Часы снова пробили двенадцать! День за днём, год за годом, многие годы они издают все тот же звук. Когда я впервые услышал их бой? Не помню. Нет, в первый раз это было не Двенадцать! Точно, это точно! Был мой день рождения! Я помню, мне исполнилось пять, знаю, что пять. Мне было пять и у родителей было много гостей. Был сослуживец отца со своей женой, такой дородной дамой. Она была в черных сетчатых чулках и немыслимо цветастом платье. Помню, как она грузно уселась на стул и наклонилась ко мне. Голос у неё был глубокий, как у оперной певицы, она ухватила меня двумя пальцами за щеку и сказала - «У какой хороший малчик»! Да-да малчик! Это было сказано именно так и никак иначе! У меня мгновенно появилась вожделенная мечта, я захотел откусить её маленький, курносый носик. Или её пухлые темно-красные губки, вкусно пахнущие помадой. Сочные такие, как вишня. Надо же как я их запомнил. Нет! Что вы? Конечно, я не укусил. Ведь я был хороший мальчик. Её губы сразу же расплылись в улыбке, и она поцеловала меня в нос! Мой нос стал мне не друг, он стал мокрым и противным, он стал не мой! Я принялся тереть его рукавом рубашки, пытаясь хоть как-то реабилитировать, спасти после такого унижения. Она глубоко и роскошно рассмеялась. Поглядела на маму, обожавшую меня своей улыбкой и уже глядя мне в глаза, тихо-тихо спросила, - «А ты целоваться уже умеешь?» В следующий миг я утонул в её пухлых и сочных губах. Я летел через серую влажную мглу своих закрытых глаз, я хотел, чтобы это продолжалось вечно и в то же время мгновенно кончилось. Наконец она отпустила меня и с наслаждением откинулась на спинку стула. «Ты чудесный малчик!» - пропел её дивный голос. И я уже знал, что буду делать! Мысль блеснула словно молния. Сомнений не было. Я отрежу тебе яйца! решил я и в этот момент сладкое удовольствие будущей мести растеклось по моему телу. Сейчас, отрежу одно и другое. Будешь знать!
Вот здесь как хотите. Но в том, что она будет что-то знать я был абсолютно убеждён. А в том, что у неё есть яйца, причём два, я был уверен, как и в том, что у меня был подаренный дедом, острый, до бритвенной остроты наточенный нож, мой перочинный нож.
Попасть под стол было не сложно. С тех пор как я ушёл с подарками в свою комнату никто обо мне не вспоминал. Под столом её ноги все время двигались. Она была в лакированных туфлях на низком, остром каблучке и во время болтовни ставила ноги то на носки, то на каблучки. Причём в положении на каблучке она широко разводила коленки, но я почему-то не видел яиц. Ни одного. Я был обескуражен. Как отрезать яйца, не видя их я не знал, но чтоб потерпеть такое бесчестье! Нет! Этого я безусловно не мог. В очередной раз, когда Людмила, к ней обращались именно так, раздвинула ноги, я решился и запустил руку ей про меж ног, и тут забили часы! Семь раз. Семь раз на всю квартиру, на всю Москву, на весь Мир. Семь бесконечно долгих, неистово громких ударов один за одним обрушивались на мою голову. Людмила быстро свела ноги, зажав мою руку, а я спешно, но тщательно ощупал её промежность. Яиц не было! Свободной рукой, тренированным движением, я со щелчком убрал клинок складного ножа. Что делать дальше я не знал. Было лишь глубокое разочарование, тоска и страх. Я ждал. Не знаю, чего, просто сидел, втянув голову в плечи и ждал. Что думал? Не помню, фантазировать не хочется. Когда часы перестали орать о моем позоре, открылась скатерть. Людмила, не спеша высвободила мою руку и осторожно не фиксируя на мне внимание вытащила из-под стола. «Какой ранний - прошептала она, - подожди с десяток лет, ладно?»
Июль 2018. BenZin