– Лапухова, – голос в трубке напоминал голос Кудлаковой, но не вписывался в образ хозяйки. Он был артистично слаб и отдавал дешёвым шампанским.
– Лапухова, ты здесь? – голос давил на жалость и хотел срочного участия в личной жизни.
– Алё, Кудлакова, ты? – строго, на правах разбуженного в час ночи человека, поинтересовалась Лапухова.
– Лапухооооова, – трубка протяжно зарыдала, всхлипнула, высморкалась, сделалa глоток и наконец-то собралась. – Лапухова, у меня кризис восприятия реальности, понимаешь?
Лапухова хотела послать трубку, но вспомнила, что Кудлакова подруга и стала натягивать халат поверх голого тела. Недавно появившийся в Лапуховской жизни муж спал рядом в позе "не дополз до дзота".
***
Дружба с Кудлаковой началась внезапно и не обещала быть долгосрочной. Запутанные переходы московского метро столкнули девушек лбами в тот момент, когда их покинула всякая надежда выйти живыми из подземки. Интернет не работал, вокруг сновали гастарбайтеры и неприветливые личности, в неизвестном направление неслись забитые людьми поезда, а кондиционер нагонял уличную влагу и духоту. Кудлакова ехала вниз по эскалатору и мучительно вчитывалась в вывески и направления веток. Лапухова семофоря красным лицом стояла внизу и решала ребус из разноцветных линий, кружков, каких-то цифр и сокращенных названий. Они столкнулись.
– Лапухова, – первой представилась та, что лежала на спине.
– Кудлакова, – махнула чёрными, как стрелы из сажи, ресницами, та, что лежала сверху.
Так и подружились.
***
– Лапухова, – трубка больше не рыдала, – приезжай, а? Я оплачу такси.
– Полусухого? Одну или две? – просто так поинтересовалась Лапухова, заранее зная ответ.
– Бери две. Завтра ж суббота.
– Я на часок. Пока мой спит, – пригрозила Лапухова.
– Ждууу, – обрадовалась трубка и отключилась.
***
В съемной квартире Кудлаковой был полный ампир постсоветского реализма. Откуда и зачем в блочной двушке появились деревянные колоны и дубовые двери остается загадкой. Бархатные шторы и люстра под "хрусталь" были куплены Кудлаковой на местном "турецком" рынке с благородной целью "соответствовать стилю".
– Опять он? – с порога поинтересовалась Лапухова.
Голова Кудлаковой кивнула. Саму Кудлакову не было видно из-за балахона "летучая мышь".
– Не ходи вокруг да около. Бросил? – съязвила Лапухова и толкнула тяжёлую дверь в комнату.
Посреди тёмной комнаты стоял круглый стол. На столе в бронзовом подсвечнике горели оплывшие свечи, и причудливые тени обвивали дубовые колоны. Рядом на стуле сидел человек. Голова его наклонилась на грудь. Руки безжизненными плетями повисли вдоль тела. Белая рубашка была проткнута спицами и местами алела кровью.
– Вот зе фак? – от неожиданности Лапухова перешла на английски. – Ты его грохнула?
Кудлакова белой молью просквозила мимо подруги и взяла в руки подсвечник.
– Если бы, – с неподдельной грустью ответила Кудлакова, – Это кукла Вуду, – и ласково погладила сидящего по голове.
– Кудлакова, ты конкретно разошлась с реальностью, – Лапухова боязливо подошла к столу и заглянула чучелу в лицо.
На Лапухову смотрели грустные глаза известного в районе стоматолога Василевского. Глянцевая фотография "20 х 20" была пришита красной шерстяной ниткой к тряпичной болванке и на изгибах слегка видоизменила похожесть стоматолога.
– Фотография со стенда в поликлиники? – ошалевшая Лапухова потрогала нос Василевского пальцем.
– С Фейсбук распечатала, – невозмутимо ответила Кудлакова.
– Пожалуйста, объяснись, – тихим голосом врача психиатра попросила Лапухова.
– Помнишь, я у тебя деньги на курсы эзотерики занимала? – Кудлакова открыла бутылку полусухого и разлила вино по фужерам. Подруги чокнулись и выпили.
– Так вот, – усаживаясь на колени тряпичному стоматологу Василевскому, продолжала Кудлакова. – Там рассказывали охуительные вещи. Например, – Кудлакова понизила голос и наклонилась к Лапуховой, – например, есть особые знания, при помощи которых можно воскрешать тела умерших.
В коридоре мяукнула кошка, и где-то в глубине квартиры хлопнула форточка. Лапухова почувствовала как по спине прошёлся холодок и волосики на руках приподняли кофточку, ей захотелось резко обернуться.
– Кудлакова, завязывай с психодуховными практиками, – прошептала Лапухова, – Не любит тебя мужик, но и хер с ним. На твою жизнь ещё десять, – она хотела сказать "ебарей", но чучело стоматолога Василевского косило глянцевыми глазами в её сторону и Лапухова не решилась.
– Я хочу с ним покончить, – лицо Кудлаковой скуксилось в плаксивой гримасе. Из глаз побежали слезы и она стала вытирать их рукавом.
– Давай ещё по фужерчику, – Лапухова налила. Они чокнулись и выпили.
– Я спецом куклу сделала. Но, – она громко всхлипнула, – но по инструкции для полного освобождения его надо сжечь.
От слёз туш потекла и глаза у Кудлаковой сделались чёрными и огромными, как в фильме про вурдалаков и паночку.
– Кого сжечь? Стоматолога? – не поверила ушам Лапухова
– Да, нет. Kуклу Вуду, – и Кудлакова ударила чучело кулаком по голове.
– Где мы будем жечь тряпичное чучело? Оно же по размеру как матрас! – яростным шёпотом поинтересовалась Лапухова.
Кудлакова спрыгнула с коленей стоматолога Василевского и подхватила чучело в руки. Между ног у него висел белый, чем-то набитый, Кудлаковский носок.
– На кладбище! – с придыханием и особым блеском в глазах заговорщицки предложила Кудлакова.
– Да ты окончательно рехнулась со своим язычеством, – ответила Лапухова и с интересом потрогала носок.
– Точно такой размер?
– Один в один, – заверила её подруга, – Прикинь, как мне тяжело. Я уже всё подготовила, – и она указала рукой на свёрток в углу.
– Водка, пачка газет, его трусы. Делов то на пол часа. Польём водкой, запалим газеты, я скажу мантру и всё. Я свободна! Помоги подруге.
– Охренеть, у тебя фантазия, – восхитилась Лапухова.
Перспектива ехать ночью на кладбище ей не нравилась, но Кудлаковский носок напоминал о женской солидарности.
***
Ночь на 13-ое ноября у начальника пожарной службы Мухинского района майора Бичевского не задалась. Звонили из квартиры на Осинках и жаловались на дым у соседей. Горел мусорный бочок рядом с трамвайным ДЕПО и какой-то хмырь поджог сигаретой диван и теперь прятался от жены на балконе; дверь заклинило - поехали с машиной снимать. Пожарных не хватало. В дежурке сидел сержант Толик, второй день как выпускник пожарного училища, и со страхом смотрел на телефон. И тут позвонили с кладбища.
– Алё? Пожарка? Это вас с городского кладбища беспокоят. У нас тут что-то горит, – голос тётки в фуфайке был явно напуган.
– Что горит? – процедил сквозь зубы майор Бичевский.
– Не знаю, – ответила тётка, – Горит ярко. И кто-то там прыгает. Боюсь я, – призналась она.
– Звоните в полицию.
– Так не едут, – пожаловалась сторожиха, – Все на вызовах. Убийства у них там, понимаешь. А то что я тут на кладбище одна, никому не интересно.
– ****ь, ну что может на кладбище гореть? – сплюнул Бичевский, – Сатанисты проклятые. Поймаю, убью.
Он достал сотовый и набрал номер.
– Костя, спишь? Да, я знаю что два ночи. Что? Да, ладно, не бурчи. Весь состав на выезде. В дежурке Толик сидит, а мне стрёмно одному на кладбище ехать. Заеду через десять минут. Давай, отбой.
Он выключил настольную плитку, на которой аппетитно кипели тещины пельмени. Наколол вилкой соленый огурчик, хрустнул им, поморщился от мысли что надо идти на мороз, ехать на долбаное кладбище, и взяв в дежурке ручной огнетушитель, вышел в ночь.
***
– Поливай его водкой, поливай! – разогретая жаждой мести и спиртным Лапухова подкидывала газетные комочки в пламя.
– Вот же дрянь! И в живом теле, и в образном, – злилась Кудлакова.
Кукла Вуду не хотела заниматься огнём. Первое яркое пламя вмиг сожрало пачку газет и половину бумажного лица стоматолога Василевского. Тряпичное туловище противно дымилось, пахло водкой и подмигивало одним уцелевшим и злым глазом.
– Читай молитву, Кудлакова! У меня уже пальцы онемели газету жамкать, – Лапухова подпрыгивала на месте и дула на пальцы.
– Какую молитву? – удивилась Кудлакова.
– Черт, связалась с тобой. Проклятие, заклятие, на что ты три тысячи потратила на курсах оккультизма!
Кудлакова достала из кармана бумажку и стала с подвыванием тянуть.
– Мону-мону вели ...
Мелодичная трель Лапуховского телефона прервала кладбищенский ужас.
Лапухова вытащила телефон и энергично замахала руками на Кудлакову и куклу стоматолога Василевского. Василевский подмигнул подгоревшим глазом, Кудлакова перестала выть.
– Костик, я у Кудлаковой, – тоненьким и ласковым голоском пропела Лапухова. – У неё личная проблема. Ага. Да. Буду. Куда? На срочный вызов? Целую. Да. Ну сказала же. Кудлакова, подай голос!
– Костян, привет! – с готовностью прапорщика, крикнула Кудлакова.
– Ну давай, заклинай! Мне домой пора, – Лапухова положила телефон в карман и протянула озябшие руки к костру.
– Мону-мону вели..., – голосом Гоголевской утопленницы запела Кудлакова.
***
Кукла Вуду горела уже минут пятнадцать, как вдруг из темноты раздался грозный мужской голос.
– Эй, сатанисты! Не двигаться! Оружие, ножи и газовые баллончики на землю! Вы окружены!
От неожиданности Кудлакова громко ойкнула и присела. Лапухова подняла руки вверх.
– На землю! Лицом в снег, – скомандовал голос.
Кудлакова и Лапухова послушно легли. Кукла Вуду догорала в гордом одиночестве.
Майор пожарной службы Бичевский и капитан Костя Горелов двинулись к костру. В снегу лежали две женские фигуры.
– Подьём! Кто такие? – Бичевский посветил фонариком в женские лица.
– Костя, – заплакала от счастья Лапухов, – Я такая дура, – начала она, но под взглядом мужа остановилась.
Капитан Костя Горелов две минуты смотрел на жену, затем перевел взгляд на Кудлакову и понял, что в жизни он ещё мало чего повидал и хорошо что вовремя женился.