ты видел кого-то из них?
- Возможно. Когда на тебя напал капеллан, и я избил его. Даже Робер не в силах был спасти меня. Мне грозила дыба. Парийо добился этого у властей. Я благодарил Бога, что ты уехала. Без тебя мне было легче принять смерть. Но меня освободили из заточения. Робер сказал, что Парийо предпочел обо всем забыть, и я покинул свою темницу. Я направлялся в донжон, к Бенетте, и мое внимание привлек шум у ворот крепости. Небольшой отряд всадников во главе с высоким рыцарем покидал замок. Рыцарь что-то кричал стражникам, размахивал руками. Он так резко натянул поводья, что его конь дернулся. Он развернулся и… посмотрел прямо на меня. Он был молод и очень красив, этот незнакомец. Глаза. Белые волосы, выбивающиеся из-под шлема. Что-то знакомое было в этом красивом лице. Хотя я не уверен, что этот тот мальчик. Возможно, мне просто показалось. Я уверен лишь в одном. Та женщина в Жу – это мать Ангеррана. Я не раз слышал, как мой отец обращался к ней…графиня… графиня де ля Мот. А однажды она обронила фразу, что я такой же смазливый трус, как и ее сын Ангерран.
Клоре прошептала:
- Как это может быть?
Но Фрэнсис не стал отвечать на ее вопрос.
- Пути Господни неисповедимы! Теперь ты знаешь обо мне всё, Клоре. Ты должна понять, кто я на самом деле. Я недостоин называться мужчиной. Я, которого насиловал родной отец. Я, который четырнадцать лет лгал тем, кто окружил меня заботой и любовью. Я недостоин жить среди людей! Но у меня остался долг перед единственным… родным мне человеком. Я должен найти свою мать. Как только мне станет легче, я отправлюсь искать ее. Защитить ее – это единственное, что я должен сделать, - он сделал паузу, - что мне осталось сделать в этой жизни. Спасти свою мать!
Они не знали, сколько прошло времени. Голова Клоре покоилась на постели у его ног. Она уже не плакала, а лишь слушала, как разрывается от горя ее сердце. Могли ли сравниться ее муки с тем, что пришлось пережить ему? Когда беда обрушилась на нее, она была уже молодой женщиной. А он… он был совсем ребенком! Он смог пережить боль, унижения и сохранить в себе ту частицу достоинства и чести, которая и привлекла к нему Клоре. Да, она потеряла всё: семью, дом, земли, богатства. Потеряла своих детей. А он… у него не было ничего из этого. Ни земель, ни дома, ни семьи. Суждено ли ему отыскать свое счастье? Отыскать теперь, когда она растоптала его любовь?! Чувство, которое впервые ожило в его сердце?! Кем она стада для него? Еще одним мучителем? Она была ничуть не лучше тех, кто насиловал его. Тогда они изувечили его тело, а она… она растоптала его душу.
Она подняла голову и посмотрела на него.
«Клоре! – он хотел кричать. – Я потерял ее! Потерял навсегда! Я не достоин ее! Кто я? Поруганное, униженное ничтожество! Она любит Ангеррана! Но почему, когда она смотрит на меня, в ее глазах по-прежнему живет любовь? Почему она не презирает меня? Она до сих пор стыдится себя?!»
Он застонал и отвернул голову.
- Я устал. Ничего не чувствую. Я хочу спать.
- Поспи, Фрэнсис, - прошептала она. – Поспи. Тебе нужны силы…
Я хочу оградить тебя от бед этого мира. Я хочу сказать тебе это, но стыжусь. Ты – свидетель моего прошлого, Фрэнсис. Прошлого и настоящего. Тебя едва не убил тот, кому я открыла свое сердце. Я не хочу больше думать о нем, вспоминать его! Я хочу избавиться от мыслей о нем навсегда!
Клоре лежала на полу у его ног и молила Всевышнего образумить ее, привести на путь истинный, чтобы увидеть яркий свет, к которому стремятся все грешники, блуждающие в темноте этого мира. Она молила Бога избавить ее от любви к Ангеррану. Она так долго терзала свое сердце, что не заметила, как усталость одолела ее.
Клоре уснула.
Ей снился дождь
Но им было так жарко, что, казалось, волосы воспламенятся. Он сжимал ее пальцы до боли в суставах. Боль. Все ее тело страдало от невыносимой боли. Но он держал ее за руку. Он умирал. Она не могла посмотреть в его глаза. Она готова была пожертвовать собой ради него. Забрать всю его боль. Как жарко! Ангерран!
Ей показалось, что стон Фрэнсиса переходит в крик. Но она все никак не могла проснуться. И тут же раздался жуткий грохот, сопровождаемый нечеловеческим воплем:
- Отец!
Клоре вскочила с пола. Фрэнсис спал. Шум раздавался в коридоре. Кто-то колотил по двери с такой силой, что Клоре испугалась, что доски не выдержат.
- Отец! – кричал какой-то мужчина. – Открой дверь! Впусти меня, отец!
Клоре увидела, как замелькал в щелях свет. Она так испугалась, что бросилась к двери и приникла к ней всем телом, словно ее сила могла удержать этот неистовый натиск.
В коридоре послышались чьи-то шаркающие шаги.
- Милорд, что Вы здесь делаете? Уже ночь и Вам пора спать. А еще Вам не мешало бы одеться, а не то Вы простудитесь и Вашему батюшке…
- Я не ребенок! – заорал в ответ мужчина. Его голос срывался, и Клоре поняла, что он сильно пьян. – Отец! Позови отца, старик!
- Сеньор Шарль отдыхает, - по-видимому, спокойный голос принадлежал слуге, который служил в замке не один десяток лет, и, наверняка, не раз сталкивался с буйством молодого хозяина. В голосе слуги совсем не было испуга.
- Милорд, позвольте я провожу Вас в ваши покои.
- Пошел прочь, Филипп! Какого черта! – он снова забарабанил в дверь кулаками. – Открой дверь, отец! Я знаю, ты здесь!
Клоре съежилась от страха. Вдруг слуга испугается разбушевавшегося молодого хозяина и подчинится ему. Что тогда будет с ними? Она оглянулась. Фрэнсис по-прежнему крепко спал. Маковый отвар сделал свое дело. И Клоре надеялась, что теперь он проспит несколько часов. Ее любимый. Ее друг. Кто теперь она для него? Кто теперь он для нее? Сердце обожгло огнем. Как больно! Чем исцелить эту непрекращающуюся муку? Ей невыносимо было терпеть эту боль!
- Сынок!
Клоре вздрогнула. Она узнала голос хозяина замка.
- Отец! Отец! – молодой лорд затих. За дверью что-то зашуршало, и Клоре догадалась, что он прислонился к дубовым доскам. Затем снова раздался шорох, и голос мужчины отозвался где-то внизу.
- Отец! – прохрипел он.
Клоре приникла лицом к щели в двери. Она увидела старого хозяина замка. Он стоял прямо за дверью. На старике был черный бархатный халат, густые седые локоны рассыпались по плечам.
- Благодарю тебя, Филипп, - он обратился к слуге. – Ступай! Покойной тебе ночи!
Тот передал ему факел и поспешил удалиться. Теперь свет освещал благородное лицо пожилого господина, которого Клоре так и не удалось рассмотреть, когда они лечили Фрэнсиса.
Шарль. Так его звали.
-Отец!
Голос молодого господина прервал ее размышления. Она не видела его и догадалась, что он сидит на полу, прислонившись к двери. Она видела лишь его обнаженное плечо, на котором играло бликами пламя факела.
- Сынок, сейчас не время для бесед! Ты пьян. Позволь, я отведу тебя к себе. Я готов выслушать тебя утром, а сейчас…
- Нет, отец! Не утром! Сейчас! – он закричал, а потом произнес умоляющим голосом. – Я прошу тебя! Отец, сейчас. Выслушай меня сейчас! Утром… может я не захочу жить утром. Я и сейчас… не хочу жить.
Его голос перешел в шепот. Она едва слышала его. Но ее как магнитом притянуло к двери.
- Отец, я не хочу жить!.. Без нее! – прохрипел мужчина. – Что я наделал, отец?!
Клоре отстранилась от двери. Она сделала шаг назад, но больше не могла двинуться с места.
- Хорошо. Расскажи, сынок. Расскажи, что за беда обрушилась на тебя? Что за горе гложет тебя?
- Отец, ты не ведаешь, что я сделал! Я хочу умереть. Здесь. Сейчас.
- Чтобы ты ни сделал, ты не имеешь права даже думать о смерти! Чтобы ни случилось, ты должен быть сильнее этого! Всегда! Ты справишься, потому что ты – мой сын! Когда-то я тоже не хотел жить, но я выстоял! Я стал еще сильнее! А ты – мой единственный наследник, мой сын! У тебя нет права быть слабее меня! Ты – мужчина! А мужчинам не к лицу слабость!
- Не говори так, отец! Я пьян, но не безумен! Скажи! Скажи одно. Ты тогда не сломался. Она ушла от тебя к другому. Ты был счастлив с ней? Почему ты не женился больше?
- Да, я был счастлив с твоей матерью. Она была единственной женщиной, которую я любил… и поэтому я отпустил ее.
- А я… я прогнал свою женщину!
Клоре услышала, как голос молодого мужчины сорвался на хрип. Сквозь щель в двери она видела, как он обхватил голову руками. Черные как смоль волосы рассыпались по его плечам.
- Сынок, - произнес Шарль. – Послушай меня старика. Я пожил на этом веку не один десяток лет, и я кое-что повидал в этой жизни. Это была не твоя женщина! Она чужая! А ты… ты еще встретишь свою женщину, сынок!
- Уже встретил. Встретил и… потерял! Я прогнал ее в гневе. Я отказался от нее!!! Это была моя женщина!!!
Он вдруг зарычал, и Клоре вздрогнула от испуга. Она отпрянула от двери.
- Моя, отец! Моя и его! Я видел, как он смотрел на нее. О, я готов был разорвать его на месте! Я видел, что он нужен ей! Я обезумел! Я хотел связать свою жизнь с другой! Гнев обуял меня. Я даже не почувствовал, что не безразличен ей. Отец, она как неизлечимая болезнь поселилась во мне! Она вросла в меня, как дерево врастает корнями в землю. Я тоскую по ней! А она…она никогда меня не простит.
Он замолчал. Клоре чувствовала, как истекает кровью его сердце. Тяжелая, пропитанная болью тишина проникла в каждый закоулок замка. Боль. Его боль расползалась по пустынным коридорам, просачиваясь сквозь щели и трещины каменной кладки.
- Мне не выносимо жить в тоске по ней! – его взорвавшийся от отчаяния крик обрушился на своды замка.
- Вымоли у нее прощения, - голос Шарля был тверд как сталь.
- Она никогда не простит меня, отец. Не простит. Из-за него.
- Тогда отпусти ее с ним.
- С ним?!!
Молодой лорд обезумел. Он стал смеяться. Но Клоре расслышала, как сквозь этот безумный смех прорываются крики отчаяния. Казалось, что мужчина смехом хотел заглушить готовый вырваться наружу вопль нечеловеческой боли.
- С ним?!! Зачем она ему там нужна, отец?! Он уже давно на небесах! Один! Без нее! А она здесь на земле!
- Ты?.. – голос старика дрогнул. – Что ты сделал?
- Я убил его, отец! – это было сказано так, словно сейчас молодой мужчина сам приговорил себя к смерти.
Клоре стиснула на груди руки. Она боялась пошевелиться. Вдруг ее услышат там, за дверью?
Сейчас там было тихо. И лишь пламя факела потрескивало в тишине.
Молодой лорд поднялся с пола и прислонился спиной к двери. Он загородил собой свет.
- Ее глаза излучали свет. Но я прогнал ее. И мои глаза умерли. В них погас ее свет! Потому, что она так далеко от меня. Так далеко! И сколько же надо прожить жизней, чтобы увидеть мой свет?!! Отец! Я боюсь. А вдруг я когда-то уже прожил свою жизнь в свету? А сейчас, здесь, в этом мире меня ожидает лишь мрак и мучительные терзания без нее?
- Ничего, сынок! Всё образуется! Ты найдешь ее! Найдешь свой свет! Свою путеводную звезду! И если она любит тебя, то простит! Пойдем, мой мальчик! Тебе нужно отдохнуть! Пойдем!
За дверью послышались шаги. Шарль подошел к своему сыну.
- Пойдем, Ангерран! Пойдем!
И под ее ногами разверзлась пропасть.
АНГЕРРАН!!!
Она бросилась на дверь. Прижалась к ней всем телом. Ее пальцы прикоснулись к доскам. Там за стеной они еще хранили тепло его тела. Очертания его плеч, рук. Она водила пальцами по этой преграде, которая разделяла их. И вдруг слезы полились по ее пылающим жаром щекам. Трещина в сердце стала расти. Клоре чувствовала, как рвутся надвое ткани, как обжигающим жаром заливает всё внутри нее. Она стала сползать на пол. Ей казалось, что этот звук слышен даже за стенами замка. Это разрывалось ее сердце. Она нашла в себе силы повернуть голову.
ФРЭНСИС!!!
Наконец, треск прекратился. Ее сердце раскололось на две части, и Клоре, измотанная этой болью, рухнула на плиты пола.
Он видел ее. И он понял, что она любила их обоих одинаково сильно! Так сильно, что не пожалела своего сердца. Она пожертвовала им для них двоих. Она разорвала его пополам. Одну часть отдала Ангеррану, а другую ему – Фрэнсису.
Он сжимал пальцы в кулак. Все сильнее и сильнее. Пока не почувствовал, как просочилась сквозь повязки кровь. Ее резкий запах, перемешанный с мазями и гноем, ударил в нос. Фрэнсис повернул голову на бок и закрыл глаза.