4. Долина смертной тени
Казалось, в этом чертовом городишке ничего не пережило ночь.
С приходом рассвета Смиту предстало зрелище, достойное самых страшных кошмаров: ни одно здание в городе не осталось целым, и, Смит был почти в том уверен, ни один из жителей не остался в живых. Он, кажется, кожей чувствовал все эти окровавленные тела, что лежали в обгоревших, разрушенных домах, мимо которых шел по центральной улице города. По единственной улице, города, который перестал существовать в одну ночь. Красная Гора стала Кровавой Горой, самое то имечко теперь, да. Не зря город сразу не понравился ему, нужно было доверять своим чувствам и валить в сторону каньона, подальше от тех трех висельников, которым этой ночью завидовали еще вчера живые жители.
Города больше не было.
Больше того, Смит встретил тех, кого должен был встретить, и сейчас задавался вопросом, почему ночью не решился отдать то, что должен был отдать. Неисповедимы пути, сказал Белл, хотя нет, это говорили и до него, и не раз. Дьявольские твари пришли за тем, что им не принадлежит, думал он, а ведь все мы - слуги Господа, и я в том числе. И может, в том, что вчера было принято именно такое решение, и был Божий промысел. Рука Всевышнего, что подтолкнула Смита и не позволила отдать тварям то, за чем они охотились.
И ведь в этом случае, получается, что это и есть смысл его жизни.
Мотаться с Кривым Джоном по салунам и трахать проституток, стрелять мексиканцев, беглых нигеров и просто белых подонков, грабить дилижансы, унижать сквоттеров на дальнем фронтире и резать бороды пожилым мормонам, и все это только для того, чтобы в захудалой мексиканской деревушке где-то под границей, в чертовой полуразрушенной часовенке отстрелить мозги именно тем парням, которые работали на самого дьявола. Отобрать у них груз, похоронить Кривого Джона и приехать в этот дерьмовый городишко посреди пустыни, и, когда этот самый груз спросят, не отдать.
Ты чертов дурак, Смитти.
Уж лучше бы твой отец по пьяни пришиб тебя в младенчестве.
Додуматься же надо до такого - рука Господня. Тьфу.
Он хотел бы убраться из этого проклятого места, но лошади разбежались еще ночью, а идти через пустыню без воды и провизии было бессмысленно. Ближайший городок лежал в ста милях к северу - недостижимое расстояние для пешего усталого путника, пережившего апокалипсис прошлой ночью. И потому Смит решил остаться здесь. Что гости в черном вернутся, он не сомневался, вот только нужно в этот раз их встретить по-самаритянски. Так, как они того заслуживают.
Он потратил полдня, чтоб сходить за город и выкопать сумку, из-за которой весь сыр-бор, и вернуться. Потом порылся в полуразрушенной таверне, нашел вяленного мяса и пару бутылок пива, поужинал и поднялся по скрипучей лестнице наверх, в комнату Мисси. Затем закрыл и забил гвоздями ставни, приколотил поверх еще несколько досок, так, чтобы в комнату не попадало даже лучика света, выгнул и поставил на место вырванный засов, и заперевшись изнутри, принялся ждать ночи.
Если эта вся чертовщина реальна, думал он, то зеркало должно быть на виду. Что-то с ним не так, с зеркалом этим, черт его дери. И с мальчиком.
Мисси говорила, что он заболел пару лет назад, что все время спал и, изредка просыпаясь, бился в припадках. Что приезжали всякие святые люди и занимались экзорцизмом, что местные проклинали и ее, и мальчика, считая, что она понесла от самого Дьявола, что даже однажды ребенка выкрали и уже совсем собирались распнуть, аки Христа, за городом, да приехал шериф и чуть не подстрелил зачинщиков. И что все это было зря - болезнь мальчика не отпускала, хотя после некоторых процедур он вроде как стал поспокойней. Но птицы, судя по всему те самые, черные, что снились и Смиту, мучили его в кошмарах ночных, и от того покоя не было у бедной Мисси, и счастья, ибо как только появлялся кто около нее - а в основном это были приезжие, свои-то все давно наслышаны - тут же нашептывали хахалю и о мальчике, и о болезни его, и жених исчезал на второй день.
Бедная Мисси.
Смит знал ее всего ничего, но почему-то ему было ее очень жаль.
И чувство это, давно забытое, с тех самых пор, как погибли Джерри и Кэти, не отпускало Смита до самой ночи, пришествия которой он совсем не заметил.
Снаружи, в коридоре, послышались шаги нескольких пар ног, а потом в дверь постучали.
- Мистер Джон? Это ваш вчерашний гость, Сеймур Белл, - послышалось оттуда.
- Не может быть, - ответил Смит. - Какими судьбами.
И скрипнул зубами от злости. Чертовы ублюдки.
- Мы пришли поговорить. Вчерашний наш разговор перешел в некоторое... ммм... недоразумение.
- Если вы называете недоразумением факт, что был уничтожен дотла весь город, то пусть будет по вашему.
- Вы не понимаете. Разрешите войти?
- Да-да, конечно, - усмехнулся Смит. - Входите, Белл, я вас заждался.
Воздух в комнате вдруг пришел в движение, словно порыв ветра пронесся по помещению, пламя всех свечей одновременно колыхнулось и они, едва не погаснув, вспыхнули с новой силой.
Белл стоял в комнате, дверь же по прежнему была заперта на засов.
- Чертовы твари, - выругался Смит и шагнул назад.
Достал револьвер, взвел курок и направил оружие на Белла.
- Вы сами пригласили меня, Джон, - сказал гость. - Иначе я бы сюда не вошел.
- Раз... - поперхнулся Смит, - раз уж вы здесь...
- Да-да. К делу. Отдайте же то, зачем мы пришли, и расстанемся друзьями.
- Постойте, Белл, - Смит уже оправился от шока, и теперь понемногу свирепел. - Вы имеете наглость разговаривать со мной подобным тоном? После всего, что произошло вчера? После того, как вы убили три дюжины людей в городе? На моих глазах придушили бедную Мисси? Кажется, разговор сейчас будет закончен.
- Не кипятитесь. Вы и сами положили много наших. И уж если на то пошло, в смерти всех этих, как вы изволили выразиться, бедных жителей, виноваты опять-таки вы. Нужно было просто отдать ваш груз, и ничего бы не было. Все осталось бы так, как и раньше.
- Но не осталось.
- Увы. Мы имеем, что есть. Собственно, потому я здесь: вы ведь не хотите, чтобы прошлая ночь повторилась.
- Вам больше некого убивать в этом городе, кроме меня. А я - не такая уж и легкая жертва. Жертва с зубами, так сказать, - и он махнул револьвером.
- Всегда есть, кого убивать, Джон. Не в этом городе, так в другом. Не вас, так кого-нибудь еще. Но мы удаляемся от сути. Ваши эмоции неуместны, и, эта... - Белл щелкнул пальцами в воздухе, - Мисси, да? Скольких Мисси вы знавали? Сотню-другую, в каждом городе по одной, а то и по две. Она ничего не значит для вас, как и все эти люди. Так зачем же мы тратим на них время? У вас есть цель, у меня есть цель - давайте придем к взаимному согласию.
- Твои уста сладки, как сахар, а речи горьки, как полынь, - произнес Смит. - Хорошая песня, и вся - про вас, Белл.
- Ладно. Вы знаете, что в сумке, Джон? Знаете, что привезли сюда, в этот затхлый городишко?
- Понятия не имею.
- Неужели? - удивился Белл. - И вас не гложет любопытство? Вы ни разу не заглядывали внутрь?
- Ни разу, смею вас заверить.
- Поразительно, - гость прошелся по комнате, остановился у стола, на котором Смит расположил сумку с тем, за чем они пришли, и занес над ней руку. - Разрешите? Одним глазком, чистое любопытство.
- Валяйте, - напрягся Смит. - Только без дуростей.
- Да-да, конечно, - быстро закивал Белл.
Развязал шнурок, потянул ткань.
- Невероятно, - сказал он через несколько мгновений и затянул шнурок обратно. - Это - самая чудесная вещь в мире. Суть ее непостижима, а обладание ей может принести всему миру как счастье, так и погибель. И вы даже не видели ее.
- И не собираюсь. Отойдите-ка подальше, мистер, что-то меня напрягает ваша близость к этой штуке.
Белл сделал пару шагов назад, потом наклонил голову, и тихо и вкрадчиво произнес:
- Хотите, мы вернем вам ее?
Снаружи, а может и в комнате, словно нарастал какой-то непонятный гул. Будто шум, что остается после раската грома, далекое, грозное гудение, но оно не затихало, а усиливалось, будто звук не удалялся, а наоборот, приближался, и Смиту показалось, что сам воздух дрожит, и что вот сейчас громыхнет гром и прямо здесь, в комнате, взорвется сотней ярчайших солнц молния.
- М? - спросил Белл. - Хотите? Мы вернем вам Мисси. Прямо сейчас, ловите!
Полыхнуло ярчайшее свечение, потолок раскололся, и из него прямо в руки Смита упала девушка.
- Спаси меня, Джон, - прошептала Мисси, и обхватила его за шею.
Смит окоченел на мгновение, потом пришел в себя, рывком разжал ее руки и сбросил вниз, оглядел серое, уставшее, но живое лицо, и, отодвинув ее в сторону, снова навел револьвер на Белла.
- Ваши дьявольские штучки меня не напугают. Она умерла вчера, я видел это собственными глазами, и могу поклясться в этом на Библии! Хоть Господу, хоть, мать его, самому Дьяволу!
- Глаза иногда обманывают, - спокойно ответил Белл. - А еще... это было вчера? Вы уверены? А знаете, где вы сейчас? Может, мы с вам не сейчас, а вчера? И не в таверне? В чем вообще можете быть уверены вы, человек?
Белл махнул рукой, и стены комнаты рассыпались. Вокруг было только небо, они находились на вершине горы, окруженные крутыми обрывами, и Смит узнал эту гору. Внизу, у подножия, стоят два креста, и именно он их установил много лет назад.
- Спаси меня, Джон, - прошептала Мисси голосом Джерри.
Смит обернулся, еще раз посмотрел на девушку - черты ее лица словно колебались, то расплываясь, то снова становясь четче. Он мотнул головой, пытаясь стряхнуть наваждение.
- Стойте, Белл. Погодите. Я верю вам. И даже больше того, возможно, я соглашусь и отдам вам то, что вы так жаждете. Но... - он еще раз подумал перед тем, как сказать, - вы можете вернуть вчерашний вечер? До того, как... как все вышло из-под контроля? До того, как погибли все эти люди?
- Это ваше условие? - спросил Белл, и, дождавшись кивка, продолжил. - Да, конечно.
Свет снова моргнул, и они оказались в комнате. Смит сидел в кресле, Белл стоял у двери перед ним, на столе бесновались пламенем свечи, а от сжимаемых револьверов немели и потели руки.
- Исполнено, - сказал Белл и присел на табурет, стоявший перед столом.
- И все - как было? Все живы? И Мисси? И чертов бармен Уилл, чтоб ему?
- Все, как было, - согласился Белл.
- А может, и не было ничего, - пробормотал Смит. - Может, навели на меня морок, заколдовали гипнозом, да привиделось все?
- Может, - снова согласился Белл. - Уберете оружие?
- Нет, - пришел в себя Смит.
- В таком случае, пора заканчивать. Мы выполнили условие, теперь дело за вами.
- Мы должны отложить до завтра. Нужно сходить за город и выкопать сумку. Ведь я ее выкопал только после того, как...
- Не нужно, Джон, - и Белл указал под стол.
Смит наклонился - сумка лежала около кресла, прямо возле правой ноги, такая же, как днем, когда он достал ее из песчаной земли.
- Вы могли забрать ее сами, - сказал он. - Но не забрали.
- Не могли, иначе так бы и сделали, поверьте. Итак, что вы еще хотите, Джон?
Он сделал ударение на слове "еще", звонкое и холодное ударение, словно ножом по наковальне стукнули со всей силы, и Смит понял, что пора с этим заканчивать.
- Можете забирать его, - и он пнул ногой сумку под столом по направлению к Беллу. - Ничего мне от вас более не нужно.
- Вы становитесь умнее, Джон, - усмехнулся Белл. - Что ж, благодарю.
И потянулся вниз.
Воздух в комнате в который раз уже дрогнул, вдалеке снова, как в ту ночь, забил глухой, натужный набат далекого колокола.
- Что это? - спросил Смит. - Вы снова за свое? Вы обманули меня?
- Нет, мистер, - Белл замер, так и не коснувшись сумки, и прислушался. - Мы заключили сделку, получили, что хотели, и нам незачем...
И в то же мгновение стены комнаты почернели и через мгновение рассыпались в прах. Взору Смита предстал коридор таверны, две тени - спутника Белла, что стояли у двери, штора в дальнем углу, что скрывала зеркало, и лестница вниз, в зал.
- Астарот, - прозвучал ниоткуда и одновременно со всех сторон искаженный, нечеловеческий шепот, - Аббадон.
Фигуры в коридоре вспыхнули языками пламени, рвущегося изнутри тел, заметались, и исчезли. Белл судорожно оглянулся, вскочил и попятился. Штора, прикрывавшая зеркало, заколыхалась, сползла вниз, обнажив отражающую поверхность, по которой прямо на глазах расползались трещины. Амальгама вспучивалась вокруг этих трещин, вскипала, стекала вниз, прожигая деревянную раму и остывая лишь на полу.
- Вам стоит бежать, - прошептал Белл, - и немедленно.
- Нет, - произнес все тот же голос ниоткуда. - Виновные не уйдут. Никто не уйдет.
Из темноты трещин, объявших почти всю поверхность зеркала, на пол шагнула маленькая детская нога.
- Дьявол меня побери, это же чертов ребенок, - воскликнул Смит. - Я знал, что ты не болен!
Мальчик вышел из зеркала полностью, глаза его, как и прошлой ночью, были черны, и из них текли кровавые слезы, одежда была разорвана в клочья, а тело испачкано сажей. Белл дрожал, повязка сползла вниз, обнажив прекрасное лицо юноши, и Смит успел удивиться, тому что голос гостя совсем не соответствовал этому образу. Воздух снова звенел, пахло электричеством, дымом и огнем, и еще чем-то, знакомым Смиту.
Смертью.
Запах свежепролитой крови заполнил комнату, и запах этот Смит не забудет никогда.
- На колени, Агриэль, - сказал мальчик, и Белл упал на пол. - И ты, Смит.
Ноги Смита подкосились, он попятился назад, но не упал, ухватившись за стену, правда, выронил револьверы. Потянулся было за ними, но какая-то тяжесть навалилась сверху, придавила его к земле, и он со стоном упал.
- Сто тысяч лет прошло, Агриэль, - сказал мальчик. - Время вышло. Теперь наступило мое время собирать жатву.
Протянул руку над сумкой, над ней завились язычки дыма, потом появились искры, переросшие в пламя.
- Не дай ему, - заверещал Белл, - не отдавай ему это! Слышишь, Джон!
Смит корчился в судорогах, внезапно охвативших все тело, пальцы скрючились, он царапал ими пол, пытаясь ползти вперед, к лежащим совсем рядом револьверам, но силы покидали его. В этой дерьмовой жизни, думал он, я видел чересчур много, и черт меня побери, если с меня не хватит.
Черт меня дери, если это не последняя капля, да.
На ум приходили какие-то слова, обрывки мыслей, образов, картин, мелькали перед глазами перекошенные от ужаса лица индейцев, которых он убивал на войне, мексиканцев, которых он убивал в мирное время, Джерри, которую он любил, и Кэтти, в которой души не чаял, лица их плавились в адском огне и молили о помощи, тонули в пекле, что жарче самого глубокого вулкана, и плакали от боли, он скулил и тянулся к ним, но они растворялись в памяти и исчезали без следа.
Белл поднялся, держась за стол, и, покачиваясь на негнущихся ногах, протянув вперед скрюченную, и от того еще больше похожую на птичьи когти, руку, пошел на мальчика.
- Велиал, - сказал тот, тело Белла вспыхнуло изнутри и сгорело.
Набат, бившийся снаружи, захлебнулся на высокой ноте, и стих.
- ...если я что сделал... - забормотал Смит, - платил злом тому, кто был со мною в мире... пусть враг преследует душу мою и настигнет... втопчет в землю жизнь мою... и славу мою повергнет в прах.
- Что? - спросил мальчик недоуменно. - Что ты шепчешь? Ты, убийца, возомнивший себя праведником, дланью Господней, ты - тварь дрожащая, молишься?
Но Смит уже дотянулся до револьверов и теперь, опираясь на руки, медленно, превозмогая боль, поднимался. Губы его бормотали некогда услышанные слова, и он готов был поклясться, что никогда и ни за что в жизни не вспомнил бы их, но только не теперь. Слова приходили откуда-то из глубин памяти, оттуда, где было похоронено все то, что связывало его с прошлой, давно забытой, залитой кровью, жизнью; он шептал их, постепенно повышая голос и даже почти не понимая:
- Вот, нечестивый зачал неправду, был чреват злобою и родил себе ложь; рыл ров, и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил: злоба его обратится на его голову, и злодейство его упадет на его темя!
Последние слова вырвались из груди Смита на грани истерического крика, комки слюны и крови застревали в горле, и он выплевывал их наружу, смешивая со словами и вкладывая ту злобу и ненависть, скопившуюся за всю жизнь, и не находившую до сих пор выхода.
- Не смей! - голос мальчика повышался, он стал отступать назад, к зеркалу, породившему его. - Я приказываю, не смей!
Смит уже стоял на ногах, слегка покачиваясь, но достаточно твердо, руки его поднялись, револьверы были направлены в грудь мальчика, глаза, налитые кровью лопнувших от натуги сосудов, смотрели исподлобья, и в них была лишь боль и понимание того, что сейчас случится.
Ребенок заверещал и попятился.
- И если я и пойду долиною смертной тени, - прокричал он, - то не убоюсь я зла!
И нажал на оба спусковых крючка. Пули ворвались в обнаженную грудь мальчика, прошли сквозь плоть и, ударившись о поверхность зеркала, раскололи его. Смит снова выстрелил из обоих стволов, сделал шаг вперед, и опять выстрелил, и так шел, пока не выпустил всю обойму. Тело мальчика, пронзенное насквозь двенадцатью пулями, не падало на пол, удерживаемое невидимой силой, руки, раскинутые в стороны, скручивались вокруг своей оси, а рот проталкивал воздух из пробитых легких, выдавливая жуткие свистящие звуки. Смит отбросил револьверы, сделал еще один шаг и вцепился в его горло.
И все погрузилось во мрак.
* * *
- Неисповедимы пути Господа нашего, - вкрадчиво читал священник, толпа вслушивалась привычно в слова, но не пыталась их осмыслить. - ...и иногда камень превращается в воду, а вода в камень, и оружие становится оралом и орало оружием... Побеждающего же сделаю столпом в храме Бога Моего, и он уже не выйдет вон, и напишу на нем имя Бога Моего и имя града Бога Моего...
Он дочитал, присутствующие повторили за ним "аминь", и пошли по своим делам. Остались только двое работников, что закапывали могилу, да хозяин таверны Уилльям с Мисси.
- Будете прощаться? - спросил один из работников.
Мисси отрицательно качнула головой, подняла с земли большую сумку из плотной ткани, перетянутую сверху бечевкой, и бросила ее в могилу.
- Что там? - спросил Уилл.
- Это все, что у него было, - ответила Мисси. - Я не заглядывала внутрь, но больше ничего не было, и потому пусть все, что ему принадлежало, останется с ним навсегда.
Смахнула одинокую слезинку и пошла прочь.
- Мы будем искать его, Мисси, - быстро зашагал за ней Уилл, - твоего мальчика. Не думаю, что он, - и Уилл махнул головой назад, - был как-то в этом замешан. Да и это не первый Джон, который преставился у нас в таверне, с чего бы связывать его смерть с исчезновением мальчонки.
- Не первый, да, - согласилась она. - Но не тот, который нужен.