Казалось, прошла целая вечность, а замок все никак не поддавался. Он старался открыть этот чертов сундучок, он же видел, как бабка-сторожиха его открывает и закрывает… Ну, давай же, давай! Уфф! Наконец-то!
Руслан довольно потер руки: вся выручка за свечи, крестики, иконки лежала в одном из внутренних ящичков, в двух других лежали золотые и серебряные крестики. Руслан уже три дня ходил в эту сельскую церковь, старательно ставил свечки, истово крестился перед иконами, не забывая зорко следить за ходом продаж. Церковь хоть и сельская, но народу всегда было предостаточно, значит, и денежки будут. Особенно привлекли его алчное внимание крестики. Ишь, как сияют!
Он чувствовал себя ловким, умным и смелым. Это он хорошо придумал, не то, что в интернате у ребят по тумбочкам лазить да у доверчивой училки кошелек стырить. За тумбочки бьют – говорят, «крыса», училка над своей тыщей обрыдалась. Подумаешь, до зарплаты последняя… А ему курить охота, и нечего свои сумки раскидывать где попало! А здесь всей охраны – бабка-божий одуванчик…
Сейчас он ловко и быстро распихал по внутренним карманам куртки горсть крестиков, свернул бумажные деньги в трубочку и, чертыхаясь, сгреб десятки в заранее заготовленный полиэтиленовый пакет. Не оставлять же добро…
-Ты что творишь, поганец? – раздался за спиной голос.
Руслан стремительно обернулся. Около колонны с иконой Георгия Победоносца стояла маленького роста худенькая пожилая женщина в круглых очёчках. На ногах у нее были надеты войлочные ботинки модели «прощай, молодость». Вот ведьма! И подкралась-то как тихо! Ладно, мы ее сейчас на жалость…
- Ой, бабушка! Вы только милицию не зовите. Я все-все отдам. Я сам интернатовский, сирота. Вот в училище здешнее поступил, а старшаки степуху отнимают. Есть нечего, голодаю… Вот и… Простите меня, простите! Я - как Бог свят! – больше никогда не буду! – горячо и убедительно пел Руслан, шаря взглядом по застекленному прилавку, ища что-то тяжелое и ухватистое. Да ей, одуванчику божьему, и вполсилы хватит приложить, не убивать же старушку-вострушку в самом-то деле. Спала бы себе и горя не знала.
- Ты, парень, крестики и деньги доставай из карманов, на место клади. Нехорошо это – в церкви красть. Воровать вообще плохо, а уж в церкви… Я тебя уже два дня как приметила. А насчет еды и старшаков твоих бессовестных мы с тобой что-нибудь придумаем.
Сторожиха подошла поближе, подвинула к Руслану сундучок и выжидающе уставилась на него. Он печально и покорно вздохнул и сунул руку во внутренний карман. Но вместо того чтобы достать добычу, рывком сорвал с себя шарф и кинулся на бабульку, пытаясь накинуть петлю ей на шею. Дальше события развивались стремительно и неожиданно.
Бабулька жестко зафиксировала руку Руслана, нанесла ему несколько чувствительных ударов железным кулачком в лицо, согнула молодца, добавив острой коленкой в солнечное сплетение. Финальным аккордом стал впечатляющий удар в пах. От серии болевых приемов в голове у воришки взорвался праздничный разноцветный фейерверк. Очнулся он со связанными собственным шарфом руками. Рядом стояли двое полицейских. В приоткрытые двери проникал синий свет мигалки, слышался шум мотора. Стражи порядка подхватили незадачливого грабителя и повели в машину.
- Ну, пошли, гангстер хренов. Спасибо тебе, Васильевна, за службу.
- Служу России, - лихо отозвалась сторожиха.
Газик привычно подскакивал на неровностях дороги, полицейские лениво зевали, мечтая о тепле родного отдела.
- Да что она за бабка такая, что дерется как … как мужик, - не выдержал Руслан, держась за щеку.
- Ты с выражениями поаккуратней. Она тебе не бабка, а Татьяна Васильевна, бывший опер наш. Золотой опер, я тебе доложу, была. А теперь вот на пенсии, за церковью присматривает. А ты зачем, дурилка картонная, крестиков нахватал?
-Так золотые же…
Полицейский засмеялся.
- Нет там золота, латунные и медные они. В церкви золотом и не должны торговать. Золотом украшаются, а крестиком спасаются. Ошибочка вышла, Раскольников ты наш неудавшийся.
- Осколкин моя фамилия… Осколкин я.