ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Противоречие эпохи иль лицемерие ее
В различии того, что говорилось,
И что приходилось наблюдать?
По радио, в газетах, книгах
Провозглашалось равенство людей.
На фоне этих славословий между ними
Идет борьба за лучшее под солнцем.
Так утверждалась двойственность людей:
Родное, чуждое в них уживалось -
Нет мочи жить, как партия велит,
Все жили так, как получалось.
Боролась власть с желанием людей,
С их верностью своей природе,
Продлить пытаясь жизнь эпохи.
2
Страна себя как будто открывала.
Увидела возможности свои.
Оковы власти ослабели -
Она меняла тактику свою.
Романтика больших свершений
Внедрялась в души у людей.
С убогой жизнью легче примириться,
Когда великие дела вершатся:
И в шалаше бывает рай коль с куражом -
Страх в человеке становится излишним.
Менялось осознанье жизни человеком,
Хоть суть ее осталась неизменной:
Он трудятся, как прежде, на державу,
А власть решает, как жить ему.
3
Любаше интересно в новом деле.
Рождение идей охотно наблюдает.
Обозревает мир науки в целом.
Ученые и книги помощники ей в том.
Властям наука многое сказать могла,
Ее советы не должны быть ложными.
Откроют новые пути стране,
Укажут власти верные маршруты.
В истории, наверное, впервые
Опору власть в науке ищет,
В ней шанс на выживанье обрела.
Забытые стремления народа,
Веками обретенные решенья,
Наука власти подсказать должна.
4
Не трудно было видеть Любе,
Как в атмосфере тайн и недомолвок
Рождался новый лик страны:
Держава крепла, опираясь на науку.
Ракеты, бомбы создавались.
Мощь армии быстро возрастала.
Так воля партии, ее Политбюро,
Научным поиском крепилась:
Задачам партии, вождей её
Наука верноподанно служила.
Но власть при этом не менялась:
Наследство подлое преследует ее.
И первородный грех рожденья
Ничем не может искупить страна.
5
Ученых Люба любит наблюдать.
Легко их многоликость объясняет.
Одни живут лишь интересом дела,
Другие тянут лямку как хомут.
Владеют ими слабости людские,
Чтоб бытовым желаньям угодить,
А бескорыстие своё похоронить.
Коль в человеке нет святой искры,
Потребность в истине его не окрыляет.
Тогда ему не светит и звезда в ночи,
Да и желание творить не озаряет.
Чтоб радость творчества увидеть
И верность делу подтвердить,
Величием их надо вдохновиться.
6
Тянуло Любу к тем ученым,
Кто близок был по духу ей.
Она легко их узнавала
По глубине суждений дерзких,
Подвижности, духовности лица
И резкости, иронии в словах.
В их увлечении не видела границ.
Расчеты мелкие работе не мешали.
Авторитетом им был только Бог,
Хотя себя и атеистами считали.
Тернистость их судьбы ей очевидна:
По детским правилам в войну играют.
И даже мысли той не допускали,
Что страхом надо поступки измерять.
7
Но были и ученые такие,
Что береглись для высшей доли.
В своих стремлениях научных
Они вели себя по правилам вождей:
Таинственно и скрытно для людей.
Внимали тем, кто им в успехе нужен:
Вождями дел научных становились.
Вели ж к тому тернистые пути -
Немногие сумели их пройти.
Когда в них совмещался гений и порок,
Уменье властвовать и подчиняться.
В сумятице проблем неразрешимых
Умели дать искомый результат:
Любой ценой решенье находили.
8
Таким ученым был Степан Васильевич
(Удачный случай свел Любашу с ним).
Директор института небольшого,
В нём создавали приборы для ракет.
Высокий, с ироничным взглядом,
Его улыбку трудно распознать:
Оценивает иль уже приветлив,
Прощает, может быть, на первый раз.
Женат и одинок бывал одновременно.
Давно директор хоть без партбилета.
Отец его – священник, в лагерях пропал,
Он служит власти и душой, и телом.
Держал сурово институт в руках.
Сотрудники его любили почему-то.
9
На юбилее их знакомство состоялась
(С подарками, цветами и речами).
Степан Васильевич - виновник торжества,
Происходящим явно недоволен.
Пришел из цеха, халата не снимая,
Ушел внезапно, досадив гостям,
Их осужденьем явно не тревожась.
Он вскоре Любе позвонил,
На ужин в ресторане пригласил,
За столиком в отдельном кабинете.
Подтянутым он был и деловит,
Взгляд одобрительно улыбчив.
Костюм из ткани дорогой
Сшит и отглажен безупречно.
10
Как продолженье прерванной беседы,
Проникновенно начал разговор:
«Вас удивил, конечно, мой звонок,
И поведение мое на юбилее.
В работе нашей не бывает мелочей,
Предвидеть должен я реакцию людей -
Ни в чем нельзя давать им волю -
Дистанцию держать я должен с ними.
Сегодня в моду входят юбилеи.
В том вижу я плохой симптом.
На них все речи хвалебно лицемерны,
На кладбище уместны лишь они.
Работать надо, только в том отрада,
А праздность развращает коллектив».
11
Как искренен, доверчив с нею.
И в этом не ошибся он.
Но только одинокий человек
Бывает столь непринужденным.
Внимателен и ласков взгляд его
И возбуждение скрывать не хочет.
Он все решил в их отношеньях,
Ей не хотелось возражать.
Бокал отличного вина,
Взаимный интерес друг к другу:
В уюте обоюдного стремления,
Беседа откровенная текла о том,
Что испытать им в жизни довелось,
Что одолели на пути тернистом.
12
Конечно, только про себя
Его Степаном называла Люба.
Хоть сблизились они легко,
Но для нее он был непостижим.
Откуда столько бодрости ума?
Как смог вобрать в себя нюансы мира?
Всему давая практичную оценку,
Решенья принимать не ошибаясь в них.
В таких как он опора власти.
Наверно, ими насыщена страна.
Они, как гладиаторы на поле боя,
Доспехи им – врожденный дар.
А как душа, что с их душою:
У гладиаторов она была?
13
Душа дремала видимо в Степане.
За упоением и рисками борьбы,
Она, конечно, затаилась,
Боясь рассудку навредить.
Какому делу он служил?
Искал ли для себя ответ?
Ему казалось, что живёт.
Сама в нем прорастала жизнь.
И все ж питается его натура чем-то:
В тщеславии давно бы утонула.
Паек, квартира, дача под Москвой –
Его таланту только обрамленье.
Ведь надо каждое мгновенье жить,
Ужели объясняет всё насилье над собою.
14
Степану уж давно нужна Любаша.
От напряженья жизни стал он уставать.
Хотелось искренности, доброты, вниманья:
Душа просила наполненья ими.
Вокруг привычная система отношений,
Стандартом подчинения помеченная.
С Любашей же, Степану ясно было,
Дистанцию общенья он сведет к нулю.
Они не только по возрасту близки.
Один огонь светил им в жизни.
Их подчинял духовному закону,
Который может всех соединить:
Среди дорог, что предлагало время,
Они достойные находят для себя.
15
Прошел нелегкий путь Степан.
С клеймом поповского сынка,
Он все ж закончил институт:
Науки по спартански постигал.
В карьере продвигался лишь тогда,
Когда другим заказаны ее ступени.
Висел над ним происхожденья меч,
Ему прав на ошибку не давая:
Задачи те, что руководство ставило,
Он должен исполнять беспрекословно.
В нем будто жил мотор повиновенья,
Не разрешая мыслям противленья.
Был втиснут он в поток неотвратимый,
Лишь в нем себя он полноценно ощущал.
16
В войну трудился на заводе оборонном,
От вражеских налетов защищал Москву.
Победа ему жизнь не изменила:
Задачи новые поставила ему.
Он был в Германии, ее заводах,
Почувствовал сполна германский гений.
В любой работе нет у немца мелочей -
В ней видит назначенье жизни,
Ей подчиняет и движения души.
У русских жизни стиль иной.
Их результат работы вдохновляет:
Определяет цену самому труду.
Но цель конкретна и конечна,
Ей не хватает глубины стремленья.
17
"Страна талантами беднеет - сетует Степан.
Их много растеряла за текущие года.
К упорному труду нет тяги у людей.
Работают как нужно государству.
Но нет системы в действиях властей.
Хоть и признали: кадры все решают.
Им человек, что флюгель на ветру,
Она им только понукает.
Но не создать прогресса сверху,
В сознанье человека он рождается:
В страстях и внутренней борьбе,
Что составляют суть его души.
Вокруг работники по найму:
Привыкли только к подчиненью.
18
Постиг я рано правила игры,
Которые мне время навязало.
Я должен знать куда и как вести.
А персонал мне должен подчиняться.
Повиновение бывает тоже разным.
Мне лучше даже угожденье.
При этом даже мысли считывать мои:
Не эффективна власть, униженная до мелочей.
Стиль управления определил не я:
Страх в подчиненных многое решает.
И наказаний можно многих избежать,
Коль человеком управляет страх.
Он и людей при этом примиряет,
Решая тем их нравственный пробел.
19
В семье я тоже деспот по неволе.
Стиль жизни господствует во мне.
Ведь власть тогда неукротима,
Когда нет исключений в ней.
Но над женой я властвовал недолго.
Безмолвный договор с нею заключил:
Жить будем рядом, приличья соблюдая.
Недавно только я развёлся с ней.
Сын взрослый, меня не докучает
И знает то, что хочет от меня.
Я начинаю постепенно сознавать,
Что перемены всех нас ожидают.
Мне с ними трудно будет примириться -
Вписаться в новый разворот страны".
20
Настигнутые обоюдным чувством,
Степан и Люба не противились ему.
В нем было ощущение единства,
Желание согреться у одного огня.
Тем разрешить проблемы личной жизни
И задремавшие уж души разбудить.
Но знали, что придется вскоре,
Им трудные уроки проходить.
Ведь жили в той системе отношений,
В которой искреннему чувству места нет.
Навяжет жизнь им трудные решенья,
Но будут ли они готовы к ним.
Любовь их не смятенье чувств,
Но сможет ли испытания пройти.
21
Делить себя меж Мишей и Степаном
Любаше становилось все трудней.
Объединиться же в одну семью,
Любаше ясно - невозможно.
Хотя и взрослый уже Миша человек,
Но не создал семьи и бросил институт:
Лишь мать ему была опорой,
Держала сына на плаву.
Друзья ж его, ему под стать:
Без принципов и чести.
Живут лишь радостями дня одного:
Работы нет, сомнительны доходы.
Убоги и сложны дороги их,
Неведомы Любаше их законы жизни.
22
Беседы с Мишей о достойной жизни
Последствий не имели для него.
Однажды, после ссоры горькой,
Он говорит безжалостно Любаше:
"Ты познакомила б меня с отцом.
Кто он – мифический герой?"
То был жестокий приговор,
Им подводил черту над тем,
Что властью материнскою зовется:
Он будет жить, как хочется ему -
Он волен в поведении своем.
А мать его обязана терпеть,
Надежды на иное не питая:
На право счастья для себя.
23
Жизнь передышек Любе не дает.
Таков удел героев одиночек.
Где силы взять, чтоб побороть в себе
Унынье от проблем неразрешимых?
Не совместить ей сына и Степана.
И выбор остается лишь один.
Ты мать, еще нужна ты сыну:
Ей надо долгу покорится -
Другим решеньям оправданья нет -
Закону нравственности нет альтернативы.
Не сохранить Любаше отношенья со Степаном.
Не долго тайна их будет таковой.
Она, как камень, ей мешает плыть,
Свободе выбора пределы создавая.
24
У Миши нет проблем такого рода.
Он знал всегда, чего хотел:
Желания свои осуществлял,
Преграды им одолевая.
Один был вектор у его стремлений:
Должно приятно быть ему и хорошо,
Он смуту сердца должен усмирять,
Цена вопроса значенья не имела.
Страсть проявлял во всем он до поры,
Пока в том жили возбужденье новизны
И радость от предчувствия победы.
Он усмехается над выбором иным:
"Что в жизни может быть такое,
Чтобы отказывать желаниям своим?".
25
Стояла осень тихо, золотисто.
Лист желтый покрывал траву.
Среди берез и елей невысоких
Тропиночка спускается к реке.
За речкой видятся террасами деревья,
Ступенями пространство разделяя.
Все мило в сей природной красоте,
Пока борьбу мы в ней не замечаем.
И все ж бушуют страсти и в природе,
Очарование её - их результат:
Трава не дала прорасти кусту,
Деревья же - теснить друг друга.
Все прелести ландшафта за рекой
Итоги внутренней борьбы в природе.
26
На даче у Степана Люба.
Убог, неряшлив холостяцкий быт.
Они охотно уходят на природу,
Чтоб мыслям их простор открылся.
Они любили долгие прогулки:
Молчанье, откровение бесед.
И чувство, будто не одни они:
Таинственное где-то рядом
И слушает, и одобряет их.
Порой в них откровенья прорывались:
В недолгих размышлениях души
Пытались утешенье прошлому найти.
Чтоб одиночество их жизни и борьбы
Согласие друг в друге обрело.
27
Степан в минуты откровенья
Впадал в какой-то чуждый тон.
Он заикался, ему сводило скулы -
Язык души давался нелегко:
«Я жил как резидент в чужой стране,
Ей подневольно силы отдавал свои.
В труде таком религия моя.
Бог у нее довольно странный.
Чтоб дело делать, надо лгать,
Себе, начальству, подчиненным.
Обязан был я веру излучать,
Чтоб и другие верили в меня.
В религии моей, я - бог себе,
Роль божества играю для других.
28
В стране устоев нет для жизни и работы.
Идеология – лишь наважденье, мрак:
В ней лицемерие и ложь перемешали,
Чтоб человеком было легче управлять.
Невольно принял я правила игры,
Желая жизнь свою не зря прожить.
Возможно, в этом я и преуспел.
Приходит время подводить итоги.
Приборы, что сумел создать,
Сработаны надежно мною.
Они ещё стране послужат,
Вложил свою я душу в них.
Я без работы погружаюсь в пустоту.
Трудом себя я только наполняю.
29
Но в целом мрачен мой прогноз:
Нет в деле продолженья.
Оно мое, а без меня
Обречено на умиранье.
Была фатальна политика вождя.
Его эпоха – дело поколенья.
Альтернативы нет вождю,
Преемники обречены на подражанье.
Но быстро все меняется в стране,
Мотивы жизни становятся иными.
Работать так, как мы, не захотят потомки:
Иные обстоятельства господствуют над нами.
На скорость рысака нас время обрекло,
Теперь же людям подавай телегу».
30
Степан внезапно замолчал,
Любаше уступая слово.
Она упорно собирала мысли,
Чтоб не унизить пафоса беседы.
Ей надо так ее продолжить,
Чтоб холодом Степана не обидеть.
Она ведь не судья, и не пророк,
Чтоб знаки препинанья в его жизни ставить.
Начало ее речи было осторожным:
«Степан Васильевич, какой Вы резидент?
Жизнь Ваша – подвиг для страны.
И если путь Ваш подходит к тупику,
То, значит, где-то копятся резервы
Для будущих свершений для отчизны.
31
Я по-иному проходила жизнь.
И в мыслях и делах своих
Не возвышалась над людьми.
Мне не по нраву участь пастуха,
Она недостижима, впрочем, для меня.
Страна живет, как может жить.
Нам надо только понимать ее,
И вывод сделать для себя -
Работником державы становиться.
Я дело в ней сама не выбирала.
Судьба возносит нас и ниц бросает,
Испытывая нашу верность ей.
Коль обольщаемся итогами своими,
Судьбе невольно вызовы бросаем .
32
Меня два чувства победили:
Любовь, сочувствие народу.
Слабы рассудком наши люди.
Как дети падкие на чудеса.
Власть увлекает их своей игрой,
Удачу предрекая каждому из них.
Народ вначале верил власти,
Готов был в жертву принести себя,
Чтоб лучшее свершилось на планете.
Но за народом вижу человека я.
Его корысть и склонности к вражде.
И этим чувствам не всегда он верен.
Он знает, с ними счастье не построить:
В несчастье общем утешение находит».
33
Мы только нить беседы проследили.
Обречены отсеивать живые чувства.
Ведь истины для нас в них нет,
Охотно осуждаем их своими.
Нет правил в сфере чувств,
Нет логики, авторитета.
Они - всесокрушающий магнит
Скрываются за таинством иллюзий.
Степан и Люба чувства не скрывали.
Они не только узами их были,
А придавали силы им в борьбе,
Тем приговор судьбы их отдаляя.
В потоке радостей, печали
Проходят лучшие их дни.