Глава I из повести "Мимолётные виденья Анны Керн"
Венчание Анны Полторацкой 8 января 1817 года в соборе было обречено на мУку. Ермолай Фёдорович Керн был во всех отношениях не пара для своей юной шетнадцатилетней невесты. Ему стукнуло уже за пятьдесят два. То, что генерал станет «генеральным многоветвистым рогоносцем» - дело природное.
С откровением о неравных браках писал Радищев: «...Скажите вы мне, мужья старички, но скажите по совести, стоите ли вы названия мужа? Вы можете только возжечь огонь любовный, но не в состоянии его утешить. Неравенством лет нарушается единый из первейших законов природы - возвращать плоды взаимной горячности...»
Прошло несколько месяцев после свадьбы без любви Анны Полторацкой с генералом Керн, и женская природа – быть любимой – взяла своё. Как только представилась возможность, она принимает ухаживания императора Александра Первого.
У постылого мужа-генерала стали «расти рога». Вот как это случилось:
в Полтаве в 1817 году в летнюю пору проходил смотр войск в присутствии императора Александра I, а потом был обязательный в таких случаях бал. Анна присутствовала на торжестве. Мило беседуя, выделывая «па» в «польке», император, знавший толк в женщинах, находил Анну очаровательной и сравнивал её с королевой Луизой Прусской.
В своих воспоминаниях Анна Петровна Маркова-Виноградская (Керн) пишет:
«Сходство с королевой было в самом деле, потому что в Петербурге один офицер, бывший камер-пажом во дворце при приезде королевы, это говорил моей тётке, когда меня увидел. Может быть, это сходство повлияло на расположение императора к такой неловкой и робкой тогда провинциалке!»
Танцующая пара, Александр I и молоденткая генеральша, Анна Петровна, вели марьяжный разговор, который отражён в её «Воспоминаниях»:
- Генерал Керн - храбрый воин, - сказал Александр I и неожиданно добавил: - Приезжайте в Петербург ко мне.
- Приезжайте лучше в Лубны, государь, - без робости ответила я. - Лубны - такая прелесть.
- Я обязательно приеду, - заверил император...
С мгновения незабываемой амурной встречи с императором на балу пишет Анна Керн: «... все мужчины - это были только мужчины: красивые ли, не красивые - мне было всё равно. А он был выше всего! Я не была влюблена... я благоговела, я поклонялась ему!.. Этого чувства я не променяла бы ни на какие другие, потому что оно было вполне духовно и эстетично. В нём не было ни задней мысли о том, чтобы получить милость посредством благосклонного внимания царя, - ничего, ничего подобного... Всё любовь чистая, бескорыстная, довольная сама собой. Если бы мне кто сказал: "Этот человек, перед которым ты молишься и благоговеешь, полюбил тебя, как простой смертный", я бы с ожесточением отвергла такую мысль и только бы желала смотреть на него, удивляться ему, поклоняться, как высшему, обожаемому существу! Это счастие, с которым никакое другое не могло для меня сравниться!»
Страсть Александра I к мимолетным романам во время «служебных командировок» была общеизвестна. Он мог увлечься и королевой, и женой станционного смотрителя. Удостоиться внимания самодержца считалось величайшей честью не только для женщины, но и для её мужа. Император был склонен к мелким интрижкам, но при этом щедро вознаграждал своих любовниц.
На другой день после бала губернатор Полтавы Тутолмин приехал поздравить генерала Керна с успехом жены. Анна так понравилась императору, что он на имя её мужа Ермолая прислал пятьдесят тысяч рублей наличными. Нетрудно догадаться, что наградные предназначались не бравому генералу, а прелестной Аннет. Резумеется, за особое интимное очарование.
Это была не последняя встреча Анны с Александром I летом 1817-го года во время его пребывания в Полтаве. Была и ещё встреча, о которой она пишет:
« Я поехала к обедне в маленькую полковую церковь, разбитую шатром на поле Полтавской битвы, у дубового леска, и опять имела счастие его увидеть, им любоваться и получить сперва серьезный поклон, потом, уходя, ласковый, улыбающийся...» . Об этой встрече Александр ей напомнит при очередной встрече, но уже в Риге. Об этом я скажу чуть позже. А пока что напомню, что летом 1817-го года свидания юной генеральши с императором, а через девять месяцев, в 1918-м году, она рожаем Катеньку, которой император становится крёстным отцом и дарит молодой маме великолепный фермуар с бриллиантовыми украшениями за шесть тысяч ассигнациями! И «Пациент-ПАС (Пушкин) при этих любовных делах и рядом со свечкой не стоял. Первая встреча Анны с ним произошла лишь в 1819-м году. При том встреча не произвела на Анну ни малейшего положительного впечатления. И об этом я расскажу позже.
Весной 1818 года генерал Керн поссорился со своим непосредственным начальником генералом Сакеном. Сакен пожаловался императору, и генерал Керн попал в опалу. Ермолай Керн знал, что Александр I по-прежнему испытывал к его супруге нежные чувства. Знал и то, что погасить опалу могла только его прилестная жёнушки. Именно с этой целью в начале 1819 года супруги Керн поехали в Петербург.
В «халтуре» многие пушкинисты пишут, что Анне стоило только увидеть в окошко кареты идущего императора, и «низко и глубоко ему поклониться и получить поклон и улыбку, доказавшие, что он меня узнал», и , якобы, на этом встреча и закончилась. Очень сомневаюсь я в том, что глубокого поклона было достаточно, чтобы генерал Керн немедленно получил назначение в Дерпт дивизионным командиром. Очень сомневаюсь!
В сентябре 1819 года на балу в Риге Анне Петровне довелось ещё раз встретиться с Александром I, приехавшим в дивизию корпуса. Маневры сорокатысячного корпуса были за Двиной, по ту сторону Московского форштадта, на огромном поле. В конце этого поля сооружена была весьма красивая галерея, обвитая зеленью, - совсем сквозная: на стороне её, обращенной к полю, был балкон, с которого дамы смотрели на маневры.
Естественно, инспекции всегда сопровождались «обедами». Со слов генерала Керн:
- За обедом император не говорил со мною, но по временам смотрел на меня. Я был ни жив ни мертв, думая, что всё ещё состою под гневом его! После обеда начал он подходить то к тому, то к другому - и вдруг подошёл ко мне: "Здравствуйте! Жена ваша здесь? Она будет на бале, надеюсь?"...
И генерал Ермолай Керн, один из героев войны 1812-го года, рванул за женой. С превеликой радостью сообщил ей о желании императора видеть её на балу.
Анна Петровна пишет: «Я только заплела свою длинную косу и положила папоротниковую коронку, закинув длинные локоны за ухо, и прикрепила царский фермуар (подарок императора за чудные мгновения в Полтаве прим.автора!), как вошел муж, и мы втроем поехали... Можно сказать, что в этот вечер я имела полнейший успех, какой когда-либо встречала в свете!
Никогда я столько не восхищалась походкой императора, ему одному свойственной! Он не ступал по зале, а как будто несся на облаках, - спросите у очевидцев - все это скажут. В этой походке примешивалась робость к неописанной грации. Он вошел, остановился, выслушал гинмн г-жи Сеси с благосклонной улыбкой, прошёл несколько далее и, по странной, счастливой случайности, остановился прямо против меня и очень близко, потому что толпа в средине так была велика и пространство между ею и дамами, сидевшими вокруг залы, было так мало, что нужно было только сделать один шаг и протянуть руку, чтобы ангажировать даму.
Потом увидал меня, своё скромное vis-a-vis, - и быстро протянул руку. Начались обычные комплименты, а потом сердечное выражение радости меня видеть - и расспросы о моём здоровье. Я сказала, что долго хворала и что теперь надеюсь полного выздоровления от чувства счастия по случаю возвращения его благосклонности к моему мужу. Он вспомнил, что мельком меня видел в Петербурге, и прибавил: "Vous savez pourquoi cela n'a pu elre autrement" [Вы знаете, почему не могло быть иначе (фр.)].
Первые пары нас, по обычаю польского, разлучили; потом он ещё раз меня взял и продолжал начатый разговор. Он сказал, что помнит, как мы молились в Полтаве, ."dans cette petite eglise, si vous vous souvenez?" [в той маленькой церкви, если вы помните? (фр.)].
Я сказала, что такие минуты не забываются. А он заметил: "Jamais je n'oublierai le premier moment ou je vous ai vu!" [Никогда не забуду первую минуту, когда я вас увидел! (фр.)].
Далее добавил: "Dites-moi, desirez-vous quelque chose? [Скажите, не желаете ли вы чего-нибудь? (фр.)]. He могу ли я вам быть полезен?"
Я отвечала, что по возвращении его благосклонного прощения моему мужу мне нечего больше желать и я этим совершенно счастлива. Опять перервали польский, и в третий раз он меня взял, чтобы опять спросить: не нужно ли мне что от него, и сказал эти незабвенные для меня слова: "Je veux que vous soyez dans 1'aisance!" [Я хочу, чтобы вам было хорошо! (фр.)], - и с нежною добротою проговорил: "Adressez-vous a moi comme a un pere!" [Обращайтесь ко мне, как к родному отцу! (фр.)]
После этого спросил еще: "буду ли я завтра на маневрах". Я отвечала, что непременно буду, хотя вовсе этого прежде не желала, боясь до смерти шума и стрельбы. Немного погодя Кайсаров подбежал ко мне и сказал: "J'espere que vous devez etre contente de votre soiree?" [Надеюсь, вы довольны сегодняшним вечером? (фр.)]
На завтра случай доставил мне место прямо над верхним концом стола.
Император шел очень тихо и грациозно, все пропуская перед собою старика Сакена, потом посадил его на первое место в конце стола, по правую свою сторону.
Когда они уселись, заиграла музыка, очень хорошая, одного из наших морских полков, - и заиграла любимые мои арии вместо увертюр...
Формалист Лаптев, дивизионный командир, весьма взволновался этим, особенно когда они заиграли прелестный русский мотив с вариациями:
Возле речки, возле мосту....
Император, разумеется, не обращал на это никакого внимания. Он в это время просил, делая знаки рукой, чтобы не отталкивали бедную, очень старую женщину, которая всё ещё двигалась вперед, чтобы лучше на него посмотреть.
Между тем Сакен взглянул кверху и приветливо мне поклонился. Это было так близко над их головами, что я слышала, как император спросил у него: "Qui saluez vous, general?" [Кому вы это кланяетесь, генерал? (фр.)]
Он отвечал: "C'est m-me Kern!" [Это г-жа Керн! (фр.)]
Тогда император посмотрел наверх и, в свою очередь, ласково мне поклонился. Он несколько раз смотрел потом наверх. Я любовалася всеми его движениями и в особенности манерой резать белый хлеб своею белою прекрасною рукой.
Вставая из-за стола, император поклонился всем - и я имела счастье убедиться, что он, раскланявшись со всеми и совсем уже уходя, взглянул к нам наверх и мне поклонился в особенности. Это был его последний поклон для меня... До меня дошло потом, что Сакен говорил с императором о моём муже и заметил, между прочим: "Государь, мне её жаль!"
После чего летом 1820 года генерал-рогоносец Ермолай Фёдорович Керн был назначен начальником дивизии в Старый Быков, около Могилева.
А Анна Петровна пишет Екатерине Наумовне Пучковой, которой мой «пациентПАС-Пушкин» ещё лицеистом, написал эпиграмму ей: "Зачем кричишь ты, что ты дева...": «Все поздравляют моего дорогого муженька, но это меня не радует... Я чувствую, что не буду истинно счастлива, как только тогда, когда я буду в состоянии законным образом отдать ему [т. е. Immortelle] мою любовь; иначе самое его присутствие не сделает меня счастливою, как только наполовину». И в другом письме ей же: «Что может быть горестнее моего положения? - не иметь около себя ни души, с кем бы могла излить своё сердце, поговорить и вместе поплакать. Несчастное творение я! Сам Всемогущий, кажется, не внемлет моим молитвам и слезам... это последнее время совсем заставило меня потерять терпение, и я бы в ад поехала, лишь бы знала, что там его (мужа) не встречу. Вот состояние моего сердца».
Я полагаю, - генерал Ермолай Керн – рогоносец со стажем, так как ещё в Лубнах в 1817 году его юная жена влюбилась в «L'Eglantine [шиповник], или Immortelle, душу которого сразу узнала «по глазам» и с тех пор бредила им.», как писала она своёй тётке, единственно которой доверяла свои амурные тайны, Ф.П. Полторацкой. Анна сгорала от любви, и за лето 1820 года исписала 76 страниц горячечным романтическим бредом: «...я буду обожать «Шиповника» до последнего своего вздоха...О, какая прекрасная, какая возвышенная у него душа!» - пишет сгорающая от чувст любви молодая женщина. И не мудрено, что в июле 1820 года Анна Петровна обнаружила, что снова беременна.
А генерал-рогоносец Керн, который по милости жены и своего благодетеля, императора «должен кулаками слёзы утирать», позволил беременной жене уехать в Лубны к родителям. Анна Петровна встретилась с несравненным Шиповником. Однако, романтические чувства часто увядают, когда мужчина замечает растущий женский животик. Никто из пишущей о Анне Керн братии не назвал имени «шиповника»
На мой взгляд, не трудно узнать в «Шиповнике» любвиобильного императора-бабника.
И то, что ещё одна из множества любовниц императора-сердцееда Анна Керн в начале 1821 года родила дочь, названную Анной, его не удручало. А Анне Петровне материнство не приносило радости, душа искала любви, а тело молодой женщины жаждало страсти...
Генеральша Анна Петровна Керн умом понимала, что императрицей стать она не может, а сердцем чувствовала, что император, ненаглядный Immortelle ушёл - другие молодые особы засуетились, и блистательная толпа скрыла государя от Анны Петровны навеки...
P.S. О мимолётном видении, а точнее - мимолётной прихоти Анны Керн к Пушкину Вы прочтёте в следующих моих публикациях.