Утром мне был дан приказ обследовать печь в деревенском клубе и составить перечень необходимых для ремонта материалов, желательно местного происхождения. Мне дали матроса для сопровождения к старосте. Чтобы я не искал его дом. Чуть больше часа потребовалось времени, чтобы встретиться с ним. Камни, которые с перелома профиля поверхности долины около залива казались маленькими, вблизи становились большими и даже огромными.
Староста привёл нас к большому не очень высокому зданию почти в центре разбросанных в беспорядке каменных домов и снял замок с входной двери. Наверно при немцах это был склад для чего-то или что-то вроде конюшни. Внутри было довольно прохладно. Хотя было ещё лето, недавний циклон северной ветвью остудил воздух, а тёплая ветвь его ещё не отогрела. В помещении в дальнем конце была сделана деревянная сцена. Около неё и у входа были каменные печи. Одна из них полностью развалилась, другая ещё сохраняла свой вид.
Осматривая остатки отопительных конструкций, понял, что всё получилось из-за применения при ремонте камней не соответствующей породы, как у адмиралов и богачей. Выгоревшие камни топки заменили на первые попавшиеся. Одни из свежей кладки разваливались от температуры, другие – при различном расширении с соседними, разрушали остальную конструкцию. При полной перекладке «неправильные» камни перемежали нужные уже по всей кладке. Такая печь даже при очень тщательном разогреве начинала трескаться, а потом и разваливаться. А при редком использовании и неправильном разогреве она должна разваливаться в течение года. По всей вероятности топили эти печи только к праздникам.
Нужных камней по пути я видел достаточно. А по виду остатков раствора понял, что кроме камней использовался и не соответствующий раствор. Если глина более-менее была подходящей, то в ней было мало наполнителя – песка. Я спросил, где брали для кладку глину и песок.
-- Это надо у Минодоры спрашивать. Я из рыбаков, больше времени в море проводил. А она с молодости травы собирала и в округе всё знает. Она у нас вроде лекаря. Если она вылечить не может, то тогда идём к врачу. С давних пор, когда у неё месячные закончились, она и мужикам, по женскому телу затосковавшим, помогать стала.
Мы подошли к дому. На входе на крыльцо, как шлагбаум, путь перекрывала палка. Староста велел подождать. Ждали не очень долго. Скоро вышел молодой пограничный офицер. При виде нас он смутился и быстрым шагом удалился в сторону заставы. Уходя, он убрал палку перекрывающую вход. Я понял, что это был знак, что Минодора занята. На всякий случай положил палку так, как она прежде была.
Минодора была женщиной лет пятидесяти пяти – шестидесяти. По комплекции была такой же как мама или жена дяди Пети. Да, большинство женщин в этом возрасте так выглядят: полноватые и немного бесформенные, потерявшие талию и с отвисающими до живота грудями. У этой проглядывалась хоть и широкая, но талия. Всё остальное соответствовало возрасту.
Староста несколько слов сказал по-норвежски. Остальной разговор мы вели по-русски. Говорила она хорошо, но с очень заметным акцентом. Я спросил, где здесь брали глину и песок для кладки печей. Она на норвежском стала говорить что-то старосте. Тот прервал её слова:
-- Да, не знаю я этих мест. Сама сводила бы и показала.
-- Что уж делать, придётся. На дворе никого нет? Тогда пошли. Может и мне печку переложит.
Едва отошли шагов на пятнадцать, как к ней устремился средних лет пограничик-прапорщик.
-- Мужики! Подождите минут десять. Я его быстро отпущу. А то ему обратно за зря бежать.
Когда они скрылись в доме, я сказал:
-- У них же врач есть.
-- Это только бабы лечить могут. – староста и матрос прыснули.
Через десять минут вышел повеселевший прапорщик и отправился на заставу. Следом вышла и Минодора и крикнула в след:
-- Кто навстречу попадёт, скажи, что меня дома не будет часа три.
Будто ничего особенного не произошло, она средним шагом повела нас в сторону каменного нагромождения. Поплутав между камней, она подвела к яме, из которой ещё недавно брали глину. Я попробовал глину между пальцев. Она не очень подходила, по моим понятиям, для кладки. Но очень походила на использованную в клубной печке.
-- А другой нет? В старые времена тоже этой пользовались?
-- Нет. Прежде другую брали, но туда ещё столько же идти.
-- Пошли.
Так же между камней по одной ей ведомой тропинке мы пришли к другому месту, слегка походившему на карьер.
-- По берегу не ходи. Там мины ещё есть. Иди прямо.
Пришлось спускаться прямо в воронку. Тут глина была самая подходящая. Но надо было хоть немного добавить песок.
-- Вся деревня построена этой глиной. Из-за мин стали побаиваться, вот и нашли ту яму.
-- Но для правильной кладки нужно добавить песок. Раньше где его брали. Веди сразу туда.
Женщина покачала головой. Опять повела.
-- Тут идите по камням. Тоже мины кругом.
На ровной поверхности из мелкого гравия была выложена дорожка из камней. По ней она и повела нас. Дорожка кончилась и мы прошли ещё метров двести. К невысокой скале, будто снежный сугроб, прижимался откос песка. Я попробовал его между пальцев, размочил слюной. Песок был хороший, но перемешанный с небольшим количеством глинистых включений. Если смешивать показанную нам глину с этим песком, то получится хороший кладочный раствор. Я только сомневался в пропорции. Скорее придётся добавлять глину в песок, а не наоборот.
-- Вот этот песок и ту глину надо для кладки. Точно не могу сказать, но примерно поровну. Но для обоих печей потребуется около четверти тонны.
Староста понятливо кивал головой. Как и говорила Минодора, мы отсутствовали часа три. Около её дома околачивались рядовой пограничник и матрос. Велев им подождать, женщина провела нас в дом, не забыв положить палку. Я осмотрел её печку.
-- Ничего серьёзного. Очень много сажи и надо заменить камни в стенке топки. Как и у тех печей, тут камни не той породы использовали. Это из-за них печка потрескалась.
-- Спасибо! Я уж сомневалась, переживу ли я зиму с ней. Похоже, ты мастер в этом деле. Может, сделаешь мне доброе дело? Уж я отблагодарю от всей души! Не покаешься.
Староста хитро подмигнул мне, а сопровождавший меня матрос улыбнулся. Оба были у неё за спиной, поэтому видел это только я.
-- Товарищ лейтенант! Разрешите задержатся на пять минут, пока вы решать будете что делать. Я же вам пока не нужен?
Я махнул рукой. Мы со старостой вышли и прошли ко клубу. Выходя, положили палку, чем огорчили ожидавших приёма. Я рассказал, как нужно подготовить место для работы. Даже если не будем восстанавливать другую печку, её следует убрать. Попросил найти какое-нибудь корыто, в котором будет размешиваться раствор. Я не знаю, у кого что есть или может быть, поэтому и прошу этим делом заняться его. Ещё хорошо бы сетку найти с дырочками в толщину гвоздя 75. Спросил, почему мины не убирают с тех мест.
-- Граница близко. В старые времена эту глину и песок брали и с той стороны. Когда нас России отдали, иногда шпионы на них подрывались. Мы знаем, где мины лежат. А шпионы теперь не в моде. Ну и как-то вроде в верхах забыли про них. Зато пограничники иногда попавших на них оленей подбирают. Услышат взрыв, значит мясо на обед будет. Моряки и солдаты с локаторной станции больше рыбой питаются, а у этих больше мяса.
-- Вы очень хорошо говорите по-русски.
-- Я и есть русский. Здесь и родился. Отец во время войны здесь в плен попал, бежал, партизанил, женился на норвежке. После победы бывших пленных правители недолюбливали, поэтому здесь остался. Тогда жизнь здесь кипела. Но наши дети не хотели тут жить. Школа начальная, медпункт и кроме этого клуба нет никаких развлечений. А поучившись на большой земле сюда не хотели возвращаться. А теперь вон что со страной сделали. Если бы не военные, нам рыбу сдавать некуда. Её отсюда вести куда-то дороже, чем выловить. Вот и доживаем одни старики.
Прибежал довольный матрос. Мы расстались со старостой.
-- Она же старая для тебя, в бабушки годится.
-- А это ничего. Я, если что, глаза зажмуриваю. А с зажмуренными глазами она совсем не хуже большинства баб.
-- Деньги берёт или как?
-- А куда здесь деньги использовать? Она, просто, нас жалеет. Вам надо побывать у неё, тогда сами знать будете.
-- Я брезгливый и после кого-то не смогу.
-- А она такая, что это не чувствуется.
-- Больше не говорим на эту тему.
Вернувшись, я подробно доложил командиру результаты обследования. Сказал, что для правильной кладки надо камни пилить или ломать. Соответствующего размера вокруг я не видел. Доложил, что староста обещал обеспечить глиной, песком, ёмкостью и сеткой. Но совсем забыл про воду. Теперь не знаю, как договориться о ней.
Посидев над планом, к ужину прикинул, что надо помощника, а лучше двух с болгаркой и кувалдой. Как пилятся большие камни, я не знаю, поэтому на заготовку планирую пару дней.
Как я и предполагал, для следующей помывки потребовалось совсем мало дров. Баня по всем потребностям легко вышла в режим. Стены, топка и тело печки не успели сильно остыть. В первую помывку пустили тех, кто не парится, а за тем всех остальных. У любителей пара появилась необходимость достать веники. В этот раз помыли большую часть людей – в следующую помывку будут купаться женщины. Но появилась проблема и у меня – выкроить время для служебных обязанностей. В этот промежуток свободного времени я пригласил на приборный контроль Лукьяненко. Он очень внимательно наблюдал за моими действиями, записывал контролируемые объекты, параметры и контрольные цифры. Мы с ним проверили два разнокалиберных пулемёта. Остальные пулемёты он проверил сам, пока меня отвлекали. Мне представил таблицу замеров. Я показал ему, как проверять коробление деталей простейшим способом. В следующий раз я имел таблицу замечаний. У одного пулемёта оказалось едва заметное боковое коробление ствола, у другого – увод поршня толкателя от оси.
Он сам удивлялся, что это так просто определялось. Первый пулемёт давал малую кучность при стрельбах, а второй – неожиданно давал отказ. Причины они не могли определить. Вот теперь и выяснилась причина.
Дал мне командир двух резчиков в помощь и одного молотобойца с клиньями и кувалдой. Электрики сделали переноску чуть не километр длиной. Около деревни камней нужной породы почти не было нашёл две большие глыбы. Помощники остались пилить-ломать, а я пошёл дальше искать. Мелом большие кресты рисую. Деревенские пришли. Кто камни перекатывают, кто несут вдвоём-втроём. Пограничник с моторной болгаркой пришёл. Увлёкся. Когда опомнился блоков напилено-наломано на две печки. Кто-то алмазные диски принёс, резка быстрее пошла. Мы и про обед забыли.
На следующее утро я попросил в помощники Лёшку. Мне его отпустили без вопросов. Процесс бегом пошёл. Мы резчикам только ширину камней задали и особенно толщину выдерживать. А длину по месту. Я выкладывал углы и внутренность, а Лёшка промежутки между углами. Я потребовал на углы камни одинаковые давать и чтобы снаружи камни сколотые были. А Лешка ряды перемежать стал. Ряд наружу сколами, два – спилами. Так красиво смотреться стало! Бабы раствор делают и через сито его пропускают. Кто-то сито из кровельного железа сделал. Как хватило терпения столько дырок гвоздём пробивать? Зато раствор хороший получался. Я в запарке работы забыл спросить, где тут воду берут. Мы к вечеру печку до трубы сделали. Сделали бы и больше, да Минодора силком обедать повела.
На третий день первую печку сушить начали. Камень воду почти не впитывает, поэтому только раствор высушивать надо. Мы его тонким слоем укладывали, поэтому и сушка попроще, чем кирпичной печки. Но нужна осторожность. Раствор долго жидким остаётся и камни «плывут» на нём. Чуть надавишь даже внизу кладки, камень, как на смазке, сдвигается. А как его обратно вытянуть? Слава богу, обошлось без этого.
Работы прервал очередной банный день. Пока запустили процесс, вторую печку тоже только до трубы довести сумели. На следующий день и её закончили. Её Лёшка рисунком выкладывал. Заглядение! Хоть на выставку отправляй.
А командира нашего деревенские уже в оборот взяли. Требуют, чтобы он меня на ремонт печек отпустил. Видно, здорово обработали. Не отпустил – послал. И Лешку со мной. Я камни от разборки клубных печек перебрал. Подходящие в одну сторону, не подходящие – в другую. Отдельно лом. Кому-то только ремонт требовался, кому-то перекладка. Понял народ, какой камень нужен. Что-то от клуба притащили, что-то напилили. У каждого дома по кучке составляющих для раствора. Бадью и сито, как эстафетную палочку друг другу передают. Минодоре я первой печку сделал. Без неё бы дело не пошло. Да и обедами нас каждый раз кормила. Несколько раз предлагала облегчиться. Ей ведь это ничего не стоит, а мне полегче будет. Только как представлю, что в ней есть, настроение падает. Она и после бани предлагалась. Не смог брезгливость перебороть. А во всём остальном я к ней уважительно относился.
До конца сентября всем всё отремонтировал, переложил. Пограничники упросили им на кухне профилактический ремонт сделать. Они если варочные котлы включат, энергии остальным не хватит. И так штаб и казарма на электрическом обогреве.
Ещё им требовалась печь в спортзале, как в деревенском клубе. Я в училище видел схемы печей длительного горения. Предложил попробовать. Целую неделю вместе с проектом затратил. Сомневался, но сделал. Чуть не неделю сушил, пока печи их камбуза чистил. Сначала показалось, что не получилось. День над печкой сидел, все процессы продумывал. Когда до истины добрался, печка заработала просто и понятно. После нормального прогрева одной зарядки на два дня хватило. Правда, на дворе ещё тепло было. Написали с замом инструкцию, как прогревать, как топливо заряжать, как регулировать. Командиру очень понравилась. Только к концу топлива в спортзале стало почти, как в бане, хотя на самом малом нагреве держал. Они решили, что в холода запускать будут.
Все огневые объекты на камбузе у них были в порядке. В основном, чистка требовалась. Штук пять выгоревших огнеупорных кирпичей заменил. Видимо, не очень активно ими пользовались. Но для осмотра дымовых каналов приходилось снимать декоративные лицевые панели, за которыми находились лючки. Панели прикручивались к металлическому каркасу болтиками. Болтики были маленькие, поэтому я держал их в кулаке. Прикручиваю последнюю панель. Повар вышел зачем-то. Вдруг приятный женский голос, звонкий, как серебряный колокольчик, здоровается со мной. Я не слышал ни скрипа двери, ни шагов, поэтому от неожиданности роняю болтики на пол. Они катятся по кафельному полу. Успеваю увидеть, что два из них скрываются в нишах под конструкцией. Я стоял на коленях. Бросив взгляд в сторону голоса, вижу очаровательного вида женщину лет тридцати. Не супер, но красивое лицо, фигура такая, которая для меня считалась идеальная. Её прелесть подчёркивала светло-коричневая широкая юбка до коленей и обтягивающая белея кофточка.
Разглядывать её было некогда. Хватило одного взгляда, чтобы оставить в памяти увиденное и уже там, по памяти, разглядывать её. С первых дней пребывания на Севере я решил не связываться с женщинами. Даже Минодора, пусть и староватая, но достаточно высоко оцениваемая её «клиентами», не могла изменить моё отношение. Для соблазнения, она даже перед женским банным днём не принимала никого и мне предлагала себя после бани, утверждая, что она теперь «чистая». Я не поддался этому искушению. Поэтому и в этот раз только бросил взгляд.
Наклонившись к самому полу, заглянул в ниши, дотянулся до болтиков, но их должно быть три, а тут только два. Мелкие вещи на полу легко находить, глядя вдоль поверхности. Повернув голову в одну сторону, не увидел потери. Повернув в другую, увидел.
Подошедшая ко мне женщина присела, накрыв немного раздвинутые колени подолом юбки. В моей позе я видел весь её низ, всё, что скрыто от всех подолами. Белые тонкие трусики обтягивали выпуклыми валиками её промежность. Половые губы не было видно, но материя чётко обрисовывала их контуры. Плоский переход материи с одной губы на другую намекал на то, что они немного раздвинулись или слишком уж пухлые. Потерявшийся болтик оказался под небольшим бугорком на этой плоскости, как раз в этом месте у неё должен быть клитор. Протянув руку, схватил пальцами болтик и почувствовал, что согнутый палец коснулся этого места, скользнул по упругому бугорку. Подсознанием понял, что там, под тонкой материей, и губы полненькие, и щель широкая. А в голове фотографией отметились, и красивые голени, и очаровательные бёдра, и одуряюще манящие округлости, обтянутые тонкой материей. Эти две «фотографии», засевшие в голове, мешали осознавать происходящее.
-- Что надо? – как-то грубо спросил я. Даже сам удивился этому.
-- Я здешний врач. Должна контролировать санитарное состояние.
Я с деланным видом посмотрел на поднятый болтик и вставил его в отверстие. Не глядя на неё, но рассматривая в памяти, наживил болтики, чтобы не выпали. Гаечный ключ лежал на плите рядом. Встав с коленей и беря его, я вдруг осознал, что от вида и касания интимностей молодого красивого тела достаточно возбудился, а тонкая материя трикотажных спортивных брюк и не собиралась скрыть порядочно выросший бугор. Сердясь на глупую оплошность, спешно опустился на колени и стал затягивать болтики.
-- Я кончил, принимайте.
-- Правильно говорить, закончил.
Встав и повернувшись, она вышла, одуряющее покачивая тазом. Стоя на коленях, я смотрел ей в след и будто окаменел. Всё в ней было идеальным. И очертания ног, и фигуры, и походки. Всё соответствовало моему идеалу женщины. И даже голос! И, не смотря на столь возвышенное созерцание её на яву и в памяти, я не мог освободиться от возбуждения.
Оставив гаечный ключ на плите, я убрал мусор в ведро, помыл руки и одел форму. Моя миссия выполнена. На дворе уже была глубокая осень, хотя в наших краях в это время было ещё тепло. Шинель хорошо скрывала возбуждённое состояние. Вернувшемуся повару сказал, что все дела закончены и замечаний нет, что мне надо спешить принять баню. Пожав друг другу руки, мы распрощались.
От заставы мимо деревни к заливу теперь была натоптана хорошая тропинка. Она огибала камни и камешки, вилась по скалистой поверхности светлой лентой. Одуряющее видение то неожиданно появившейся фигуры, то манящее покачивание юбки, то выпуклостей, обтянутых тонкими трусиками отвлекало. Запнувшись за камень, отгонял дурное видение, начинал думать о чём-то важном по службе и, вновь наскочив на камень, понимал, что незаметно снова оказывался в плену наваждения.
Дальняя дорога располагала к философствованию. Все девушки мне попадались какие-то распущенные и развращённые. Наверно, хорошие где-то в других местах находятся. Только Кристина была немного иной. Так и она пошла на близость, наверно зная, что скоро умрёт. Женщины, с которыми имел дело, были более скромные в этом вопросе. Даже Паша, которой мы с Лёшкой пользовались вдвоём, не скоро привыкла к нам. Да и нужда её вынудила пойти на это. Доступность женского пола развратила и нас. Даже когда я любовался Пашей или Надей, одним из желаний была близость. Возможно, было такое время, возраст или обстановка.
Я не знаю почему, но у нас с Лёшкой мужские отростки заметно отличались размерами от других мужчин. Возможно, потому, что мы часто пользовались именно рожавшими женщинами. А их родовые пути значительно шире девчачьих. В этом возрасте мы были ещё в стадии роста. Частое напряжение без соответствующего сопротивления и привело к такому разрастанию. Но это только мои предположения. Если в вооружении и печках я ещё разбирался, то анатомия и физиология были для меня далеки. А что в постели, так в этом я понимал только методом «научного тыка». Что-то дала мне Зоя, но и то без какого-либо обоснования.
Так или иначе, но мы сталкивались с относительно несчастными женщинами. Мужики спиваются, гибнут в бандитских разборках, уезжают на заработки или, как у Полины, становятся бесплодными, а то и не способными. Женщины более скромны в половых вопросах в силу соответствующего воспитания. Но природа задала и им возможность получить не только физиологическое удовлетворение. Нам с Лёшкой бог дал возможность найти приёмы давать им наслаждение от полового акта. А это пробивает заложенные в них моральные устои. Вот это и даёт нам возможность неоднократно пользоваться ими.
Вполне возможно, именно из-за доступности женщин у меня не возникало то чувство, о котором красиво писали классики литературы. Если женщина нравится мне, то рано или поздно она будет моей любовницей. Так складывалось с Пашей и Надей. Иной раз бывали моменты, когда в груди ёкало что-то, но после близости это как-то быстро проходило. Возможно, я, просто, не встретил ещё ту, которая растревожила бы мою душу без близости. Но пока такой не встречалось. Женщины, даже с которыми я длительно спал, как Паша или Надя, были для меня игрушками по моему возрасту. Я набрался с ними такого опыта, что они не оставались без оргазмов, как бы холодны они ни были. Правда, относительно холодных женщин мне ещё не попадало.
Полина хотела только забеременеть, но после пары встреч ей уже требовалось наслаждение, которое она получила со мной. Не спроста же она, даже зная о беременности, продолжала стремиться к близости. Как бы Паша ни сердилась на меня, всё равно смирялась и оказывалась в моих объятиях. Возможно, кто-то из них и любил меня настоящей любовью. Только, не испытав её сам, я не понимал её у них.
Расставшись, я лишь некоторое время сожалел об утрате нравящейся мне женщины и легко забывал её, как это было с Кристиной и Надей, а теперь и с Пашей. И если приходили тоскливые мысли, то в большей мере они касались половых вопросов, а не душевных. Случки с Полиной показали мне, что я могу этим заниматься и с той, которая мне не нравится. То же получалось, и со случайными любовницами в штабе флота, и с практикантками. Видимо, я не созрел для настоящих отношений. И меня совсем не интересовало потомство. Не было абсолютно никакого желания увидеть родившихся от меня детей Полины. Думаю, что-то похожее было бы и с Пашей. Я заставлял бы себя делать вид, что люблю родившегося у неё ребёнка, но это было бы без малейшей искренности. Возможно, я вкладывал бы в этого ребёнка большую часть заработанных средств, нянкал бы его, но точно так я относился и к её Люде или Руслану. Хотя, может быть, родная кровь как-то повлияла бы, но пока такого я ещё не ощутил. Даже очаровательная Надя родила ребёнка не от меня. Не с кем было это проверить.