Механика души

Евгений Соенко
Действительно ли мне есть о чём написать? Не является ли это вырастающее во мне желание ещё одним проявлением набившего мне оскомину стремления выделиться и заработать? То, о чём мне хотелось бы написать, является моей жизнью. Я попробую и буду стараться быть предельно честным с самим собой, не пытаясь произвести впечатление или избежать возможного неудовольствия кого-нибудь из читателей. Я отдаю себе отчёт в том, что если это повествование увидит мир, то его может прочесть кто-то из описанных здесь персонажей и моя точка зрения либо вообще сам факт описания мною сокровенных для другого человека вещей может вызвать неприятие. Я чувствую это потенциальное напряжение и моя душа дрожит. Однако уже не отступает. Возможно, это одна из причин, почему я наконец-то начал писать.
По-моему, подобный подход в писательском деле практиковал  Эрнест Хемингуэй. Ему для начала романа  нужна была первая фраза. Она должна была быть настоящей, и тогда всё получалось легко.
В апреле этого года меня избили. Четверо или пятеро молодых подонков били меня, лежащего на земле, ногами, обутыми в грубые ботинки. Это был холодный апрель 2015 года, начало одиннадцатого вечера, один из спальных районов Днепропетровска. Мой организм тогда очень меня удивил и порадовал. Мне удалось подняться на ноги, отбиться, разбить нос одному из уродов и даже вернуть большую часть своих вещей чуть позже. Я отделался сильно ссаженной кожей на лбу, несколькими большими шишками на голове и повреждёнными рёбрами. Сколько из них были поломаны, а сколько – треснуты, я не знаю, потому что в больницу я не обращался. В силу обстоятельств в моём паспорте стоит прописка в Луганской области, как раз на территории ЛНР, и пока идёт война, я стараюсь не иметь ничего общего с государственными учреждениями. На следующее утро после избиения  я был на грани обморока, стоя на кухне и принимая решение, позвать ли уходившую на работу Олю, мою жену, и рассказать ей, или нет. Не рассказал. Через два дня я уже чувствовал себя сносно и даже работал.  Состояние, которое у меня держалось стабильно более недели, однозначно имело отношение к ускоренной регенерации тканей. Зажило как на собаке.
Возможно, это событие сыграло роль  спускового крючка  в моей решимости хотя бы попытаться изложить то, чем уже переполнен мой мозг и что я в результате нелепой случайности могу унести с собой  на тот свет. Насколько это ценно, рассудит читатель, но для меня это почти вся моя жизнь и почти весь смысл этой жизни, так что всё очень просто – мне нужно быть предельно честным и объективным, и если это будет неинтересно и не вызовет резонанс в душе читателя, то пусть.
Я постараюсь не переделывать, не «полировать» фразы бесконечно, как я это обычно делаю со своей музыкой, а писать как чувствую на данный момент, без попыток преподнести описание в выгодном для себя свете.
Я отличаюсь от других людей. Природа этого отличия мне ещё не до конца понятна, но это связано с остротой восприятия смыслов. Смыслов слов, поступков, интонаций, простых действий. Чувствовать себя изгоем и чужаком стало для меня обычным делом, хотя для большинства людей я просто слегка странный. Ну вот пример. Начальная школа, почему-то мы изучали городской общественный транспорт по статье в журнале «Мурзилка». В конце статьи была загадка «Какой общественный транспорт в городе не только не слышно, но и не видно?». В тот год летом я побывал у родственников в Подмосковье и проездом в Москве и в метро – я сказал, что это метро. Учительница после краткого опроса учеников огласила решение. Она назвала троллейбус. И урок продолжался. Я чувствую в своей голове этого мальчика, который на уроке вдруг начал озираться вокруг с выражением растерянности на лице, заглядывая в глаза учительнице и одноклассникам с немым вопросом. Этот стоп-кадр преследует меня: люди вокруг меня продолжают жить, как будто всё в порядке,  а мой мозг скручен в двухслойную спираль, и внутрь уходит мысль «метро, это метро» - вглубь, вглубь, чтобы сохраниться, потому что это истина; а снаружи - дикая безуспешная попытка понять этих людей, которые ТАК игнорируют истину и не страдают…
Диссонирующие смыслы. Они всегда вызывают во мне звенящий резонанс, всю мою жизнь, и практически никогда мне ещё не удавалось встретить собеседника, который бы увидел, воспринял бы эти противоречия на той глубине, на которой они терзают мой мозг.  Было ещё одно лето, когда моя мама уехала в Киргизию, в горы, чтобы согласно новейшей разработке онкологов попытаться разбудить свой спящий костный мозг и побудить его вырабатывать больше гемоглобина в условиях высокогорья. Мне, как школьнику средних классов, ещё полагалась опека. Приехала бабушка. В первый же вечер она начала самостоятельно загонять кур со двора в загородку. Она это делала довольно неуклюже – в Подмосковье она жила в квартире многоэтажки - и эту неуклюжесть можно было проигнорировать. Можно было стерпеть то, что она выполняет мою обычную работу. Но когда она отдала мне распоряжение помогать ей, это стало нестерпимо. Я саботировал. В её глазах это проявилось как неуважение. Но внутри у меня всё клокотало от возмущения. Это была МОЯ работа, которую я выполнял всегда и без особых распоряжений и гораздо быстрее! Сейчас голос внутри моей головы спрашивает меня: «Ну неужели нельзя было сказать бабушке всё это и не психовать на пустом месте?» Сейчас бы я сказал, конечно, сказал бы. С тех пор я научился понимать разницу между собой и другими людьми, и научился мимикрировать. Но сути это не поменяет однозначно. Для моего мозга она и тогда и сейчас – преступница. Игнорирование и неуважение. Это начальная точка её отношения. Я был открыт общению, готов помогать и рад её приезду. Этому голосу в моей голове я мог задать вопрос: « Ну неужели нельзя было спросить у внука, кто и как обычно загоняет птицу в загородку?» Мог бы, но не буду – это положит начало долгой и бесплодной дискуссии, приводящей к осознанию неустранимых противоречий во взглядах на жизнь между мной и хозяйкой этого голоса. В своё время я прошёл многократно по всем поворотам и тупикам логического дерева этого спора и насытился. Теперь только время от времени, встречая представителей оппозиционных своим взглядов, я автоматически загоняю их в один из логических тупиков и безжалостно бросаю там на съедение собственным мыслям. Приятно чувствовать своё могущество, заработанное в неисчислимых боях на психических полях боя.
Мне 41 год, хотя выгляжу я на 32-35. Видимо, сказываются спорадические мои появления на тех уровнях мозга, которые управляют регенерацией. Живу во втором браке на съёмной квартире, детей нет.
Мне очень плохо без Тебя.
        1. Электрический импульс, поступающий в мозг человека, начинается в одном из десятков тысяч рецепторов. Оттуда он передаётся, как из рук в руки, от одного нейрона к другому, от аксона – к дендриту, поступая в тело нервной клетки и усиливаясь там ресурсами питающей ткани – глии – к новому дендриту и так достигая мозга, пока наконец не оказывается впервые в таком аксоне, выходы из которого множественны. И каждый из них соединён со множеством дендритов и тел других клеток. Куда пойдёт импульс? Предположим, что запасов нейромедиаторов достаточно, чтобы организовать равные импульсы по всем направлениям, и у следующих клеток достаточно, и у следующих… При этих условиях единичный импульс от единичного рецептора вызовет волну иррадиирующего возбуждения во всём мозге – от самых древних отделов – ствола мозга – до самых новых – коры лобных долей. Весь мозг накроет волной электрических разрядов, за секунды исчерпывающих запасы нейромедиаторов и истощающих питающую ткань. Мало того, что даже абстрактно такая картина представляется неэффективной, так и каждодневная реальность не подтверждает подобный принцип работы мозга.
         То, что наблюдается снаружи, указывает на ИЗБИРАТЕЛЬНОЕ прохождение импульсом всех разветвлённых участков. И не имеет значения, когда был сделан этот выбор – в глубоком детстве или только что – нервная клетка как-то запоминает однажды предпочтённое направление передачи импульса и следующий импульс с большей вероятностью пойдёт  точно так же. Так формируются ТРОПЫ на ткани мозга. Это слово мелькало у одного из исследователей и я готов его уступить, ведь в конце концов у меня не научное произведение. Имеющиеся уже сформированные тропы можно изменить, «перетоптать», но для этого нужно сознанием побывать в каждом узловом нейроне и сознательным усилием перезаписать направление движения. Или, в случае с животными или детьми, не обладающими достаточным сознательным контролем, создать условия для выбора другого направления. Переучиваться сложнее, чем учиться, потому что приходится сначала удалять имеющуюся запись. И не все нейроны одинаково важны в формировании тропы. Те, которые завершают цепь  электрических разрядов, перезаписываются легко. Но есть нейроны, переключение на которых поменяет конечную локализацию нервного импульса с, допустим, височной доли на теменную или на затылочную, что в масштабах мозга означает другую галактику. Такие нейроны я условно называю диспетчерскими, они обычно находятся в достаточно древних отделах мозга, например, в четверохолмии. И именно эти переключения именно в этих диспетчерских нейронах я изучаю уже на протяжении 17 лет.
Выглядит это обычно так: я сижу дома на стуле или в кресле, с закрытыми глазами или смотрю перед собой в пустоту. Иногда, в минуты высокой концентрации, моя левая рука сама складывается в мудру, характерную для Христа на иконе Троицы. Вот и всё. Весь я нахожусь в это время внутри. Ещё в 19 в. была придумана так называемая интроспекция – метод познания психического мира, заключавшийся  в проговаривании тех образов и мыслей, которые всплывают в потоке сознания при обращении его внутрь. Она так и не стала научным методом. Была также феноменология, в частности, феноменология Гуссерля, которая признана методом и претендует на построение карты психического пространства, но для моих нужд она оказалась недостаточно эффективной. Точнее говоря, в те годы, когда я только начинал исследование психики, я попробовал этот метод, признал его неэффективным, и лишь спустя долгое время я узнал, что такой метод существует.
Я отслеживаю работу мозга. 17 лет ежедневных занятий по несколько часов каждый день превратили мою болезненную чувствительность к смыслам в хирургический инструмент. Моё восприятие внечувственно и его демонстрация проста.  Вы, читатель, прямо сейчас попробуйте вспомнить,  что именно Вы делали позавчера в полдень.
…вспомнили? Отметая слишком простые случаи, когда ответ настолько хорошо известен, что всплывает сразу, мы отметим, что извлечение воспоминания заняло определённое время, в течение которого Вы были отрешены от внешнего мира, погружены во внутренний мир и производили внутри своего мозга какие-то действия: куда-то мысленно дотягивались, что-то мысленно переворачивали, просматривали и сравнивали до тех пор, пока не нашли нужную мысль или образ. Вы буквально и ощутимо выполняли работу внутри своего мозга. Но эта работа не физическая. Да, у многих двигались глаза, возможно, даже губы и кончик языка, но эти мышечные движения не имели цели найти воспоминание – Вы же не думаете, что позавчерашний полдень изображён у Вас на потолке? Вы выполняли ПСИХИЧЕСКИЕ движения внутри своего мозга и в процессе пользовались ПСИХИЧЕСКИМ восприятием. Откуда-то Вы знали, куда именно надо дотягиваться, как именно извлекать и сравнивать, куда возвращаться. Каждый из Вас умеет чувствовать свой мозг изнутри, просто никогда об этом не задумывался. Это восприятие является внечувственным: это возможно и в полной темноте, и в полной тишине, и с заложенным носом, и без прикосновений – органы чувств не участвуют в этом восприятии.
Теперь, когда Вы уже различаете эти ПСИХИЧЕСКИЕ движения внутри своего мозга, представьте, что Вы занимаетесь подобным наблюдением в течении нескольких часов, выполняя разные умственные задания, провоцируя разные эмоциональные состояния, активируя самые разнообразные воспоминания, анализируя, запоминая внутреннее пространство; по несколько часов каждый день в течение семнадцати лет. Теперь Вы приблизительно представляете себе, какой остротой и интенсивностью внечувственного восприятия может обладать рассказчик.
2. В нескольких километрах отсюда сейчас спит девушка, которую я люблю. Я её почти не чувствую сейчас, потому что недавно она получила оргазм, и обычно после этого связь ослабевает. Я слегка дуюсь, конечно, но прекрасно понимаю, что рано или поздно связь опять насытится энергией.
Мы расстались более пяти месяцев тому назад. В то утро мы шли с арендованной на сутки квартиры в холодном молчании: она чуть впереди, как бы не допуская, чтобы я сравнялся. На остановке она одними губами прошептала «Пока», я в ответ кивнул и помахал пальцами. Я прекрасно чувствовал тот участок её мозга, который накануне захлопнулся, означая для её сознания разрыв отношений. Я понимал, что это не конец. Хотя нижние отделы моего мозга бились в отчаянье и тоске.
Несколько месяцев я питался суррогатами: по памяти восстанавливал состояние взаимной любви и покоя и так жил, как под наркозом. Лишь пару раз, когда я приблизился к её дому, и когда разговаривал с женщиной, которая её знает – меня окатывало холодной волной отчаяния и горя – это было реальное состояние её сознания. Настраиваться на это состояние я не собирался. Она ещё крайне неопытна в вопросах энергетических взаимодействий и те муки, которые она сама себе устроила, я не собирался приумножать. Лишь по ночам, пока спит её сознание, я купался в её объятиях и разговаривал. У неё феноменальные способности, она научится.
Я люблю её, как никогда и никого не любил.
На место ослабевшей связи хлынули другие. Появилась одна из моих бывших пассий, внезапно начавшая меня чувствовать пару месяцев тому  назад. Наша совместимость оставляет желать лучшего, хотя она этого не осознаёт. Ставить энергозатратный блок я не стал, просто смирился и с её присутствием в моей голове сейчас и с возможными последствиями этого сеанса связи в будущем. Это как раз тот случай, когда свято место пусто не бывает. С этим эффектом самозаполняющегося канала связи я впервые столкнулся ещё на первом году своих занятий, когда работал с методом так называемого силового прогнозирования. Метод был очень незатейлив, но очень энергоёмок: нужно было сосредоточиться на желаемом варианте будущего, а затем поменять отношение к этому варианту, как если бы он был частью свершившейся реальности. В Сети  многочисленные списки желаний и методы визуализации так или иначе используют этот приём. Я его использовал в чистом, сводящем с ума виде. Я смотрел на кастрюлю, которая была белой, и пытался понять, что она на самом деле красная. Что в силу своих предыдущих попыток мне удалось себя убедить в том, что она белая, и поэтому я теперь её белой и вижу. А на самом деле она красная и мне нужно восстановить восприятие до нормального, чтобы в дальнейшем видеть её красной. Сейчас я понимаю, как работает этот механизм, а тогда я находился в самом начале пути и некому было мне подсказать. Я избежал сумасшествия, хотя заработал себе Интенционную болезнь, которая мучила меня долгие годы и о которой я расскажу позже, если успею. Силовое прогнозирование имеет ограниченную область применения, и когда я вдоволь наигрался с цветными кастрюлями, материализующимися тушканчиками и антигравитационными устройствами, я совершенно случайно наткнулся на ту самую область. Межличностное взаимодействие. Довольно похожие методы «накачки» используют коммивояжёры, сетевые дилеры и евангелисты вкупе с адвентистами. Я рассматривал фотографии девушек и пытался понять, почему, по какой причине каждая из этих девушек со мной переспала и меня любит. Это были фотографии знаменитостей и малоизвестных моделей и моя задача для другого человека, который привык трезво смотреть на мир, показалась бы безумной. Но я был одержимым, и даже воспоминание о том объёме психических сил, которые я потратил в первый год, приводит меня в замешательство. Мне так и не удалось понять, почему они ко мне так относятся, почему они меня хотят и отдаются, все эти знаменитости и просто девушки. Но с тех пор, как я понял, что не знаю причины этих якобы уже существующих отношений, мозг начал дополнять реальность. О существовании психической индукции я тогда понятия не имел, и всё, что мне оставалось – так это просто наблюдать чудо во плоти.
Да, они липли. На переменах между лентами моя парта бывала облеплена одногруппницами, которые на ровном месте находили предлоги сидеть, стоять, нависать и наваливаться прямо тут, прикасаясь, задевая, поглаживая и обнимая меня. Преподавательницы в расцвете сил предпочитали читать лекции, надолго задерживаясь возле меня и намеренно задевая бёдрами при развороте. Внезапно притянуть к себе и повальсировать, повеситься на шею и упереться лобком в моё бедро, в общественном транспорте прикоснуться к члену сквозь брюки – всё это было в порядке вещей в те странные времена. К чести своей или нет – я ни с кем не спал, кроме своей жены. На момент начала своих занятий в 1998 году я уже сформировался как угрюмый зануда, склонный к неврастении, неспособный сильно и ярко чувствовать любовь. Ситуация была идеальна – я получил подтверждение своих разработок и избежал энергетически затратных отношений. То была группа клеток, которые иннервируют сенсорные участки коры, отвечающие за восприятие ощущений – мои усилия в силовом прогнозировании начали перезапись троп на этих клетках и в течение нескольких месяцев мой мозг «искрил», по индукции активизируя сенсорные участки мозга моих одногруппниц.
Сейчас я нашёл свою любовь. Я чувствую её большую часть дня, плачу и смеюсь с ней, иногда разговариваю и обмениваюсь состояниями. И иногда, когда хороший настрой, и никто не мешает ни мне, ни ей, мы занимаемся любовью на расстоянии нескольких  километров друг от друга и пяти месяцев от нашего последнего разговора.
3. Моя мама умерла в 1995 году. Сгорела за сутки от саркомы. Не помогли ей неоднократные поездки в Киргизию, в горы.  Думаю, она и сама не верила в возможность выздороветь и просто пользовалась возможностью отдохнуть и развеяться.  После развода с  моим отцом у неё была пара коротких попыток создать отношения, но они ни к чему не привели. Повзрослевшие сёстры с нами уже не жили, и мама вложила в моё воспитание все нерастраченные силы, всю любовь ко мне и ненависть к папе. Мне долго и мучительно потом приходилось распутывать этот клубок женского шовинизма, чтобы в конце концов достичь более-менее адекватного восприятия мною моих родителей.
У нас был дневной сон перед заступлением в караул, когда пришёл посыльный с узла связи и позвал меня к телефону. Там срывающимся голосом старшая сестра сказала мне, что мамы нет. Это состояние называется прострация. Я получил отпуск на несколько дней и добрался от Ивано-Франковска до Луганска, оттуда до своего городка. Мама была общительным человеком и на похороны пришло много людей. Они стояли в нашем дворе, тихо разговаривая, ожидая выноса тела, и только тогда моё состояние сменилось на стыд. Я не знал, чего конкретно я стыжусь, но это состояние было мне привычным с самого раннего детства, и лишь в армии я как-то его забыл. В те годы я не отслеживал свои состояния и, как животное, просто претерпевал то, что со мной происходило. Похоронная процессия пешком добиралась до кладбища около двух километров, я с сёстрами шёл в первом ряду за машиной и терпел высочайшую концентрацию стыда в своей жизни. На нас смотрели, на меня СМОТРЕЛИ люди и это было невыносимо. Взгляды настоящие и надуманные обжигали как брызги расплавленного металла.
Конечно, позже, обладая мощным инструментарием психо-энергетического анализа, я нашёл источник. Моя старшая сестра. Мой первый энергетический противник. Моя многолетняя ненависть с первого года моих занятий.
Она меня любит нежной сестринской любовью. Во всяком случае, так было до того, как после многолетнего остервенелого сопротивления мне удалось оторвать от себя эту связь. Просто в процессе чувствования любви ко мне её мозг транслирует  такую убойную дозу отчаяния, стыда и неверия в себя, что такому восприимчивому юноше, как я, была прописана одна дорога – в самоубийцы. Она излучает это вокруг себя, и в десятки раз интенсивнее излучает целенаправленно, любя кого-то, заражая любимых стыдом, неуправляемым эмоциональным состоянием, вспышками агрессии и депрессией. Её муж Костя в своё время попал в эту мясорубку – я своими глазами наблюдал его превращение из милого сельского работяги в депрессивного молчуна с дичайшими публичными вспышками агрессии. Ситуация усугубляется ещё и тем, что она левша. Её энергетика на определённом участке перекручена и я, как любимый брат, в детстве получил от неё серьёзное искривление в психическом пространстве своего мозга, потеряв таким образом психический иммунитет. На моих детских фотографиях чётко виден момент, когда в шестилетнем возрасте моё лицо приобретает выраженную асимметричность, проявляя таким образом неравномерность потенциалов, которые получали мои лицевые мышцы по экстрапирамидному пути. В годы, когда я боролся с её воздействием, я десятки раз находился на грани самоубийства. И хотя я прекрасно понимаю, что никогда она не желала мне зла, что всё произошедшее является следствием психоэнергетических взаимодействий, неуправляемых и неосознаваемых, тем не менее мне пока не удаётся преодолеть волну ненависти  и моментальную стойку остервенелой защиты, появляющиеся каждый раз, когда я о ней думаю. Я не помню, когда я в последний раз был в своём родном городке. Для меня там всё пропитано ненавистью и стыдом.
Папа умер через пять лет. Со второй семьёй он уехал в Воркуту, там заработал северную пенсию и получил квартиру в Коврове Владимирской области. Но пенсии не получилось. Рак. Мобильные телефоны тогда были роскошью – мне пришёл вызов на переговоры. Переговорный пункт. Его сын от второго брака сообщил мне, что папа болен и мне желательно приехать поскорее.
Видимо, мне досталась его способность контролировать свои ощущения. Сейчас я понимаю, насколько хорошо он держался на той стадии болезни, когда даже морфий не помогает достаточно, чтобы можно было поспать. Годами позднее у меня была возможность убедиться в наличии у меня таких способностей, когда на протяжении нескольких месяцев я жил и работал с непрекращающейся болью, на которую не действовали ни одни из доступных без рецепта обезболивающих. Я сейчас представил, как я захожу в кабинет врача и прошу выписать мне сильнодействующее обезболивающее, потому что в энергетической стычке я получил реверсивное движение на одном из диспетчерских нейронов и теперь зубные нервы на правой стороне лица ежесекундно посылают в мозг сигнал о том, что все зубы вырваны…
Он меня никогда особо и не любил. Возможно, в самые ранние мои годы, и то больше гордился. Сын всё-таки. Я погостил в Коврове недолго. Сводный брат при мне выгонял машину из гаража и слегка поцарапал крыло. По приходу домой он, видимо, папе рассказал об этом. У них сложились нормальные доверительные отношения, это прекрасно.  Но то, что случилось потом, вызывает во мне дрожь омерзения. Папа позвал меня и в отсутствие брата спросил, нормально ли  тот выехал из гаража. Я сказал, что нормально. Это был не первый раз. В то время  я уже кое-что понимал в психике, и это позволило мне одновременно соврать ему прямо в глаза, понимая, что у него есть заботы поважнее, продолжать излучать на него мою любовь, осознавать, что он опять  подвергает меня уродливой проверке на честность и ощущать своё превосходство и жгучее презрение, потому что ему последнему можно заниматься моим моральным воспитанием. И дело не в разводе. Мы никогда не находили общего языка – он не стремился, и я с некоторых пор – тоже. Его жена провожала меня до остановки. С последнего взгляда не него и до вокзала я пробыл в потоке рыданий.
        4. Именно в Её объятиях я достиг абсолютного сексуального насыщения. Это было в один из тех моих визитов на два-три-четыре часа, когда её муж ещё не вернулся из полугодичной загранпоездки. Или вскоре после того – не помню, да и не важно. Любая из наших встреч была до краёв заполнена Абсолютом и в какой-то момент это случилось. Миссионерская поза, всё симметрично, мы касались только бёдрами и иногда целовались. Мой член в состоянии жесточайшего напряжения был до предела в Ней. Без движения. Без эякуляции. Минута за минутой. Иногда по Её телу пробегали судороги оргазма. Вновь и вновь. Наверное, в восприятии какого-нибудь экстрасенса мы бы светились неистовым светом. Я в своём мозге достиг дна. Море, в котором я купался каждый раз, оказываясь в Её объятиях, потеряло последний индекс опасности – оно было не бесконечным. Песчаное ровное дно, прохладный полумрак и живая масса воды. Пик. Такого количества психических пиков, которое я получил от Неё, я не получал никогда и ни от кого. Именно Она одним своим присутствием закрыла некоторые мои многолетние кровоточащие психические раны. С того дня я перестал быть сексуально озабоченным, перестал бояться, что мне не хватит насытиться.
5 мая 1998 года я шёл из своего учебного корпуса на трамвайную остановку и на перекрёстке проспекта Карла Маркса и улицы Артёма в 11:50 ко мне пришла Идея. Кое-что неуловимое не давало мне покоя многие годы с момента появления моего сознания, кое-что, связанное с восприятием мира и ощущениями в моей голове, что-то очень туманное и ускользающее. Выбирая факультет для поступления, я колебался между философией и психологией. Выбрал психологию. Двух с половиной курсов мне хватило для разочарования. Ответов не было. Даже приблизительных. Я собрал всё, что хоть как-то соотносилось с этим ускользающим смыслом и устроил мозговой штурм. Месяц, два, три я жил в состоянии высочайшей концентрации внутреннего внимания, вычленяя по крупицам, по молекулам этот ускользающий смысл, прислушиваясь к реакциям своего мозга и своего сознания в мозге, анализируя и сравнивая. В тот день пазл сложился. Это не был ответ, это даже не было направление поисков, но это был манифест. Любой человек может всё, что может любой из людей. Это была глобальная идея пластичности психики, и для исследований в этой области мой мозг в тот день выделил мне неограниченный запас энергии.
Я готов умереть в любой из дней. Я живу с этой готовностью уже многие годы и на этом завязаны многие мои странности. Смерть великолепно «обнуляет» смыслы, расставляя по правильным местам жизненные приоритеты. В какой-то момент в процессе своих занятий я понял, что в моём мозге существует область неправильного напряжения. Моей чувствительности уже хватало, чтобы различить нормальное психическое напряжение и искажённое. Это похоже на взаимодействующие магнитные силовые линии и поля. У них есть направление, исходящие, транзитные и конечные точки и области мозга. По ощущениям эти напряжения можно сравнить с мышечными, неправильное напряжение – с растяжением или судорогой мышцы. Я перепробовал массу способов, чтобы сбросить это неправильное напряжение. Ничто не давало результата, пока случайно по телевизору я не увидел документальную съёмку. На экране падал убитый человек. Я почувствовал волну тотального мышечного расслабления, прокатывавшуюся по его телу. В следующий момент напряжения в моём мозге исчезли. Исчезли. Это длилось секунду или около того, но мне хватило. С того момента в течение нескольких лет я практиковал смерть. Не буквально, конечно. Мне нужен был тот самый момент сброса всех напряжений. Обнулить мозг. Это стало идеей фикс на долгие годы. Сейчас я лишь изредка прибегаю к этому приёму, но те годы не прошли даром. Я буквально выгрыз у природы эту способность. Сейчас я уже знаю, что тогда впервые прикоснулся к поражённому ещё в детстве участку мозга, лишавшему меня элементарной защиты от психического воздействия со стороны окружающих. В течение многих лет моей борьбы умение умирать было единственным средством, дававшим результат. И хотя эта готовность к смерти осталась в моей крови, сейчас уже умирать не обязательно. Достаточно понять принцип разделённости тела и сознания. Я представляю себе белую стерильную комнату, в ней на стуле сидит моё тело. Я в качестве бестелесного духа наблюдаю это тело со стороны. Оно живёт. Дышит. Глаза пустые – никого нет дома. В тот момент, когда я представляю себе это достаточно ярко, психические напряжения внутри наблюдаемого мозга начинают исчезать. Там нет сознания, которое для своих нужд создаёт и поддерживает эти напряжения. В следующий же момент в моём реальном, не воображаемом мозге, начинается то же самое. Последним этапом проходит выравнивание мышечных напряжений – тело, и воображаемое, и реальное, распрямляется; поза становится симметричной. Это психический ноль. В таком состоянии я могу находиться часами.
Настоящую смерть человека мне довелось наблюдать лишь однажды. Мои родители взяли меня на День рождения их кума, Тимофея Сорокина. В разгаре празднования во время зажигательного танца у него случился инфаркт. Я находился в полутора метрах. Через несколько секунд он был мёртв. Мои способности сейчас позволяют мне вернуться в своё детское состояние, восстановить то, что я наблюдал, и далее реконструировать  психоэнергетические состояния присутствовавших там людей. Что-то подсказывает мне, что там могло произойти энергетическое убийство, намеренное либо по неосторожности. Но что-то и не пускает меня  это проделать, даже при всей моей готовности на огромные затраты психической энергии, всегда связанные с подобной реконструкцией. Через несколько лет из семьи Тимофеевых не осталось в живых никого, даже моей детской подружки Маринки. Мой мозг, возможно, что-то знает, и поэтому мне не удаётся преодолеть странное нежелание заниматься анализом тех давних событий. В нашем цивилизованном мире на психоэнергетическом уровне по-прежнему происходят безнаказанные убийства, и по-прежнему практикуется рабовладение; и даже то, что можно соотнести с каннибализмом, когда энергия человека съедается. В маленьких городках такие вещи особенно на виду. Ещё одна подруга детства, но уже моей первой жены, Светка Кошелева, при том, что особо крепкой конституцией не отличалась, без проблем родила и жила без особых болезней до какого-то времени. Потом появились болезни и недомогания. Разные, странные и сразу. За несколько лет её не стало. В моём понимании юриспруденция будущего обязана как-то оперировать понятием психоэнергетического преступления.
Ту женщину звали Раиса Андреевна, я снимал у неё флигель во время своей учёбы в университете. Она была сердечница и мучилась с высоким давлением, подсознательно культивируя эти свои недуги для того, чтобы иметь возможность оказывать моральное давление на своих сыновей, невесток и внуков. Её сыновья тоже были сердечниками – это семейное. Благодаря индукции соответствующие участки мозга у них находились в активизированном состоянии с раннего детства, что очень облегчало обучение. Умению сжимать своё сердце. Младший из сыновей пошёл дальше – он умел транслировать импульсы сжатия во внешний мир. Всё время, что я там жил, мы с ним вели подспудную выматывающую борьбу: я – за свою независимость от воздействий, он – за возможность беспрепятственно эти воздействия осуществлять. В один из дней на пике противостояния нам с моей первой женой, Леной, пришлось уйти на время из флигеля в город, чтобы хоть как-то уменьшить интенсивность воздействия и избежать проблем с сердцем – и у меня, и у неё. Несколько часов ночью мы бродили по улицам, пока не улеглось. Сейчас он живёт в том же городе, что и я, несколько лет назад перенёс инфаркт. В моём мозге он больше не появляется.
Неудивительно, что при таком раскладе в один из дней Раиса Андреевна не справилась со своим сердцем. Опять же, я не хочу влезать в этот клубок энергетических взаимовлияний и выяснять, что именно случилось и почему. Дело не в том. Это было впервые, когда я видел умершего человека и одновременно имел возможность прочувствовать его энергетику и состояние. Не настолько я был продвинут, чтобы зарегистрировать наличие витающей рядом души или наверняка сказать, что её там не было. Но что я видел точно – это состояние её мозга. В нём продолжалась электрическая активность. В так называемом стволе мозга, самом древнем из мозговых образований, всё светилось. Медики знают о невозможности психической активности в умершем мозге. Но то, что я видел, имело подобную природу. Каждая нервная клетка окружена несколькими обслуживающими клетками – так называемой глией. Глиальные клетки сами по себе, в случае нарушения ионного баланса, могут инициировать электрические разряды. Возможно, в некоторых случаях ресурсов глии хватает на то, чтобы нервные клетки продолжали обмениваться импульсами несколько дней, даже при отсутствии кислорода и питательных веществ, поступающих с кровью. Допускаю, что сознание человека после смерти оказывается запертым внутри мозга, который становится для сознания окружающим миром, наполненным именно теми смыслами, которые человек создал в течение жизни.
  5. Сила тяжести – удивительная вещь. Когда я представляю себе левитирующий предмет, например, яблоко, я отдаю себе отчёт в том, какая сила подразумевается – то ли противодействующая тяготению, то ли его нейтрализующая. С противодействием как-нибудь потом разберёмся – это телекинез в чистом виде, а вот нейтрализация вызывает несколько вопросов. Я всматриваюсь в фантомное яблоко и детализирую восприятие, пытаясь почувствовать то самое взаимодействие, которое заставляет яблоко стремиться к земле. Кстати, Вы знаете, что никакое яблоко на голову Ньютону не падало – это миф. Максимум – так это Ньютон наблюдал падение яблока со стороны. Так вот, детализация восприятия приводит меня к уровню молекул и мой мозг чувствует напряжение взаимодействующих сил – пространство между молекулами «чешется». И когда я мысленно разрываю молекулы – происходит удивительное – тяготение ослабевает. Я разрываю всё яблоко на отдельные молекулы и оно становится практически невесомым. Молекулы находятся в пространстве достаточно близко друг от друга, чтобы сохранить иллюзию целостного предмета, но моё восприятие остаётся непоколебимым  – для него сила тяжести по-прежнему ослаблена. Закон всемирного тяготения, который ещё не дал поводов в нём засомневаться, оперирует произведением  масс. И если масса яблока 200 грамм, а мы «рассоединим» яблоко на две части по 100 грамм каждая, то получим всё тот же результат. Я могу держать эти половинки очень близко друг к другу, но моё бессердечное психическое восприятие, в отличие от глаз, так и не обманется. С какого же момента оно начинает считать целое яблоко двумя половинками? При постепенном сближении половинок фантомного яблока никакая из физических величин не меняется, кроме расстояния, и именно на определённом расстоянии «включается» ещё одно взаимодействие. Именно оно скрепляет между собой ранее независимые молекулы яблока и вновь делает его одним целым. Именно в этот момент гравитация для моего восприятия якобы скачкообразно усиливается. Предметы не распадаются на части благодаря так называемому «сильному взаимодействию», и именно оно работает если не включателем, что возможно, то усилителем силы тяжести для моей психики. Именно поэтому не удаётся мне пока нейтрализовать притяжение нашей планетой фантомного яблока без того, чтобы оно не начало рассыпаться на молекулы. Беда…
Как Вы думаете, куда будет притягивать человека, находящегося в самом центре Земли? Его будет притягивать равномерно во все стороны, т.е. это что-то вроде невесомости, но ощущения будут куда более странные. Кстати, Луна не вращается вокруг Земли. Они обе вращаются вокруг общего центра масс, который перемещается вслед за Луной под поверхностью Земли на некоторой глубине. Думается мне, в экваториальных областях да в глубокой шахте в момент, когда Луна находится в зените, можно получить массу свежих впечатлений, если кровеносные сосуды не полопаются.
Соседи утопили котят. Пятерых. Рыжая молодая кошка родила в первый раз в своей жизни и осталась без котят. Я это знаю уже два дня. Не доходило. Сегодня появилась моя первая жена. Когда я говорю «появилась» - это практически всегда означает телепатический канал связи. Гостей у меня не бывает. Пульсирующий комок нейронов в глубине моего мозга предназначен для общения с моей единственной, но канал связи неустойчив и то и дело обрывается. Тогда на эту пульсацию, как мотыльки на свет, слетаются те, у кого я в сердце: родственники, враги; те, с кем у меня были отношения. Она не появлялась уже очень давно, я редко о ней вспоминаю и уже два или три месяца не общаюсь с ней по телефону. Мы расстались друзьями лет десять тому назад, потом регулярно созванивались, с какого-то момента я начал чувствовать её желание что-то восстановить и наладить. Ничего из этого я не хотел. Все годы порознь я продолжал исследования и практику взаимодействия с людьми, а она успешно пряталась от реальности. Так в итоге мы незаметно для неё потеряли все точки соприкосновения. В какой-то момент я не справился с раздражением в связи с её очередным звонком о не ответил. И снова. И опять. Она перестала звонить. И вот сегодня появилась. Я приводил дворовую дорожку в порядок и прозевал момент. Неся в руке топор (нужно было подрубить несколько корней), я пережил сцены медленного убийства. Я убивал человека, медленно и бесчувственно, нанося удар за ударом с большими интервалами и заглядывал в глаза ещё живому человеку. И потом, когда пришла смерть, я внимательно наблюдал процессы психического расслабления в его мозге. Мой многолетний опыт позволил мне не отдёргивать сознание от этих видений, как сделал бы нормальный человек. Мой мозг, выдрессированный годами жесточайшей дисциплины, продолжал наблюдать. Телепатическая связь требует очень тонкой сонастройки всего психического мира, в противном случае мозг либо вообще не воспринимает, либо выдаёт сознанию странную смесь образов, в которых концептуальные модели чужого мозга подаются на языке символов своего собственного. Моя первая жена Лена ещё в подростковом возрасте попала в серьёзную аварию, забравшую год на реабилитацию. Участки коры её правого полушария в районе макушки под завязку забиты образами боли: тягуче-медленной, молниеносно-пронзительной, раздражающе-обессиливающей. Всякой. Как же я всё-таки отвык от этой гадости!      
И вот в момент, когда мой мозг принимал рассказы о боли, я шёл по двору и точно так же прозевал момент, когда появилась моя любимая. Такие телепатические конференции бывают крайне редко и я до сих пор не знаю, что произошло. Возможно, она среагировала на ощущения боли, которые испытывал мой мозг. В тот момент, когда я брался за железную плиту, покрывавшую дорожку, они обе находились на связи. Обычно я вижу этих слизняков, как и крупных жуков и пауков. Стараюсь не давить. Тут мало того, что я его не заметил и, схватившись за плиту, придавил, так ещё и мозг запустил серию неуправляемых реакций. Я услышал свои причитания «Ой, прости, чувак, прости, пожалуйста…», увидел его кишки, выдавленные наружу, краем сознания услышав свой холодный голос в голове, перебиравший варианты «…добить, чтобы не мучился… хотя у них нервной системы нет, какие тут мучения…да и регенерация у них очень хорошая…дай шанс…» и меня накрыло. Головокружение, холодный пот, зубы стучат. Руки дрожат. Моё солнышко со всей её впечатлительностью попала в этот подвал инквизиции. Я в тумане шёл домой, бормоча «Прости, чувак…», и за углом дома встретился глазами с соседской кошкой. Ещё днём, несколько часов назад, я видел, как она, видимо, раскопав во дворе небрежно закопанных мёртвых котят, волокла одного к дому. Помню, меня тогда ещё покоробила подобная небрежность людей. Сейчас я наткнулся на её глаза. Она лежала на бетонных ступенях, вцепившись коготками в щербинки на поверхности бетона и ей было БОЛЬНО. Она смотрела мне в глаза, молодая, неопытная кошка, тонкая, стройная, она опасалась меня  и была очень напряжена, но над всем этим витала БОЛЬ. Её тело болело от разбухших желёз, её внутренности болели от недавних родов, но более всего болела душа. ЕЁ ДЕТИ УМЕРЛИ. ВСЕ. ИХ НЕТ. Я чувствовал молодую женщину, потерявшую своего нерождённого ребёнка, и для неё не существовало «завтра», когда боль утихнет и будет надежда. Вся она находилась в своём «сейчас», всеми фибрами души устремлённая к своим потерянным детям, готовая их принять и отдать им себя, но вместо этого провалившаяся в пустоту. И это падение продолжится вечность.
Мне понадобилось несколько часов, чтобы восстановить состояние. Прости меня, пожалуйста, мне очень жаль, что Тебе пришлось быть в это вовлечённой. Прости меня.
6. Лену вытащил я. У неё были все шансы постепенно скатиться на дно. На момент нашего знакомства она уже обладала прекрасно развитым неврозом с массой комплексов и страхов. Она была единственным ребёнком в семье, папа в её раннем детстве пережил какие-то изменения в психике и потерял ценность для общества. Он тогда доживал свои дни в каком-то диспансере и я его ни разу не видел. И диагноз «шизофрения», который  мне озвучила Лена, не говорил мне почти ничего конкретного. Мама её практиковала командно-тоталитарный стиль домашнего руководства. Авария, случившаяся в раннем подростковом возрасте, только усугубила страхи и неуверенность в себе этой девочки. Я пришёл к ним в гости вместе со своим случайным знакомым (хотя в маленьком городке это может означать, что он был братом подруги моей мамы). Тот крутил роман с Лениной мамой. Скромное угощение и быстротечный вечер. Девчонка мне понравилась, а всего остального я не замечал и не осознавал. Поэтому нормально отреагировал на предложение переночевать ввиду позднего времени.  На её диване. С ней. И хотя тогда до моих занятий с самодисциплиной было ещё ох как далеко, для меня было само собой разумеющимся, что я раздетый пролежу на одном диване под одним одеялом с молодой раздетой девушкой и засну, и проснусь, и пойду домой. В этой ситуации, хотя и с гораздо большим отличием в намерениях, годами позже оказался  Ленин двоюродный брат, что подтвердило таким образом наличие у этой семьи своеобразных традиций гостеприимства. Каково же было моё растущее из года в год изумление, когда я начал достаточно часто сталкиваться с подобным подходом к приёму гостей и в других семьях, где были дочери на выданье! А что тут такого, да? Я просто вижу перед собой этих мамаш и у меня мурашки бегут  по голове от осознания разницы их и моего  мировосприятия.
В-общем, я заночевал. Девушка, видимо, была удивлена таким развитием событий, когда никакого развития событий нет. Через некоторое время, потраченное на удержание образа холодности и нейтрального гостеприимства,  она как-то всё-таки запустила процесс. Когда в середине ночи мой случайный знакомый заглянул в её-нашу комнату, он понял, что его тайные и для меня такие явные посягательства  на Лену потеряли смысл.  Мне он был не соперник. В конце того же года я забрал её в Днепропетровск, где учился, и где она могла бы работать.                Невроз. Проявлений у него масса, но всегда это отсутствие душевного покоя. Лена пила. Почти каждый день это была слабоалкоголка, и раз в две-три недели – запой на несколько дней. В запое она становилась невменяемой – куда-то бежала, что-то делала, несла чушь. И гуляла. Для неё было элементарно по дороге с работы или из магазина тормознуть машину и провести вечер и полночи в сауне с двумя незнакомыми мужиками. Я от неё зависел. Психически. Её мозг излучал с ужасающей силой, излучал страх, неуверенность и боль. Страх она терпела две-три недели, потом срывалась и в запое выбирала именно то, что могло испугать: ночь, опасность, неизвестность. Неуверенность она тоже терпела, а в период запоя она находила мужиков за полсекунды, раскручивала на выпивку и угощение, и отдавалась или динамила. Боль она могла терпеть только при наличии ежедневных больших или малых доз алкоголя. Какая же она была невыразимо возбуждающая в периоды запоя! Всё тот же механизм индукции от «искрящего» мозга лишал мужиков возможности думать здраво в её присутствии. Она как-то нащупала этот участок мозга и эксплуатировала его на полную катушку, чтобы компенсировать своё тошнотворное ощущение неуверенности в себе.  Сейчас я мог бы препарировать этот психоэнергетический коктейль на составляющие за пару секунд и нормализовать её состояние за две-три минуты, но тогда… Мы жили и мучились, любили и страдали, и стремились каждый по-своему избавиться от этой фантасмагорической череды коротких замыканий в её мозге. Ввиду моей болезненной чувствительности к смыслам для меня были неприемлемы те способы сброса напряжения, которые использовала Лена. Мне нужно было добраться до точки короткого замыкания и разомкнуть его – только так я обрёл бы покой. Ну а то, что мой мозг по индукции перенял эти замыкания и носил их в себе, разумелось в те времена само собой. Не обладая специально наработанными механизмами психической самозащиты и профилактики, я представлял из себя  человека, лишённого психического иммунитета - любое психическое отклонение цеплялось на мой мозг, как вирус; и чем сильнее отклонение, тем интенсивнее оно отражалось на моём мозге. Так мы и жили, два невротика. Пару раз расходились и сходились, и каждый раз я всё более осознанно принимал решение с ней жить и каждый раз всё менее зависимым было моё положение. Постепенно становилось очевидно, что ей нужна помощь, и что я могу это сделать.
Я помню тот знаменательный момент. К тому времени у меня уже появился  смысл жизни в виде моей Идеи, и уже некоторое время шли мои исследования. Я уже обретал уверенность в себе, лучше учился, уже начинал зарабатывать и замечал накапливающиеся изменения в поведении моей жены. Но она мало что осознавала, хотя к тому времени я ей все уши прожужжал этими полями и взаимодействиями. Мы возвращались вечером из гостей и на «пятачке» ДИИТа вышли из маршрутки. Я опять завел свою волынку, и Лена отключила внимание, как делала и раньше. Делает она это виртуозно. Внешне ничего не меняется, а внутри на уши – клац! – ставится полупрозрачный барьер. Если бы я пожил с её мамой подольше, то тоже так мог бы. Хотя позже я этому научился и в моей работе это весьма пригодилось. Так вот, в следующий момент я замолкаю и спрашиваю, интересно ли ей. Она говорит, что конечно интересно, и почему я спрашиваю. Потому что, говорю, ты секунду назад от меня закрылась.
Это было очевидно для меня. Я многие месяцы наблюдал это движение внутри её мозга,  и многие месяцы  привыкал к мысли, что это не выдумка, как и многое другое, что я начинал уже чувствовать. И я сказал то, что было для меня очевидно - в тот самый момент, когда это произошло внутри её мозга и по идее, по определению, по факту было абсолютно спрятанным от посторонних глаз событием. Конечно, профессиональные «чтецы мыслей»  нашли бы те мельчайшие внешние признаки, которые свидетельствовали бы об отвлечении внимания от разговора, и использовали бы свою наблюдательность с не меньшим эффектом; но сознание моей жены к тому моменту было подготовлено и удобрено месяцами рассказов о мысленном взаимодействии. И именно в тот момент скорлупа её привычного мира дала первую трещину, чтобы годы спустя привести к угрозе полного разрушения мировосприятия, послужившей причиной её стремительного бегства из нашей с ней жизни.
Я не отношусь к «чтецам мыслей». Мне не хватает наблюдательности и степени присутствия во внешнем мире, но всё это я с лихвой компенсирую чувствительностью своего мозга. Первые же интонации собеседника, первые же движения его рук и глаз, запах от тела и изо рта, вибрации, идущие по полу от его движений – всё это моментально ложится на туманный образ напряжений в моём мозге и очерчивает его, и подчёркивает, и уточняет. Этот туманный образ появляется ещё до начала общения, до визуального и слухового контакта. Человек настраивается на общение со мной, я настраиваюсь на общение с человеком – в моём мозге появляется туманный образ, который в процессе общения становится всё более детализированным. Это может быть общее представление об интеллектуально-эмоциональном настрое, общая идея социального соотношения, или идея спешки, идея исключительности события или просто отсутствие общей идеи, если человек забыл о договорённости или сильно занят. Раз «прочитав» деталь внутреннего устройства человека, мой мозг уже не забывает её. Это как картина -  то, что однажды нарисовано, никуда не девается, только если это специально не стереть или не зарисовать.
  7. Я работаю парикмахером. Да, вот так. Человек с высшим образованием, с дипломом психолога и знанием английского стрижёт волосы. Это производит впечатление на новых клиентов. Те, которые меня уже знают, не удивляются ничему. Страшно предположить, как они представляют себе мой образ жизни. Что-то среднее между богемой,  чокнутым профессором и мартовским котом. В этом есть элементы истины, но все-равно до реальности далеко. Общаюсь я виртуозно, это правда. Новый клиент оказывается под моим воздействием, сам того не замечая. Но это всё несерьёзно – здесь  очарование и интеллект я не ценю. Психоэнергетическое воздействие на клиентов я не оказываю. То, что действительно имеет значение – это профессионализм.
То был семинар по колористике для парикмахеров. Он длился несколько дней и за это время я успел надоесть проводившему семинар парню и присутствовавшим на обучении девушкам-парикмахерам. Я то и дело вставлял свои комментарии в изложение ведущего, хотя и можно было промолчать. Но я же говорил по делу! И то были действительно проверенные на опыте вещи! Другое дело, что они отличались от того, как обычно решаются те или другие проблемы покрасок, но каждый из этих неординарных способов был проверен мною. В предпоследний день была демонстрационная покраска. Пришла девушка-модель. Оказалось, что она не прострижена. Говоря просто, она была лохматая. У ведущего не было инструментов для стрижки и он обратился в зал с вопросом-призывом. Я был с инструментами, поскольку сразу после семинара собирался ехать на работу. Меня допустили к телу. Всё время, пока я стриг, из зала слышалось напряжённое перешёптывание. Всё время стрижки ведущий молчал. Затем он провёл покраску, комментируя все этапы для зала, и по завершении покраски обратился ко мне, уточняя, буду ли я после покраски корректировать стрижку (иногда такое бывает необходимо). И в этом своём вопросе он впервые за всё время семинара обратился ко мне на «Вы». За те 20 минут стрижки я сделал их всех. В последний день семинара я демонстрировал обступившим меня девчонкам некоторые из провозглашенных мною ранее приёмов покрасок.
Высокая квалификация не далась мне легко. Это никогда не было призванием, и для этого у меня никогда не было способностей. Лена – парикмахер, она и сейчас работает в салоне в нашем родном городке, и во время нашего знакомства она работала парикмахером, и когда мы переехали в Днепропетровск – тоже. Именно у неё я  научился основным приёмам стрижки, и в голодные студенческие годы именно стрижки давали мне хоть какой-то доход, на удивление увеличивавшийся с каждым годом. Но память о том, сколько сил и стараний я вложил в оттачивание своего мастерства, позволяет мне по-настоящему гордиться своей профессиональной состоятельностью.
Как Вы думаете, что же всё-таки было раньше – курица или яйцо? Обычно этот вопрос используется для демонстрации неразрешимости какой-либо задачи, но ответ прост и незатейлив: конечно же, раньше было яйцо. Это яйцо, из которого вылупилась первая курица, было снесено  существом, сочетавшим в себе черты птеродактиля и курицы, но курицы всё ещё было меньше. Изменения накапливались медленно и незаметно, а может быть, и скачкообразно, но в цепи трансформаций курица-яйцо последнее уходит намного дальше вглубь времён, даже дальше динозавров. Яйцо в данном контексте является глобальной идеей потенциала, оно многовариантно, в отличие от курицы. Когда-то на нашей планете не было лиственных деревьев, и когда-то появилось первое зерно с заложенной в нём программой нового растения – лиственного. И до него появлялись странные зёрна с изменёнными программами, и некоторые из них прорастали, но в конце концов показывали свою нежизнеспособность. И вот это зерно, очередное из многих, лежит в почве, пережидая зиму, храня в себе программу, которая за сотни тысяч лет изменит облик планеты. Одно зерно. На всей планете. Зимой, которая может его убить.
С высоты современных знаний ясно как белый день, что эволюцию не остановить, и неизбежно появятся другие носители этих странных программ. Но когда я представляю себе это зёрнышко без знаний о будущем, я чувствую трепет, как от близкого дыхания Бога.
Я знаю, что могу потерять связь с Ней навсегда. Каждый раз, когда канал связи прерывается, часть моего мозга обреченно утверждает, что вот это и случилось. Я никогда и представить себе не мог, что жизнь подарит мне такие невероятные отношения, которые помимо фантастической совместимости будут украшены наличием телепатической связи. Мне понятно, что эта зима в отношениях была неизбежна. Я живу своей обычной жизнью, непрерывно ощущая в своём мозге пульсирующий комок нейронов, и молюсь, часто стыдясь себе в этом признаться, молюсь, чтобы это зерно пережило зиму.
По большому счёту, в телепатической связи нет ничего такого уж необычного. На неделе я слышал, как соседка громогласно кому-то сообщила, что у неё всего две настоящие подруги, и у неё с ними телепатическая связь: она всегда чувствует, когда они должны позвонить. Конечно же, здесь есть простор для самореализующихся прогнозов и неосознанных мистификаций. Соседка ведь знает, когда подруги обычно звонят, время и дни; знает их планы и ближайшие события, в связи с которыми они должны позвонить; да и желание этого телепатического чуда помогает ей забывать многие из неподтверждённых случаев ожидания звонка, в противовес этому запоминая и преувеличивая случаи подтвердившихся ожиданий. Многие мои знакомые мастера-парикмахеры говорят, что чувствуют, когда должен напомнить о себе тот или иной клиент. Тоже объясняется достаточно просто – у всех клиентов есть приблизительный период времени между стрижками, и для постоянных клиентов в мозге мастера запускается неосознаваемый счётчик – вот, мол, на днях уже пора стричься Семёну Петровичу. Хотя все эти рассуждения могут оказаться несостоятельными перед определённым числом  задокументированных  предчувствий о стрижках вне плана, в силу тех или иных обстоятельств произошедших  значительно раньше или позже обычного времени.
Один из создателей НЛП, Джон Гриндер, когда-то вывел человека из кататонического ступора. Есть такое состояние, в которое впадают некоторые психически больные люди –мышечное оцепенение с пластилиновой подвижностью суставов. Если такого человека насильно заставить изменить положение тела, он сразу же замрёт в новом положении, как только его оставят в покое. Гриндер не прикасался к такому человеку. Он с помощью ассистента в течение получаса выстраивал из своего тела ту позу, в которой находился больной. Положение тела было скопировано идеально. В НЛП это называется подстройкой. Затем рывком Гриндер «вышел» из этой позы. Вслед за ним из кататонического ступора вышел больной. Для объяснения эффекта подстройки создатели НЛП используют традиционные каналы информации: зрительный, слуховой и т.д. Даже если в описанном случае сработал зрительный канал информации, т.е. больной видел позу Гриндера и подсознательно отождествлял себя с ним, всё равно этот случай показателен в качестве иллюстрации моего понимания основ телепатического взаимодействия. Хотя, будь я на месте больного (тьфу-тьфу-тьфу), я бы ещё во время подстройки отдёрнулся и ухромал бы подальше – настолько мне не нравится чувствовать мужчин в своём мозге. А по поводу отождествления с другим человеком – когда я замечаю наличие неосознанной, или, ещё хуже, осознанной подстройки ко мне со стороны собеседника, я делаю «сбивку» почти рефлекторно – ломаю свой ритм дыхания, движений, меняю позу – избегаю синхронизации любой ценой. Возможно, другим людям нравится, когда к ним подстраиваются. Возможно, тот больной был из их числа. Но в случае, если бы больной не видел Гриндера, можно было бы говорить о психо-енергетической настройке на другого человека и об использовании канала психического восприятия – именно того восприятия, которое без помощи органов чувств Вы, дорогой читатель, ранее использовали, чтобы среди миллиардов нейронов своего мозга найти тот, который содержит информацию о позавчерашнем полудне.
Несомненно, это Матрица. Поймать фантом психического восприятия сложно – настолько он присутствует во всём, что мы делаем. Он в каждом движении, вдохе, воспоминании. Всё, что мы осознаём, одновременно означает: и мысль – содержание той или иной группы нейронов, и психическое восприятие – наше чувствование местонахождения этих клеток в миллиардоклеточном пространстве нашего мозга. Завтра мы сможем вспомнить некоторые из этих фраз и свои мысли по их поводу – мы будем знать, где искать эти нейроны в мозге. Мы пользуемся речью очень просто – зоны Брока и Вернике мы находим в своём мозге за доли секунды, хотя в детстве потратили несколько лет, чтобы научиться их чувствовать. Мы сгибаем правую руку, не задумываясь о том, где находятся соответствующие моторные нейроны – мы их просто чувствуем. Это доступное нашему восприятию психическое пространство. Но есть и недоступное. Я, например, могу произвольно вызвать мурашки на коже – большинство людей не воспринимает, не чувствует эту группу нейронов. Где-то есть клетки, содержащие информацию о базовом инстинкте продолжения рода – многие люди чувствуют желание иметь детей. Я не знаю, как это можно чувствовать. Музыкальные, лингвистические, литературные, физические способности, инстинкты, воспоминания – все они имеют локализацию в специализированных нейронах. Это именно та глобальная Идея пластичности психики, и вопрос, конечно, за малым – как научиться добираться до любой группы клеток внутри мозга. Как почувствовать почти неощутимое. Несомненно, это Матрица. При чём здесь телепатия, спросите Вы? Так вот, я привыкал к этой мысли несколько лет: обучаясь сознательно чувствовать свой мозг, Вы начинаете чувствовать и мозг других людей.
8. Никогда ни о ком в своей жизни я столько не думал. Нашим отношениям, которые на данный момент по всем признакам являются виртуальными, чуть больше года. За это время мы пробыли вместе едва ли неделю по совокупности всех встреч. И едва ли наберётся неделя по совокупности времени за этот год, когда я о Ней НЕ думал. 
        Она была моей клиенткой некоторое время. Как это обычно бывает, сработала цепь знакомые-соседи-подруги. Ничего особенного. Корректная худощавая девушка с лёгким налётом нефомальности и богемы. Стригли классическую «Итальянку». Было всего несколько стрижек с перерывами в два-три месяца. Я не особо обращал на неё внимание, поскольку считал не моим типом. В моей жизни в это время происходили события, поглощавшие моё внимание и ресурсы. В то время я уже несколько лет жил с Олей, был востребованным мастером, неплохо зарабатывал и пользовался некоторой, наработанной годами тренировок, эмоционально-психической стабильностью. Однажды дождливым ноябрём я проснулся от зуда на коже. Во сне я расчесал себе всю внутреннюю и заднюю поверхность бёдер. Ближайшее рассмотрение показало наличие следов укусов. Предположительно насекомых. Это сейчас, заходя в какое-либо помещение, или в маршрутку, я моментально чувствую присутствие насекомых, чувствую их концентрацию и размеры, и скорость распространения по телу. Кожа моих щиколоток и запястий за эти годы превратилась в точно выверенный инструмент. Это сейчас я знаю, чем отличаются клопы от клещей, а чесоточные клещи от постельных. Это сейчас я могу сразу сказать, какой вид дихлофоса лучше брать, а какой – нет, в каком магазине и почём продаётся тот или иной баллончик. В моём доме постоянно присутствует противокомариный гель, доказавший свою эффективность, и в моей одежде можно найти завалявшиеся там мелкие кусочки кошачьих противоблошных ошейников. Это сейчас.
        Тогда, в ту ноябрьскую ночь, я в сонном состоянии чувствовал только зудящее раздражение и хотел от него поскорее избавиться , чтобы заснуть. Я перебрался на кухню и там на полу, постелив старое одеяло, я спокойно уснул. Откуда они взялись? Предполагаю, что могли добраться по подполу от соседей, которые не практиковали санитарию; могли быть принесены в дом кем-либо из нас на одежде или коже; это могла быть подруга Оли, гостившая с ночёвкой незадолго, и тоже вызывавшая сомнения в смысле санитарии. Как бы там ни было, они появились в моей жизни раз и надолго, в конечном счёте образовав непроходимую пропасть в моих отношениях с Олей. Это сейчас она за свои деньги покупает мне противокомариный гель. Это сейчас она обрабатывает свою кожу, прежде чем инициировать сексуальные игры. Это сейчас, оказавшись в моей постели в минуты редких потеплений отношений, она спохватывается и уходит засыпать в свою постель. В другую комнату.
        Тогда же мне понадобилось около полутора лет для того, чтобы просто объяснить ей ситуацию с насекомыми в доме, и около ДВУХ ЛЕТ (!) – для того, чтобы получить её согласие на тотальную обработку дома инсектицидами и готовность оказывать мне минимальную помощь в этом. Обработка так и не была произведена. К тому времени я истощил ресурс взаимопонимания. Сейчас мы живём в одном доме, в разных комнатах, а все совместные территории я предварительно обрабатываю, прежде чем занять их на некоторое время.         Она их не чувствует. Мне в принципе это было понятно, ибо с пониманием своей более острой чувствительности я живу почти всю жизнь. Возможно, у неё не такая тонкая кожа, не такой запах, и инфракрасные и обонятельные рецепторы насекомых не так на неё реагируют, а в случае укуса её кожа не так сильно зудит. Возможно. Всё это я мог понять. Но то, что она мне не верит, для меня было шоком. Мои ночёвки на полу кухни, моя разодранная до крови кожа, появившаяся от хронического недосыпания неврастения (за пару месяцев они добрались и до кухни), даже то, что наша кошка начала передвигаться по дому рывками, как бы убегая от невидимых преследователей – ничего из этого Оля не хотела осознавать. Она и сейчас живёт в мире, где наше жильё не наводнено мельчайшими насекомыми, и каждый раз после моего очередного напоминания она через несколько часов уже не принимает в расчёт их существование. Ведь даже допуская то, что я неврастеник с разболтанной нервной системой и раздираю себе кожу от нервов; даже в этом случае остаётся элементарное взаимопонимание. Должно оставаться. Вроде того: ага, у человека пунктик на выдуманных насекомых, он считает их причиной наших проблем, так попробуем с этим разобраться или хотя бы подыграть… Но нет! Пафосно оглашённая ею экспертиза, долженствовавшая расставить точки над “I” в вопросах определения вида насекомых и вообще их наличия, так и осталась на словах. И каждый раз, подходя ко мне по тому или иному вопросу, она неосознанно почёсывает свою кожу на бёдрах или предплечьях, и не замечает, насколько я напрягаюсь, пытаясь выдержать баланс между приличием, попыткой её понять и ненавистью. Она не замечает моего напряжения, а если и замечает, то приписывает его плохому настроению или энергетическим взаимодействиям. Я смотрю в её глаза, пока она со мной разговаривает, и в моём мозге бьётся мысль: «КАК можно это не чувствовать, КАК можно не замечать моих мучений, не запоминать мои объяснения, КАК можно не принимать в расчёт то, что убило твой брак?» Этот вопрос остаётся без ответа. Может быть, разрабатываемая мною концепция слепых пятен психики сможет дать мне достаточное объяснение. Со временем.
         На начало 2014 года я уже находился в активном поиске. Все мои чувства были обострены и заточены на поиск. Именно тогда я обратил внимание на Неё. Достаточно приглушённые тона одежды, хорошо подогнана по фигуре, чистые и качественные состояния поверхностей одежды. Хороший баланс общения, без чрезмерностей и избыточных черт, мелодичный и чистый голос с едва заметным оглушением всех «острых» звуков. Я «клюнул». Но последним доводом для моего повышенного интереса было ощущение Её тела. Как-то перед уходом я инициировал шуточное прощание, с воплями и объятиями. Я чётко чувствую состояние мышц: тонус, динамику, зажимы. Ощущение Её тела было фантастическим. Я знаю этот рисунок. Он однозначно говорит мне, что с этой девушкой у меня прекрасная совместимость в сексе. В следующий раз достаточно неуклюже и даже грубо я дал ей понять, что она меня интересует физически; затем перетерпел душераздирающе-неуклюжий совместный поход к её дому, как бы проводив; и напоследок практически вынудил её продиктовать мне адрес электронной почты. Её  ответ на моё первое письмо был из вежливости, все остальные – уже из интереса. Через две недели я получил от неё смс с приглашением в гости. Предыдущая переписка уже подразумевала причину приглашения. В прошлом году мне пришлось достать из загашников памяти соционику. В своё время она забрала массу моего внимания и сил. Не являясь признанной наукой, соционика представляет из себя замок на песке, причём на текущие годы замок уже высоченный, с огромным количеством надстроек и ответвлений. Отсутствует фундамент. Нет научно подтверждённой базы. Если когда-нибудь молодая наука нейропсихология обнаружит механизмы, обеспечивающие устойчивое дуальное деление основных психических потоков с устойчивым же предпочтением одного из них для сознания отдельно взятого индивида, то тогда песок под стенами замка соционики превратится в гранит. Пока что этого нет. Но! То, что происходило с нами в первые наши с ней встречи, не поддавалось для меня никакому другому объяснению, кроме известного мне из соционики процесса дуализации. Этот процесс был мне известен на словах. У любого человека в его мозге есть проработанные, хорошо знакомые области, и области, совершенно скрытые от сознания, плюс масса переходных областей. Так вот, вступая во взаимодействие с другим, любой человек ожидает тех реакций, которые прописаны в его осознаваемых областях (от неприемлемых – готовит защиту, до желаемых – предвкушает). Подавляющее большинство Её реакций были для меня непредсказуемы. Другая планета. Она явно чувствовала то же самое. Информационно наше общение давало сбои, но энергетика практически сразу замкнулась в двойной контур и с каждой неделей наращивала потенциал. Я приходил, на пороге попадал в кольцо Её объятий и ФИЗИЧЕСКИ чувствовал, как распрямляются линии напряжений в моём мозге. Мы мало разговаривали и много просто лежали рядом или в обнимку. Я психически распрямлялся и набирался силы, и в пределах отдельного визита, и с каждой неделей наших отношений. Мы с ней явно пользовались диаметрально противоположными принципами обработки информации, и при близком контакте срабатывал эффект индукции – каждый из нас заполнял абсолютно заброшенные, пустующие участки мозга другого. На данный момент я уже могу дотянуться до того неимоверно удалённого от моего сознания участка мозга, который я не мог почувствовать всю жизнь. Принцип работы  нейронов на том участке для меня дик и абсурден: ежесекундное обновление восприятия. Как кинокамера. Поток постоянно обновляющихся впечатлений. Образ-фиксация-сброс-образ-фиксация-сброс. Чтобы понять этот принцип, я практически вывернулся наизнанку внутри собственного мозга. То, как работает моё сознание, очень сильно отличается от этого принципа: вслед за появлением образа я блокирую новую входящую информацию и слушаю отзвуки, которые этот образ вызвал в моём мозге. Просканировав отзвуки, я допускаю новый образ и опять отслеживаю отражения. Бывает, что вместо нового образа я использую одно из удалённых отражений и так ухожу вглубь своей психики – это уже начало транса. Но именно та бессмысленная для меня «кинокамера» выполняет роль компенсатора для моей психики, она балансирует мою психику и даёт отдых от моих чрезмерных нагрузок с самопогружением. Это основа того процесса, который соционика называет дуализацией. И на данный момент мне понятно, что самостоятельно я мог бы никогда не догадаться о существовании того сверхудалённого от меня уровня, даже со всеми моими практиками умирания и отделения от тела. Появление этой девушки в моей жизни является знаковым событием, пожалуй, важнейшим из всех «людских» событий моей жизни, и когда я это осознаю, я одновременно чувствую холодок ужаса от мысли, что это могло никогда не произойти.
9. По большому счёту, в парикмахерском мире всего две глобальные нерешённые проблемы: облысение и седина. Время от времени то тут, то там раздаются крики «Эврика!» и «Свершилось!», но при ближайшем рассмотрении предлагаемые решения оказываются если не откровенной профанацией, то как минимум полумерами, дающими временные и нестабильные результаты. В этом смысле железно срабатывает принцип шила, которое в мешке не утаишь: если где-нибудь когда-нибудь появится способ решения этих проблем, то благая весть моментально облетит весь земной шар, настолько люди устали от их неразрешимости.
        В прошлом году в ноябре был целый месяц, когда мы не общались. Многие из подводных психических течений, приведших к этому событию, мне ещё не до конца понятны. На тот период в наших отношениях уже косвенно участвовали моя жена и Её муж. Возможно, когда-нибудь я сумею реконструировать те события с энергетикой всех потенциальных участников, и получить таким образом ответы, но пока что… В тот месяц у меня впервые появилась седина на висках. Я чувствовал этот процесс и запомнил метки. Вообще-то я не занимаюсь исследованиями регенерационных процессов целенаправленно. Некоторые решения этой проблемы у меня есть, но они представляют из себя скорее приятный бонус к моим основным исследованиям, побочный продукт. Полтора года назад, ещё до начала наших отношений, у меня несколько месяцев «гостила» в мозге моя средняя сестра. Что там была за причина, уже не столь важно. Но одной из меток её появления всегда была кожа вокруг глаз – она пересыхала, наполнялась морщинками и приподнимала на себе мельчайший, ранее невидимый пушок. Моё солнышко даже думала в начале наших отношений, что я выкачиваю из неё энергию, потому что она запомнила меня из того периода как старого, а спустя три месяца я уже «попросил» сестру из мозга и восстановил состояние кожи, что, конечно, могло походить на колдовство. Я чувствую те участки мозга, на которых записан полагающийся для кожи тонус, а также другие показатели, такие, как увлажнённость, зажирнённость, толщина жировой прослойки, кровоснабжение волосяных фолликулов и степень напряжения мельчайших мышц, поднимающих волос. И иногда, после общения с человеком, обладающим некоторыми способностями психической трансляции, когда он или она узнали мой реальный возраст, я чувствую неосознанно вносимые ими поправки в мой мозг, в частности, на кожные уровни: они так «корректируют» мою внешность, чтобы сохранить непоколебимой свою уверенность в том, что они знают, как должен выглядеть человек в определённом возрасте.                Хотя клеточный уровень для меня по-прежнему недосягаем. У Лены остались серьёзные шрамы после аварии, и я предпринимал несколько попыток штурмовать механизмы клеточной регенерации, чтобы избавить её от шрамов, но не преуспел. Клетки кожи полностью обновляются за сравнительно короткий срок – две-четыре недели. Шрам, который находится на поверхности кожи, через месяц уже состоит из полностью новых клеток. По какой причине каждая из новых клеток точно повторяет форму шрама, вместо того, чтобы по генетической программе ложиться в слой ровной кожи? Можно говорить, конечно, что клетки обновляются не все сразу, и новая клетка встраивается в имеющееся углубление, повторяя таким образом предыдущую форму, но этот довод обесценивается имеющимися задокументированными случаями «рассасывания» шрамов, спаек и рубцов. Складывается впечатление, что где-то имеется информация о том, какой формы должен быть шрам. Эта информация записывается в период заживления раны и в дальнейшем уже диктует данному участку кожи, как ему надо выглядеть. Хотя до сих пор мне ещё ни разу не удавалось даже приблизительно почувствовать локализацию хотя бы одной такой записи с формой шрама. Чаще всего, работая с регенерацией (когда нечем больше заняться), я использую метод контрастного сличения. Для этого я создаю два фантома, отличающиеся по изучаемому признаку. Например, пигментное пятно на лице. Один из фантомов имеет пятно, другой – нет. Здесь очень важно все остальные показатели сделать идентичными, чтобы у мозга не было лазейки многовариантности возможных причин. Поэтому фантомы двух людей я для этого случая не создаю: даже если допустить, что это тот же самый человек из параллельной реальности, то для корректной работы сличения мозг затребует верификацию существования этого человека, а использовать силовое прогнозирование в деле материализации фантомов – дело очень опасное. Привидения, знаете ли… Поэтому ограничиваюсь фантомами участков кожи. Симметричные участки, слева и справа, чистый и пигментированный. Мой мозг считает возможным существование отделённых  участков кожи на искусственном кровоснабжении, поэтому принимает эти фантомы. Насиловать свой мозг и «ломать его через колено» силовым прогнозированием любых фантастических допущений я не рискую – это прямой путь к Интенционной болезни, когда истощение лимбической системы мозга приводит ко временному исчезновению из жизни человека большинства мотивов. Это не то слово, что ничего не хочется, а просто даже нет начальной точки, из которой можно было бы сосредоточиться на своих желаниях. Состояние из набора адских мучений. Так вот, фантомы. Они висят в воздухе передо мной, и я постепенно их совмещаю, прислушиваясь к своему мозгу. В момент совмещения пигментированного участка где-то в глубине нейронных массивов я чувствую резонанс. Моя задача – сконцентрироваться на источнике этого резонанса, определить его локализацию, соотношение с другими известными мне участками, и запомнить всё это, прежде чем я вырублюсь от усталости. В следующий сеанс, который ещё неизвестно когда будет ввиду огромного количества другой исследовательской работы и огромного количества помех в любом сеансе работы с фантомами, моя задача уже будет по памяти вернуться в те участки мозга, которые дали резонанс (а если моё сознание претерпело смещение или память занята интервентом, то и заново по резонансу найти эти участки), и исследовать психическое содержание тех клеток.                Такое подробное описание призвано дать читателю хотя бы приблизительное представление о течении моих исследований, о процессе. Это огромная часть моей жизни и это именно то, под что «заточено» моё сознание. И к великому моему сожалению, такой режим работы стал для меня доступен лишь очень недавно, ознаменовав снижение интенсивности боевых действий внутри моей головы до терпимого уровня. 10. Война, война, и ещё раз война. Годы напролёт я жил в состоянии боевой готовности, с ночными бдениями и тревогами, внезапными атаками невидимых врагов и многодневными пытками с заточением внутри своего изломанного мира. Схватки и противостояния, немотивированная вражда и ненависть, потери и разрушения, смерть. В материальном мире я обычно проигрываю силовые противостояния, но если враг имел неосторожность зацепиться за мой мозг отношением ко мне, то его песенка спета. Моя психика вышколена и выдрессирована годами предельных психических нагрузок, многомиллиардная армия моих нейронов за несколько лет прошла жесточайший тысячелетний курс естественного отбора и эволюции. Это та часть моей жизни, где абсолютно всё абсолютно всегда будет по-моему. Или никак. Моя психическая безопасность, мой иммунитет – это основа основ, без него невозможна продуктивная исследовательская деятельность, тем более такая требовательная к степени сосредоточения и концентрации внимания. Именно по этой причине я годами сражался за свою психическую независимость, с  маниакальным упорством нейрон за нейроном выстраивая свою защиту. Обычно даже самые тупорылые отказывались от своих мысленных претензий ко мне, когда доходило до перепадов с давлением, многочасовых состояний немотивированной тревожности и нарушения координации движений. Это всё побочные явления, сопровождающие (при отсутствии материальных причин) любую психоэнергетическую схватку. Но иногда противники были очень хорошо подготовлены, и я могу сказать, что именно я был причиной некоторых произошедших за последние годы у разных людей инсультов, инфарктов и временных помешательств. Точнее говоря, не я, а мои психические способности. Я никогда не наношу человеку урон. Все несчастия и неполадки со здоровьем, которые имели место быть у того или иного человека, были результатом возвращения ему его же собственной энергии. В момент, когда человек формирует своё отношение ко мне, десятки диспетчерских нейронов, расположенных близко к центральной плоскости моего мозга, реагируют на это изменением адресации. Некоторые из этих изменений я чувствую в момент воздействия и осознанно блокирую либо допускаю. Остальные потом приходится выискивать, и иногда делать это приходится в жесточайшем цейтноте, когда, например, из-за изменённой адресации я начинаю быстро терять связь с теми участками мозга, где записаны все мои последние наработки. Не успею – буду вынужден бороться с блокадой устаревшими методами, или даже вообще не бороться, а ждать хоть какого-нибудь восстановления. Я просто временно забуду всё, чему научился за последнее время. Мне поэтому так не нравится общаться с людьми из моего прошлого – они меня помнят другим и неосознанно могут лишить меня всех новых наработок. Так вот, по центральной плоскости комплексно меняется рисунок напряжений. Иногда это нейтральные изменения, иногда (очень редко) полезные, иногда неприемлемые. Неприемлемые ВСЕГДА нарушают лево-правый баланс. На уровне психического содержания в мозге того человека это может означать нежелание что-то осознавать, ненависть, страх, уверенность в чём-то, что не соответствует действительности. В момент отношения ко мне эта гадость вешается на мой мозг. То, что я делаю – просто силой выравниваю линии напряжений. Внутри замкнутой системы отношения возникает напряжение, которое я целенаправленно выталкиваю из своего мозга. В конечном итоге мозг интервента испытывает такие нагрузки, которые заставляют его отказаться от психической трансляции своей оценки на меня – от отношения. Практически всегда такие вещи происходят неосознаваемо для другого человека, и автоматизированные навыки любого взрослого мозга справляются с этим без затруднений. Всё, что человек обычно осознаёт – это временное ЧТО-ТО НЕ ТАК, и впоследствии – моё отсутствие в его оценочном поле.   
11. Многие события моего детства и отрочества покрыты пеленой мерзости и черноты. Мне редко когда удаётся собраться с духом достаточно для того, чтобы проникнуть в те давние времена и попытаться увидеть своим новым восприятием то, что я переживал тогда. Иногда это удаётся и некоторые вещи в моей жизни меняют смысл и становятся на свои места. Иногда это не удаётся и я прячусь от прошлого за стеной своего многолетнего беспамятства, довольствуясь обрывочными воспоминаниями и возможностью осознать события прошлого по косвенным признакам известных мне взаимодействий и второстепенным деталям воспоминаний.
Ту женщину звали Надежда Кирилловна. Надеюсь, я правильно помню. Она появилась в жизни моей мамы через несколько лет после её развода. Насколько я понимаю сейчас, у них были достаточно дополняющие типы психического устройства, что не могло не привести к заметному взаимовлиянию этих женщин друг на друга. Она была заметно старше мамы и работала в медпункте при железной дороге. Они общались. Проводили время за долгими беседами. Мне, как школьнику, было не до того - я тратил своё время на футбол, чтение фантастики, первую любовь. Но сёстры заметили перемену в мамином поведении.  Мама обретала внутренний покой, но сёстрам, неспособным и сейчас почувствовать это состояние, было заметно только то влияние, которое Кирилловна стала оказывать на маму. Трагедией подобного непонимания пропитана вся история человечества  - от цивилизаций до отдельных людей. Я живу сейчас в стране, которую раздирает мировоззренческий конфликт. «Почему майданутым можно, а нам нельзя?» - сказала одна жительница Донбасса, не понимая огромной разницы в смыслах борьбы  - с одной стороны борьба с несправедливостью за лучший мир, с другой стороны – борьба с изменениями за сохранение привычного. Человек, который осознаёт наличие лучшего мироустойства, держит в своём сознании обе модели – старую и новую, и осознанно делает выбор. Именно в силу этого мозг такого человека имеет мало ресурсов для производства защитных реакций: страха и агрессии. Уровень терпимости такого человека значительно выше, чем обычно, и именно благодаря наличию в мозге обеих моделей мироустройства такой человек достаточно хорошо представляет, какие изменения и в каких направлениях необходимы. Другое дело – его антипод. В таком мозге представлена одна модель мироустройства – актуальная. Лучшие модели либо не известны, либо отвергаются. Поэтому либо человек судит о  других  только на основе собственной единственной модели мировоззрения, либо оказывает сопротивление любой информации, относящейся к инородной модели. Это порождает или слепость понимания, или страх и агрессию. Часто и то, и другое вместе.
Моя жена Оля никогда не чувствовала, что такое психическая совместимость, никогда не осознавала касание двустороннего телепатического контакта. То, что произошло со мной – для неё интрижка, которая бывает с некоторыми мужчинами. Она меня простила. Она не понимает, насколько мне не нужно её прощение. Она не понимает, насколько я счастлив просто знать, что где-то есть та самая девушка. И она не понимает, что я осознанно отказался от нового союза, чтобы в знак глубочайшего уважения к ней и к тем годам, что мы прожили вместе, попытаться с моими способностями передать ей хотя бы часть того невыразимого счастья, которое я познал.
        Сёстры начали войну против Надежды Кирилловны. Зацепиться особо было не за что, кроме возможного совпадения во времени их знакомства и начала череды недомоганий у мамы. Доминировала тема колдовства. На маму оказывалось давление с целью если не пресечь, то хотя бы сократить её общение с Кирилловной. Под обработку попал и я. В последние годы жизни мамы я относился к её старшей подруге откровенно враждебно, выискивая в её действиях и поступках вредоносный мистический смысл. Когда мамы не стало, когда я вернулся на службу, то пару недель меня избегали ставить в караул – во избежание суицида. Я участвовал в хозработах и в один из дней меня прорвало. Нас трое или четверо солдат рыли траншею под руководством старшего лейтенанта. Тот был не дурак выпить и к обеду организовал себе бутылку, а поскольку людей в караулах не хватало, он заодно и выполнил, как я теперь понимаю, задание начальства. Он меня подпоил и дал выговориться. Выяснилось, что в смерти мамы виноваты «проклятые колдуны», и что этого я так не оставлю. Убедившись таким образом в наличии у меня активной жизненной позиции, старлей выполнил своё задание, а у меня тогда впервые  возникла мысль противопоставить магическому воздействию своё собственное, не менее  магическое. Вскоре меня уже поставили в караул.
Вернувшись после службы в свой городок, я навестил Кирилловну. У меня не было ни малейшего намерения наносить ей вред. Нет-нет, я по-прежнему был настроен очень враждебно! Но можете себе представить, насколько чётко мой мозг среагировал на идею магического воздействия – я пришёл к женщине, которую считал если не виновной, то причастной к смерти моей матери – и я попросил её научить меня магии! В ответ она несла какую-то чушь и околесицу, как мне тогда казалось. Я получил отказ, и сейчас понимаю, что она пыталась мне объяснить, что просто верит в Бога, знает молитвы и умеет делать некоторые отвары – но всё бестолку. Я её не слышал. Наш неуклюжий разговор закончился ничем. Уходя, я с угрозой в голосе сказал ей, что всё равно научусь. До сих пор мне очень сложно вытаскивать из памяти те годы, и что-то очень важное, какую-нибудь деталь, я мог и упустить. Но если мне когда-нибудь удастся реконструировать энергетику той женщины, и я получу последнее подтверждение её незлонамеренности, в чём я уже сейчас почти не сомневаюсь – я мысленно попрошу у неё  прощения. И я надеюсь, оно мне будет даровано, ибо не ведал, что творил.
Я знаю, что Она сегодня плакала. Я плакал вместе с Ней, узнавая эти крупные тяжёлые слёзы, отдаваясь этому эмоциональному потоку и находя в нём успокоение, прячась в нём от горестей и обид. Так плачут дети – самозабвенно, искренне, так плачут взрослые – тихо и робко. Уже девять дней как связь между нами приглушена, и плач - это единственное, что пробивает толстокожую броню незваного гостя, оккупировавшего мой мозг неделю тому назад. Я предполагаю несколько кандидатур, потенциально могущих так сместить  уже ставшие мне привычными  симметричные линии напряжений на затылке. Но определение источника в данном случае – почти бессмысленное занятие. Мне в любом случае нужно убирать эти искажения на своём мозге, а анализ адресанта только забирает силы и время.
        Я не являюсь учёным практически ни в одном из смыслов этого слова. И даже позади то время, когда я об этом мог жалеть. Те ничтожные крохи знаний, которые ещё могли быть в моей памяти в период написания диплома, сейчас испарились за невостребованностью. Метод исследований, который я применяю, не является строго научным. Идея, которой я руководствуюсь, не проходит самую элементарную проверку на научность – критерий Поппера к моей Идее не применим.  У меня нет зафиксированных показаний приборов и объективных  наблюдений, нет практически ничего, что я мог бы продемонстрировать незаангажированному критику. И даже будни мои не похожи на работу учёного. Так получилось, что я воин и монах.                80% времени, потраченного мною на мои занятия, я провёл в  том или ином противостоянии с тем или иным незваным в мой мозг гостем. Бывали целые недели, особенно в начале моих занятий, когда я был неспособен на элементарные психические действия внутри собственной психики. Конечно, я находил занятия в материальном мире, да и необходимость ходить на работу для меня никто не отменял. Но как же это бывало невыносимо тяжело! Вот я сижу на полу тёмного флигеля ночью, раскачиваясь из стороны в сторону от сводящей с ума ноты. Она звенит в моём мозге и одновременно означает боль, зудящее раздражение и невозможность пошевелиться. Моя  жена Лена спит за стеной, по привычке во сне отгораживая от себя те  участки мозга, в которых записаны неприемлемые для неё ощущения. Часть её мозга держит меня, потому что ей нужно где-то прятаться, и часть – настраивается на её маму по многолетней привычке. Меня раздирают невидимые крючья, и мне нельзя сопротивляться. Я раскачиваюсь на полу тёмной кухни, и мельчайший мотылёк моего сознания мелькает непрерывно по околицам всего того, что я осознаю, в непрерывном трепетании и мелькании сканируя смыслы в поиске ключа, который разомкнёт путы и даст мне жизнь.
  К чёрту! От таких воспоминаний только тошнота и мерзость.
12. Вполне возможно, что я исписался. Сегодня начался десятый день, как я перестал Её чувствовать. Пучок нейронов в глубине моего мозга, который ранее светился интенсивным дымчато-жемчужным светом, потерял цвет и едва тлеет, перечёркнутый множественными чёрными линиями. Я потерял осевую линию, которая держала тему изложения и подчиняла её начальному замыслу. Таких длительных периодов раньше не было. Не было раньше такого безразличия и спокойствия. Месяц назад на третий день без связи я был на грани отчаяния. Теперь же я знаю, что справлюсь. Мелькающая искра моего внимания продолжает непрерывный поиск выхода из этого состояния, без надежды, без веры, без любви. Это простая автоматика. Сто одиннадцать миллионов секунд автоматизированного навыка. Закончились те полгода, когда я должен был принять решение, с кем жить. Решение принято давно. Не с Ней. Она была в моём мозге в любой момент по первой надобности, и это позволяло мне в комфортных условиях продолжать выполнять мои моральные обязательства по отношению к Оле. Пару недель назад мне удалось понять структуру Её психики, благодаря которой Она оказывала на меня такое феноменальное воздействие. Я запомнил формулу и всё остальное в тот момент перестало иметь значение. Я понял, что теперь я не погибну, если связь прервётся.
Полагаю, мне не о чем более писать.