Разбуженные злым, срывающимся на визг голосом взводного, долбоюноши зашевелились. Поднялись, стали затаскивать себе на спины сто раз клятые вещмешки. Рогачев, как мог, ускорял процесс потоками мата. Вскоре взвод выстроился в колонну по одному, двинулся по сопкам. Впереди колонны шагал сапёр со щупом, в середине Рогачёв со связью и личной охраной. Сзади колонну замыкал здоровенный Джуманазаров.
Нашему взводу пришлось идти по предгорьям. Замполит шел внизу, вдоль берега, по более-менее ровной поверхности. А мы должны были пердеть по сопкам и при этом догнать его.
На первом же подъёме на первую попавшуюся сопку, у всех сбилось дыхание. Лёгкие, как кузнечные меха, свистели и хрипели, самопроизвольно делая чуть ли не два вдоха в секунду. Гимнастёрки под вещмешками моментально сделались мокрыми и липкими. Нестерпимо захотелось пить.
Взвод начал растягиваться, дистанция между бойцами сбилась. Рогачёв хрипел, задыхался и постоянно крутился. Он делал какое-то количество шагов, стараясь наступать в отпечатки подошв армейских ботинок. Потом останавливался оборачивался, хрипя и задыхаясь, орал чтобы бойцы ступали строго по следам, чтобы не протаптывали проспект, чтобы крутили головами, чтобы высматривали противника и укрытия для себя. Но всем уже было всё похер. Все задохнулись, понурили гривы, сделали страдальческие хлебальники и закатили глаза в предобморочное состояние. Топавший в хвосте колонны Ульянов сильно отстал. Вместе с Ульяновым отстал замыкающий Джуманазаров.
Взвод прошел пять или шесть сопок. Путь преградили скалы, упёршиеся прямо в реку. Коричневые корявые глыбы обрывами свисали прямо в воду реки Панджшер. Мы полезли через скалы. Кряхтели-пердели, пролезли по каким-то страшным, жутким расселинам.
Из скал вышли к окраине следующего кишлака, спустились в разбитые на террасах делянки пшеницы. Желтые невысокие стебли спелой пшеницы доходили бойцам до колена. Спелые огромные колосья с толстыми зёрнами плавно колыхались желтым ковром. Прямо через этот прекрасный ковёр была протоптана свежая тропа. Замполит со своей группой уже прошел.
- Стой! Привал! – Рогачёв повалился на тропу. Несколько секунд жадно хватал открытым ртом воздух. Казалось, что заглатывает его прямо до желудка. Рогачёв похрипел, подышал, медленно высвободил руки из лямок вещмешка. Медленно встал на ноги.
- Вот… жопа… Отстали! – Рогачёв задыхался, поэтому говорил обрывками фраз.
- Где бл@ть… Джуманазаров? Кого ещё…. нет? Ульянов… вот… гандон! Всю рожу… расторцую!
На краю пшеничной делянки мы проторчали минут 20 или 30. Ждали Ульянова. Отдышались. Почти пришли в себя. Почесали за ухом. В конце концов из скал появился Ульянов. Он мотался из стороны в сторону. Если бы периодически не упирался боками и плечами в скалы, то уже грохнулся бы, задрав кверху тормашки. Серое от налипшей пыли лицо перекосила гримаса великомученика. Струйки пота, стекавшие из-под панамы, прочертили по его роже белые полосы через грязищу. В руках у Ульянова был ручной пулемёт. За Ульяновым из скал вывалился Джуманазаров. Он тяжело ступал, обвешенный двумя вещмешками. На спине он тащил свой, на груди – Ульяновский.
- Что, падла? – Рогачёв двинулся навстречу Ульянову, переступая через сидевших на тропе бойцов. После каждого шага с бровей Рогачёва капали крупные, искрившиеся на солнце капли пота.
- Сдох, скотина? Я не хочу из-за тебя лишиться замкомвзвода! Джума, отдай ему вещмешок. Носильщиков у него нету! Пинками, пинками его, как драную кошку! – Рогачёв перешел на визг.
- Взвод задачу не выполняет! Из-за одного ублюдка! Не сможет идти – потащим на плащ-палатке. Только сначала я собственноручно пристрелю! Понял, Ульянов?
- Понял.
- Взвод! Подъём! Вперёд прежним порядком!
Идти стало намного легче. Протоптанная Замполитом тропа шла к кишлаку по ровной поверхности. Кое-где приходилось перелазить с террасы на террасу. Но это же не продираться через скалы и не нестись на подъём по сопкам.
На одной террасе спелые колосья горели. Кто-то надёргал несколько пучков пшеницы, сложил в кучку и поджег. Под горевшей кучкой лежало несколько пачек патронов. Бумажки на них обуглились, неспешно горели.
- Тащсташнант! – Я решил доложить обстановку Рогачёву. – Там в хлебе патроны!
- Ну и дурак! – Рогачев обернулся ко мне с перекошенным злобой лицом. – Хочешь, чтобы я приказал тебе их подобрать? Тебе своих мало?
Я дошел до Рогачева, упёрся в него. Остановился.
- Какое-то чмо, такое, как Ульянов, бросило патроны. Это преступление. – Рогачев говорил мне тихим голосом.
- А ты нашел и не подобрал. Это тоже преступление. Был бы с нами особист, то эти действия он расценил бы как передачу боеприпасов противнику. Так что на первый раз будем считать, что эти патроны тут сгорят, противнику не достанутся. А ты на будущее усвой: не тянут за язык – не трынди. Не видел ты их и всё. Понял?
- Так точно.
Замполита мы догнали за первыми домами кишлака Чару. Получили новую задачу - прочесать этот Чару. Поскольку кишлак оказался очень большим, то нам на помощь с гор должна спуститься 8-ая рота капитана Сакаева. На летних операциях Сакаев так замечательно прочесывал Панджшерские кишлаки, что за его сверхспособности нам поставлена задача: дождаться Сакаева с его ротой и перенять накопленный опыт.
Пока ждали Сакаева, наш взвод загнали на самую верхнюю улицу кишлака и там расположили. С одной стороны эту улицу ограничивали стены крайних домов и высокий каменный забор. С другой стороны улица выходила на крыши расположенных снизу построек. Через крыши открывался пейзажный вид на весь кишлак.
- Тащсташнант, вон там, в большом доме. – Я подошел к Рогачеву, начал докладывать результаты наблюдения за противником. Изо всех сил старался не жестикулировать. – В верхнем окне что-то белое маячит. Может кто-то сигналы подаёт?
- Вижу. – Рогачев подвинул на своей голове панаму так, чтобы солнце не засвечивало ему в глаза. – Чего тут сигналить? Мы вон как насигналили. – Рогачев кивнул назад, на столб черного дыма, поднимавшийся к небу с горящего хлебного поля.
- Ну хрен его знает. Может я туда из пулемёта врежу?
- Погоди. – Рогачев покрутил башкой по сторонам. – Как фамилия вон того снайпера?
- Носкевич.
- Эй, Носкевич! Давай, дуй сюда! Дай-ка берданку. – Рогачев подхватил протянутую ему винтовку, припал к прицелу. Затем передал винтовку мне.
– На, посмотри. Там занавеску сквозняком гоняет. Но, что заметил, то молодец. И что без команды стрелять не стал, это тоже правильно.
Вскоре с гор спустилась 8-я рота. Первые 5 бойцов, шедшие в головном дозоре, дошли до глинобитного забора, огораживавшего фруктовый сад. Неуклюже преодолели тот забор. И как большие зелёные обезьяны принялись молча карабкаться на фруктовые деревья. Раздался треск сучьев.
Появились ещё трое. Полезли на небольшое деревце, росшее над обрывом. Деревце качалось под их тушами. Казалось, что вот-вот оно вывернется с корнем под тяжестью трёх туловищ. И эти туловища спикируют с обрыва на крыши расположенных внизу строений.
- Во как в горах мужики без воды одичали! – Рогачёв криво ухмыльнулся. – Ну, сейчас пойдёт прочёска! Эти всё прошмонают. Так, взвод! Подъём! Выдвигаемся.
Взвод поднялся, двинулся мимо сада. Бойцы на ходу протягивали руки к свисающим на ветках яблокам и сочным абрикосам. Срывали, поглощали прямо на ходу. Перемазали сладким соком руки, рожи и обмундирование.
Какой-то долговязый солдат из роты Сакаева взял у сапёра тротиловую шашку. Обмотал её каким-то трятпьём, поджег шнур и закинул всю эту конструкцию в ветки огромного грецкого ореха. Тряпьё зацепилось за ветки, шашка застряла в кроне. Через полминуты звонко шарахнула среди ветвей. Вниз полетели щепки, листья, сучья и орехи. Проческа началась.
Внизу, там, где должен был проходить Замполит со своей группой, там загорелись первые дома. Солдаты поджигали те дома, в которых находили боеприпасы. Потому что солдаты тяжело нагружены. Если боец находил духовские боеприпасы, то тащить их не было никакой возможности. Поэтому их уничтожали огнём. Причем, поджечь глинобитный дувал не так-то просто. Гореть в нём могут только бревенчатые перекрытия и потолки, собранные из всякой фигни. А как ты подожжёшь потолок или перекрытие без керосина? Никак. Надо либо керосин, либо сено. При этом помним боевую задачу – уничтожить базу международных террористов. Именно из этого кишлака было совершено нападение на батальон «командосов». База именно здесь.
В окна построек, которые были опасно расположены, забрасывали гранаты. Шел второй день операции, боеприпасов у нас было много. Всем известно, что боеприпасы тяжелые, тащить их трудно. Поэтому, как только дали повод для открытия огня, сразу же произошло как с дураком, которому сказали молиться.
Боходир Абдувалиев, замкомвзвод первого взвода, засадил из своего новенького подствольника в ровную стену. Метров с пяти. Кому Рогачёв объяснял, что так не надо делать? Хрен его знает – кому. Боходир забил на все объяснялки, засадил гранатой в стенку. Граната не взорвалась. Боходир прыгал и радовался, как ребёнок. Надо же! Действительно не взрывается при стрельбе в упор!
В середине кишлака Рогачев остановил наш взвод.
- Стоять здесь. Хлеблом не щёлкать! Ждать меня здесь! – Сказал, бросил свой вещмешок на землю и убежал. Его вызвали по связи для координации действий. В кишлаке сошлись две роты, это восемь взводов. Надо было сделать так, чтобы они не перемахнулись между собой в лабиринте узких глинобитных улочек.
Наш взвод остановился между двумя дувалами. Один дувал был обращен к нам глухой стеной, фасадом к кишлаку и реке. Второй дом был обращен к нам фасадом, к горам жопой. Вход в этот дом был украшен бревенчатыми колоннами. На колоннах оборудован небольшой балкончик. Дверь, колонны и балкон выкрашены в весёленький зелёный цвет Пророка Магомета. Из окна второго этажа торчали светло-желтые корни кукурузы. Видимо бача выдернул толстые стебли кукурузы из земли прямо с корнями, аккуратно отряхнул от земли. Может быть даже промыл водой. Затем затащил на второй этаж, заложил ими весь оконный проём. Скорее всего так он заготовил на зиму силос для своей скотины. А что за скотина здесь проживает? Коровы что ли? Я не видел здесь коров. Видел только вьючных животных, на которых доставляют боеприпасы и наркоту из Пакистана. Что надо сделать с фуражом для этих животных?
Кто-то из бойцов достал из кармана коробок спичек. Чиркнул спичку, пока спичечная головка шипела и разгоралась, бросил спичку в окно второго этажа. Спичка прочертила дымный след, залетела в корни кукурузы и погасла. Боец чиркнул второй спичкой. Затем ещё и ещё. Одну за другой он чиркал спички об коробок и кидал в окно второго этажа прямо в корни просушенной на солнце кукурузы.
- А ты сразу много спичек подожги и брось. – Рядом стоял Вася Спыну, смотрел на стебли кукурузы, задрав кверху подбородок.
Боец вынул несколько спичек. Чиркнул, бросил в окно. Плохой вариант. Спички загорались не все одновременно. Никакого толку нет. Надо по одной. Боец продолжил поджигать и бросать по одной. Пятая или шестая спичка, оставив в воздухе изогнутый дымящийся след, воткнулась в просохшие корни и загорелась. Корни дружно вспыхнули, по ним скользнули языки пламени, пошел сизый дым и вскоре уже порывом ветерка, налетевшего со стороны речки, всё это полыхнуло под крышу. Хорошо просушенная кукуруза горит на удивление быстро. И даёт совершенно невероятный жар. Буквально через полторы минуты вся комната второго этажа превратилась в большую печную топку. Через оконный проём с земли было видно, что комната заполнилась яркими алыми угольками, что уже запылали балки перекрытия. Дувал горел ярким пламенем, пламя давало густой серый дым. Дым поднимался из-под крыши дувала, потом порывом ветра его закручивало в дугу и загоняло в сад. Сад моментально заволокло дымом и хлопьями сажи. У бойцов начало першить и свербеть в носоглотке, в горле, стали слезиться глаза. Из-за соседнего дувала, выскочил Рогачёв.
- Кто поджог дувал?
- Я. – Ответил боец.
- Долбо@б! – Рогачев подскочил к бойцу, придерживая рукой на своей голове панаму. Подскочил с такой скоростью, что казалось, он с разгона засадит ногой, как по футбольному мячику. А ещё рука на панаме, как будто Рогачёв собрался рубануть ею солдату по кумполу.
- Мне теперь дышать вот этой всей хернёй из-за тебя? Как ты уже задолбал, придурок! – Затем тут же, без перерыва, не меняя ни тембра, ни громкости:
- Взвод! Вперёд пятьдесят метров марш!
Мв прошли 50 метров. Рогачев кивнул на ближайшее к нам строение:
- Касьянов, Филякин, Спыну, Суванов! Проверить, что внутри. На порог не наступать! Пороги часто минируют. Перешагивайте все пороги.
С вешмешком и с пулемётом я полез в дувал. Дверь была настолько низкая, что я мог проникнуть внутрь лишь на карачках. Рогачев объяснял, что это из-за дефицита древесины. Древесина в Афгане дорого стоит, поэтому дом с большими деревянными рамами, дверями, колоннами – это богатый дом. В нашем случае дверь была очень низкая, значит мы лезли в дом бедняка.
На двери висел малюсенький замочек, такой, какие вешают на почтовые ящики. Это не запор, это символ того, что заперто. Я внимательно осмотрел дверь и замочек, проволочной растяжки от замка не обнаружил. Пришел к выводу, что вход не заминирован. От удара прикладом замок хрустнул, как раздавленная стекляшка, рассыпался на 22 пылинки. Нормально Зимин проинструктировал. Замок сбили прикладом, палец на спусковом крючке не держали. Всё ништяк, всё по инструкции. И в дувал лезли не за приключениями, а за военной надобностью. По приказу командира взвода. Значит полностью следовали пунктам инструктажа.
После того, как одолел замок, я укрылся за толстой стеной, толкнул дверь стволом пулемёта внутрь. Дверь открылась. Взрыва не последовало. Значит опять же, не заминировано. Широким шагом переступил порог, согнулся в три погибели, полез внутрь. Вещмешок зацепился за верхнюю притолоку двери, не пускал меня внутрь. Какая это, нафиг дверь? Это вход в собачью конуру! Уставшие за два дня ноги затряслись. Я испугался, что они сейчас подломятся и я рухну яйцами на порог. А порог ка-ак долбанёт! Мне очень не хотелось падать на такую ситуацию собственными яйцами. Я напрягся, дёрнулся, с треском вломился внутрь. От вещмешка оторвался верхний ремешок, которым было прикручено одеяло. Вот ёкарный бабай! Теперь придётся пришивать!
В дверь с таким же треском протиснулся Филя. Я полез наверх по узкой тёмной глинобитной лестнице.
- Стой, подожди! – Филя затопал по лестнице за мной. – Не отходи от меня далеко. А то в темноте друг друга перестреляем.
Поднялись на лестничную площадку второго этажа. Упёрлись в дверь. Остановились, осторожно заглянули через дверь в помещение, опустивши головы на уровень пупа. Чтобы не схлопотать в рог пулю или приклад. На такой высоте появление головы не ждут.
В комнате не было никого. Зашли внутрь стволами вперёд. Вдоль стены увидели высокие глиняные толстостенные кувшины. Три в ряд. Высота кувшинов достигала мне до подбородка.
- В них часто хранится мука. Мы в Мариштане по домам шарились, находили такие. – Филя щелкнул фиксатором складного приклада. Разложил приклад. Замахнулся на кувшин прикладом, но потом передумал. Ударил в кувшин каблуком полусапожка.
- В муку может быть спрятано оружие. – Филя второй раз ударил каблуком в кувшин.
- О-о-о-о! О-о-о-о-о! – Филя схватился за свою ногу двумя руками. – Кискамбат кургу! Хреново попал!
Филя отпрыгался, отстонался, затем с глухим грохотом разбил все три кувшина. Два кувшина были пустые, в третьем до половины была засыпана мука. В муке не оказалось никакого оружия.
Мы подошли к двери в следующую комнату. Толкнули стволом, заглянули. Комната была оборудована окнами, по этой причине в ней было светло. В окнах не оказалось ни стёкол, ни рам. Нафиг надо! Холодно здесь не бывает (как будто бы)! В комнате, как и во всём доме, чувствовался стойкий запах каких-то трав, гари и ещё какой-то гадости. В предыдущих помещениях не было окон, там не проветривалось, поэтому там стоял смрад. Но тут-то окна есть, тут проветривается, однако, всё равно воняет.
В середине комнаты на глиняном полу лежала большая глиняная крышка. Я сдвинул крышку стволом – не заминирована. Поднял рукой. Под крышкой в полу устроена ниша, как большой глиняный горшок. В нише стоял закопчённый чайник.
- Это буфет у них. – Филя скинул на пол вещмешок, повесил себе на шею автомат. Принялся расстёгивать штаны.
- Мы, када с поста в Мариштан ходили, мы тогда в такие дырки срали. Узбеки говорят, что это очень большой оскорбление дому. Духи теперь здесь жить не станут.
Филя расстегнул штаны, спустил их до колен, устроился над нишей, как над унитазом. – Может быть чего-нибудь выдавлю из себя?
В полном охренении я решил, что не хочу смотреть на то, как в середине пустой комнаты гадит в «буфет» Филя. Я отвернулся в угол комнаты, стал рассматривать расположенный там очаг. Он представлял из себя глиняное возвышение, над которым была проделана дырка в потолке. Вокруг дырки из глины вылеплен раструб. Под раструбом, на возвышении, жильцы дома разводили костёр. Теперь понятно, почему воняет гарью.
Вдоль противоположной стенки, напротив очага, был выложен дровосборник. Квадратного сечения труба из говна и палок, проходила буквой «Г» вдоль двух стенок. Высота и ширина примерно 50х50 см. Внутри труба была заполнена колючками, былинками, сухими травинками. Я так понял, что это «дрова».
- Слышь, Женька? А как дрова из конца этой трубы доставать? Дырка-то, с одной стороны.
- Становится баба раком и ползёт на четвереньках внутрь. Всё очень просто. – Последнюю фразу Женька проскрипел, сильно натужившись. В комнате запахло дерьмом.
В дверь всунулась голова Васьки Спыну.
- Фу, ну тут у вас и вонишша! Бля, Филя! Ну ты и чмо! Нашел где посрати! Каликули пуло! – Васька плюнул на пол, скрылся из дверного проёма. Довольный собою Филя заржал.
Вскоре нашему взводу приказали выдвинуться вперёд по кишлаку. Мы снова шли, ломились через заборы, разрушали на своём пути всё подряд. Заборы, в которых камушек подбирался к камушку, многоэтажные глиняные дома, деревья, которые веками выращивали на принесённом на человеческом горбу грунте.
Кишлак мы проходили в высоком темпе. Иногда взвод отдыхал, привалившись вещмешками к какой-нибудь стене. Во время такого отдыха у бойцов тряслиь от напряжения ноги, по лицам ручейками струился липкий пот. Нестерпимо хотелось пить. В некоторые дувалы Рогачев посылал группу для проверки, какие-то дувалы мы обходили стороной, даже не глянув. Я не понял принципа, по которому были выбраны дома. Может быть Рогачёву что-то шептала на ушко подвешенная на его боку рация. Может эти дома были выбраны на совещании офицеров, которое в обязательном порядке проводилось в штабе полка перед каждой операцией. Я не знаю, как это всё было задумано, но я видел, как это всё было выполнено. Мы куда-то постоянно спешили, мы неслись через кишлак вприпрыжку. Если бы в кишлаке были душманы, то они вполне могли бы пересидеть наше нашествие. Для этого надо иметь самообладание и способность наблюдать. Конечно, банду в 10-15 рыл мы обязательно обнаружили бы, а вот 2-3 человека, если бы обладали крепкими нервами, то они могли бы от нас улизнуть. Я уже не говорю про спрятанный где-нибудь в ослятнике под соломой автомат или даже десять автоматов. Мы заскакивали в помещения первого этажа, немного топтались по наваленной на полу соломе. Мы знали о том, что в каждом духовском дувале должен быть погреб, старались обнаружить те погреба: пытались топать по соломе сапогами, тыкали в неё сапёрным щупом. Но, ничего не находили: ни погреба, ни спрятанного оружия, ни людей, ни боеприпасов. Электрического света в Панджшере не было, поэтому в ослятниках стояла кромешная тьма. Заскочивши в ослятник с яркого солнечного света, ты не мог там видеть ничего. Даже если бы в дальнем углу сидели пятеро душманов, то у тебя не было шансов их обнаружить. Поэтому мы брали у сапёра щуп, раз десять такали им в кромешную темноту, как копьём. Тыкаешь и с ужасом ожидали, что вдруг щуп попадёт во что-нибудь мягкое. Вдруг там сидит душман с автоматом? А вдруг он там не один? У тебя руки заняты длинной палкой со штырём на конце, что делать, если в темноте окажутся вооруженные душманы? При этом они тебя точно будут видеть, а ты их нет. Отвратительные ощущения, скажу я вам по секрету.
Во всех домах, которые мы проверили, не было мебели. Потому что её там не было никогда. Никто мебель никуда не уносил, не прятал, не эвакуировал. Жизнь местных пацанов, испокон веков, проходила прямо на полу. Максимум – на расстеленной на пол дерюге.
Лишь в одном из домов мы нашли плетёную из прутьев кровать. Это был очень выдающийся дом. Во дворе дома рос огромный, старинный куст винограда. Куст был такой старый, что за множество лет он превратился в целое дерево. Ствол этого виноградного дерева поднимался над крышей первого этажа. Крыша служила своеобразной верандой. На этой веранде находилась плетёная из лозы кровать. Виноград изгибался над этой кроватью, образовывал навес из листьев и спелых сочных гроздей. Над всей крышей были натянуты верёвки, по которым виноград расползся и создал большой зелёный шатёр.
Рогачев сбросил на крыше вещмешок, уселся на духовскую кровать, протянул вверх руку, сорвал гроздь винограда:
- Вот так здесь тащился бача. – Рогачев развалился на кровати, закинул ноги с пыльными ботинками на плетёную спинку, сунул себе в рот несколько крупных золотисто-желтых ягод.
- Зашибись вот так тащиться. Всем отдых десть минут. Джуманазаров, организуй круговое наблюдение.
Эргеш Джуманазаров (замкомвзвод) ткнул пальцем в одного солдата, в другого, коротко объяснил кому с какой позиции и куда наблюдать:
- Ти, блат, пасёш вуньтуда. Ти, на@уй – вуньуда. Ти пи@дуй на криша. Ти с пилимотом, - Эргеш ткнул пальцем в меня, - пи@дуй в другой канэсь дома, паси в окно. Филакин – за ним.
Я сорвал висящую прямо перед лицом гроздь винограда, зашагал к двери, ведущей с крыши внутрь дома. Филя тоже сорвал гроздь, которая висела прямо перед его носом. Все, кто находился в этой сказочной беседке, сорвали по одной, по две грозди, но винограда было так много, что казалось будто бы никто ничего не срывал. Огромное количество запасных виноградных гроздей свисало вниз из зелёного купола. Солнечные лучики, пробивавшиеся через листву, искрились в крупных желтых ягодах, играли и переливались всеми цветами радуги, как в сказочных каплях янтаря.
- Сцука душара, - Филя на ходу закидывал виноградины одну за другой в набитый рот, сопел и сладко чавкал, - тащился здесь, как удав по помидорам.
- Ну да. А нам чая в сахар не докладывают! – Я тоже закинул пару виноградин себе в рот и шагнул в дверной проем.
Дом был большой. Мебели, кроме кровати, не было никакой. Мы видели лишь встроенные в стенку шкафчики, да какое-то подобие маленькой кривоногой табуретки и всё.
Из одного шкафчика мы вывернули сапёрным щупом на пол цветные фотографии. На них был изображен какой-то мордатенький мужчинка, лет сорока, с аккуратно подстриженной бородкой. Сфотан он был на фоне больших домов современного города. Видимо, ездил в Америку или в Европу. Продвинутый душара. Интересно, чем он по жизни занимается. Откуда такие калабашки? Я вырос в семье офицера РВСН. Мой батя в качестве хобби занимался фотографией. Но не цветной, а черно-белой. Дома у нас было несколько фотоаппаратов, фотоувеличитель, бачки для проявления, ванночки-хренянночки, глянцеватели-хренциватели. Но, извините, это в стране, которая первой отправила человека в Космос. А здесь, в тринадцатом веке, в этой глуши, в средневековье… Чем должен был заниматься этот душара, чтобы разъезжать по свету и делать цветные фотографии? А его бабы и дети, в это время, должны были сидеть на голом полу.
Мы с Филей прошли через весь дом. В одной из комнат стены были обиты богатой зелёной тканью. Где-то были покрашены зелёной краской прямо по глиняной штукатурке.
Впечатление от дома сложилось достаточно унылое. Хотя, по сравнению с тем, что уже приходилось видеть, это был очень приличный, я бы даже сказал, выдающийся дом. Особенно воодушевляли виды из окон: долина, окаймлённая по краям фиолетовыми горами, была заполнена зелёным морем садов. Ну, пускай не морем, а большим-пребольшим озером. Желтые дома-кубики, сложенные в причудливые комбинации, высокие горы с величественными белыми вершинами, это всё заставляло вдохнуть и замереть от благоговения. Я не мог передать словами свои ощущения. Мог лишь вдохнуть полной грудью и затаить дыхание на вдохе…
Позицию для наблюдения мы заняли в глубине комнаты. Ствол моего пулемёта в окно не высовывали. Зачем привлекать ненужное внимание?
Стояли, жрали виноград, смотрели в окна. До тех пор, пока не прозвучала команда «Уходим». После этой команды наш взвод гурьбой высыпал из дувала на улицу.
- Джуманазаров, проверь чтоб все были на месте.
- Уч, олты, доккуз – Иргеш по привычке считал бойцов вытянутым пальцем тройками, как на построении в Союзе.
- Все на мэсте, тарищ старшый лэётнант. Никто нэ уснуль.
- Только не размахивай руками. Не жестикулируй, когда считаешь. Никогда не жестикулируй. Подумают, что ты командир и выстрелят в тебя, в первого. – Рогачев вскинул висящий на плече автомат стволом вперёд.
- Вперёд шагом марш! Продолжаем движение.
Кишлак прошли без происшествий. Душманы от нас удрали в горы, мин после себя не оставили. Этот что кишлак был жилой, как минимум, по ночам духи возвращались сюда. Все поля и сады были ухожены, на делянках царил образцовый порядок. В некоторых домах мы находили круглые глинобитные бани, наполненные крупными оранжевыми зёрнами спелой кукурузы. Вполне возможно, что духи жили здесь не только по ночам, но и днём. А сегодня убежали перед нашим приходом. А это значит, что как только мы уйдём, то они вернуться сюда снова. Поэтому, при отходе они ничего не заминировали, чтобы потом не подрываться самим.
Через пару часов пытки жарой мы выскочили из кишлака на пустырь. Кишлак кончился. Пустырь по середине был прорезан глубоким оврагом. По дну оврага журчал ручей. Слева от нас, ниже по течению ручья, к оврагу вышел прапорщик Рушелюк со своим взводом. Голова колонны взвода Рушелюка подошла к оврагу, пацаны полезли вниз. Довольно быстро спустились на дно, принялись карабкаться на противоположный склон. Замыкающий их взвод здоровенный солдат Зуич (недавно переброшенный к нам из роты связи за залёт) добрался до противоположного обрыва. Зуич повесил на шею автомат, одной рукой уцепился за край обрыва, попытался подтянуться к краю. Вторая рука была занята большой зелёной кассетой с лентой к АГСу. Покряхтев и пошкарябав ногами землю на обрыве, Зуич закинул кассету наверх, освободил правую руку, при помощи двух рук подтянулся к краю обрыва, вытянул вес своего тела и вес огромного вещмешка.
- Вологда Четыре, я Вологда Два, как слышишь, приём! – Рогачев поднёс к своему лицу тангенту рации.
- Я Вологда Четыре. На приёме. – Захрипела на боку Рогачева рация голосом Рушелюка.
- Четвёртый, притормози. – Рогачёв снова поднёс к своему лицу тангенту. – У меня здесь кяриз. Подожди, пока я его осмотрю.
Затем повернулся от рации к нам и, задыхаясь, подал команду:
- Второй взвод, вниз, к воде! Быстро! Наполнить фляги!
Второй взвод, как по команде (а на самом деле и вправду по команде), скатился на дно оврага, жадно набросился на воду. Воду пили, воду лили себе на головы, лили за шиворот, воду заталкивали в белые пластиковые фляги. Фляги сжимали, вставляли в ручей и всасывали флягой воду, как клизмой. Филя зачерпнул полную панаму воды, с размаху одел её себе на голову.
- Где тут у вас этот сраный кяриз? – Над обрывом выросла фигура Рушелюка. Без вещмешка, с одним автоматом, Рушелюк прибежал, чтобы посмотреть на кяриз.
- Рушелюк, иди в жопу! – Рогачев оторвался от ручья, поднял своё лицо наверх, к обрыву. – Летишь, как к тёще на блины. Тебе там, впереди, мёдом что ль намазано? Оглядывайся по сторонам хоть чуть, чуть. Следи за соседями.
- Так кяриз-то где?
- В пи@де. На верхней полке. Где е@уцца волки! Не мог же я тебе по открытой связи сказать «Саня, подожди, я водички попью!»
Рушелюк плюнул себе под ноги, в полголоса выматерился и скрылся из глаз за краем обрыва.
Если кто-то думает, что вода не пахнет, то он глубоко заблуждается. Когда-то, когда я в детстве был ребёнком и изучал в школе химию, я читал в статье, содержащей познания о воде, что вода, это жидкость без цвета и без запаха. Там же, в той же статье, звучала пара слов о том, что люди, которые испытывали сильную жажду, утверждают, что вода имеет запах. Я теперь тоже это утверждаю. Вместе со мной вся рота, любой пацан из нашей роты скажет, что вода имеет запах. И этот запах прекрасен! Причем, он не одинаков. В разных местах вода пахнет по-разному. Скажем, в горном ручье, в который мы сейчас тыкаемся мордами, она пахнет мятой. Мы почувствовали этот запах, когда только подходили подходишь к краю оврага. За десять метров до края мы охренели от этого запаха. Потому что это был запах прохлады, свежести, запах жизни! Только представь себе, как ты набираешь эту свежесть во флягу… хер там! Ты тупо засунешь свою потную рожу в прозрачную воду и будешь глотать, глотать, глотать пока будет хватать в лёгких воздуха. Не знаю, как ты, а я делал именно так. Я опустил лицо в воду и пил. Потом вскидывал вверх от воды голову, делал два-три быстрых глубоких вдоха-выдоха, затем снова погружал рожу в ледяную, прозрачную воду. И так пятнадцать раз подряд. Минут десять я, то задыхался без воздуха, то, пытаясь надышаться, испытывал жуткие мучения без воды. Вот она вода, рядом, в десяти сантиметрах от твоего лица. Но я не мог её пить потому, что в это время надо было дышать. Это время казалось мне пыткой.
Только после того, как я утолил жажду, я понял, что семь или восемь минут я находился в очень уязвимом положении. Я совершенно не контролировал окружающую ситуацию. Я забыл обо всём на свете, только дышал и пил, пил и дышал. Вернулся в окружающую меня реальность лишь после того, как наглотался воды и отдышался. Как будто бы с Луны упал - тяжело дышал и бешено оглядывался вокруг. Обнаружил что я в овраге стою на четвереньках над ручьём… Я в Афгане, блин!
- У-у-у-у, опять ваши противные рожи. – С досадой я пробормотал подвернувшемуся мне Филе. По лицу у меня текли капли прозрачной воды.
- Какой уже заразы ты с этого арыка нахлебался? – Филя тоже тяжело дышал, по его лицу тоже текли капли прозрачной воды. Он счастливо улыбался.
- Какой гэц тебя укусил, что тебе моя рожа уже не нравиться?
- Гы-гы-гы, – Смех толчками начал выскакивать у меня из груди. Я стоял на четвереньках над арыком, крупно вздрагивал, почти подпрыгивал от каждого «Гы».
- Гы-гы-гы, - вода классная, Евгений Петрович! Гы-гы-гы день классный, природа классная! Гы-гы-гы, один только ты противный!
- Всё, взвод! Кончай аквариум, бассейн закрывается! – Рогачев встал, перешагнул через ручей.
- Все наверх и вперёд марш!
Мы закарабкались на склон оврага. Пошли вперёд. Дошли до окраины следующего кишлака. Проломились сквозь каменный забор. Пошли по террасе, вырезанной на склоне косогора. Прошли террасу, полезли на косогор. Щемились по косогору через колючие заросли роз и шиповника. Васька Спыну зацепился пулемётом за кусты, с хрустом веток и лязгом металла обрушился вниз. Кубарем слетел с косогора назад, на террасу, кряхтя поднялся на ноги. Задыхаясь, скороговоркой выругался по-молдавски и снова полез наверх, осыпая на террасу камни и землю.
По косогору Второй взвод дошел до первых домов кишлака, вошли в кишлак. Часа полтора шли по кишлаку, изредка кидали в окна гранаты. Кряхтели, потели, пердели, к середине дня вышли на противоположную окраину кишлака. Здесь кишлак сильно сузился, прижатый скалами к самой реке Панджшер.
- Стой! – Рогачев брякнулся на камни возле самой воды. – Здесь привал!