Сёстры и братья часть 1 глава 5

Владимир Шатов
Виктор Семёнович
Красная рябина, а вокруг дома. По земле промёрзшей стелется туман.
- Новогодней ночью 1950 год выпал обильный снег. Всё вокруг стало белым, кроме одного дерева с рубиновыми плодами! - вспомнил Иосиф Виссарионович Сталин. - Словно на картине яркое пятно и зима и осень снова заодно…
- Я помню встречу того года у Вас на даче! - откликнулась Валентина Истомина.
В большом зале, где собрались гости, висели портреты членов Политбюро. Сталин любил, чтобы каждый сидел под своим портретом. Но уже убрали портреты бывших высших функционеров Советского Союза Вознесенского и Кузнецова.
- Двоюродный брат вежливости - скупость! - однажды пошутил он при домработнице. - Главе государстве нужно экономить на всём…
Вождь давно придумал забавный обычай. Уничтожив попавшего в опалу соратника, передавал его государственную дачу другому чиновника. Берия жил на даче расстрелянного Чубаря, Молотов на даче казнённого Ягоды, Вышинский на даче Серебрякова.
- Они думают, что это шикарные дачи, - сказал ей Иосиф Виссарионович с усмешкой. - А это эстафетная палочка смерти. Скоро они передадут служебные дачи новым владельцам.
Коротая ночь, Иосиф Виссарионович рассказывал сальные мужицкие анекдоты, в кругу соратников он употреблял русский мат.
- Заставлял гостей напиваться, они не смеют отказываться, - подумал Виктор Семёнович Абакумов, - ибо это означало, что гость нечестен и оттого боится, что вино развяжет язык...
Министр государственной безопасности СССР скромно сидел с краю праздничного стола и следил за наигранным весельем. Начались грубые шутки. Никита Сергеевич Хрущёв встал, чтобы сказать тост.
- Пью за здоровье нашего дорогого товарища Сталина! - пока он говорил, сидящий рядом Лаврентий Павлович Берия подложил ему на стул помидор.
Хрущёв сел, спелый помидор взорвался, брызгая соком во все стороны. Хозяин дачи захохотал, за ним все гости.
- Никита! - хлопнул соседа по плечу Берия и сказал издевательски по-украински. - Мабудь ты всрався! 
Иногда он подсыпал соседям соль в бокал с вином. Выпив, гость плевался, все смеялись.
- Сталин мог толкнуть объект шутки в мелкий пруд посреди участка… - вспомнил Абакумов. - Но каждый гость облегчённо думает: «Издевается, значит, не гневается…»
Иосиф Виссарионович следил за унижением будущих мертвецов, посасывая трубку. Праздничное застолье закончилось в четыре утра, он разрешал обессиленным соратникам отправляться спать.
- Завтра в полдень едем проверять строительство высотки! - сказал он Абакумову, когда он подошёл прощаться.
Накануне Виктор Семёнович получил от него поручение проверить ход строительства высотного здания на площади у Красных Ворот.
- Нам давно поступил сигнал о вредителях, которые строят дом не совсем вертикально. - Сталин усмехнулся. - Нам объяснили, что это делается специально и на момент сдачи в эксплуатацию здание вернётся в нужное положение. Нужно проверить!
Провели проверку и выяснили, что по проекту на глубине шестнадцати метров ниже подошвы фундамента следовало построить поворотный вестибюль станции метро «Красные Ворота». 
- На этом уровне оказались водонасыщенные плывунные грунты, - пояснили Абакумову строители. - Практика в решении подобных задач заключалась в том, чтобы выполняли подземные работы, затем заниматься строительством здания. На это ушло бы дополнительно два года…
Советское руководство торопило работников, создание эскалаторных ходов и фундамента высотки осуществлялось параллельно. Из-за того, что возводить фундамент приходилось близко к двадцатиметровому котловану, вырытому над местом будущего вестибюля, потребовалось провести дополнительные работы по укреплению стройплощадки.
- Никто в мире так не делал! - заверили строители. - Даже в небоскрёбах Нью-Йорка…
Группа инженеров под руководством Якова Дормана предложила дерзкую идею заморозки плывучих грунтов вокруг котлована. Мастерами бурения были заложены более двухсот скважин глубиной около тридцати метров, в которые были опущены замораживающие колонки.
- Искусственная заморозка вызвала пучение грунта… - понял Абрамов. - По колонкам, объединённым в два контура, пустили рассол хлористого кальция при температуре минус двадцать градусов. Специальные станции обеспечивали круглосуточную заморозку грунта.
Дорман предположил, что из-за заморозки уровень фундамента в одной части повысится, что впоследствии приведёт к отклонению здания от вертикальной оси на шестнадцать сантиметров.
- Чтобы избежать последствий, инженер предложил колонны каркаса корпуса устанавливать с заданным наклоном… - узнал Виктор Семёнович. - Вот почему Иосифу Виссарионовичу сообщили о вредительстве!
Он уехал домой, а ночь хозяина продолжалась после отъезда гостей. Сталин вышел из дома, сказал охране, что хочет поездить в санках по аллеям.
- В последнюю зиму ездил редко, - буркнул он. - Усилился ревматизм, болят ноги, я стал очень раздражителен…
Вождь давно жил по навсегда заведённому распорядку. Застолья в ночи, мешающейся с рассветом. Только тогда мог заснуть. Летом после ухода гостей он часто работал в саду.
- Он любит ночью срезать цветы… - вспомнил Абакумов, сидя в машине, мчавшейся по сонной Москве.
Однажды он присутствовал, когда в свете фонаря хозяин страны орудовал секатором, срезанные головки цветов собирала охрана. Но руки Сталина дрожали от старости, он поранил пальцы. Тогда вызвали фельдшера, но и у того дрожали руки от страха.
- Неужели такая ужасная рана?! - усмехаясь, вождь перевязал палец.
После катания на санках Иосиф Виссарионович поспал. Летом лежал на топчане, закрыв лицо фуражкой, чтобы не тревожило утреннее солнце. Он полюбил разговаривать с охраной. Сталин рассказывал им случаи из жизни.
- Иосиф Виссарионович обращается в прошлое… - подумал Виктор Семёнович. - Рассказывает мне о детстве, юности и революционной борьбе.
Он пользовался полным доверием вождя и проводил с ним много времени. Сталин поручил Абакумову произвести массовые аресты среди земляков Берии выходцев из Мингрелии, которых Лаврентий рассадил на многие ответственные посты. Начиная дело, он прямо сказал:
- Ищите в заговоре Большого мингрела.
Но дело продвигалось медленно, Абакумов боялся собирать материал на шефа. Он компенсировал эту задержку, активность по другим уголовным делам. Была арестована группа врачей, работавших в медицинской части крупнейшего автомобильного завода имени Сталина. К ним прибавили сотрудников дирекции и работников министерства.
- У всех арестованных выразительные имена, - удивлялись москвичи. - Арон Финкельштейн, Мириам Айзенштадт, Эдуард Лифшиц.
После гибели Еврейского антифашистского комитета это было первое открытое антисемитское дело. Всех обвиняемых расстреляли. 
- Врач Сталина профессор Виноградов арестован! - шумела Москва.
Большую группу знаменитых врачей-евреев приготовили для будущего процесса: Когана, Фельдмана, Этингера, Вовси, Гринштейна.
- Евреи через него хотели отомстить мне за отказ отдать им Крым под Израиль! - признался Сталин, когда утром сел в машину к Абакумову.   
Идея разветвлённого еврейского заговора, использующего в своих целях людей самой гуманной профессии в мире, была готова. 
- Зловещая сионистская организация «Джойнт» решила погубить народ России! - убеждал Иосиф Виссарионович. - Возможно, она начала действовать ещё во времена Троцкого. Её агенты Михоэлс и прочие верные слуги американского империализма проникли повсюду.
Он был убеждён, что по её заданию космополиты отравляли идеологию страны. Агенты-врачи убивали государственных деятелей. 
- Проникли сионисты и в высшие эшелоны власти… - расстраивался Сталин. - Через Жемчужину в агенты «Джойнта» был завербован Молотов.
Они подъехали к высотке. Дорман показал проверяющим, что когда замороженные грунты начали оттаивать, здание под собственным весом стало наклоняться в другую сторону, принимая вертикальное положение. 
- В итоге высотка займёт правильную линию партии, - пошутил Иосиф Виссарионович. - Как все люди и постройки СССР. Здесь вам не Пиза…

Филипп
В последних числах июля 1879 года Николай Михайлович Пржевальский с товарищами двигался через горы в Цайдам. Взятую в поход еду экономили, спасались охотой. 
- Нам надо добыть мяса! - велел он унтер-офицеру Козлову.
Посланный преследовать раненого яка, Филипп не вернулся на стоянку. Страстный охотник, он так увлёкся преследованием зверя, что не заметил, как удалился от лагеря. Прошла ночь, наступило утро, он не возвращался.
- Погода стоит холодная, - доложили начальнику. - Козлов же отправился на охоту в рубашке. Огня с собою у него не было...
- Дело становится серьёзным, - сказал Пржевальский, - нельзя медлить ни минуты, отправляемся на поиски.
В начале года он отправился в третью, названную им Первой Тибетской экспедицию в Центральную Азию. Российское правительство отпустило на путешествие двадцать тысяч рублей. От предыдущего путешествия остались неизрасходованные девять тысяч рублей и обильное снаряжение, хранившееся в Зайсанском посту.
- Если государственное учреждение не поражено коррупцией, значит, оно никому не нужно! - пошутил путешественник, когда неожиданно получил деньги.
27 февраля прибыл в Зайсан, где его ждала телеграмма, что у него в Грузии родился сын. До поездки он узнал, что Мария Девина беременна.
- Нежданно, у меня объявилось двое детей, - удивился он. - Но моё предназначение не воспитывать детей, а путешествовать!
Постепенно там собрались все участники экспедиции.
- Рад всех видеть! - сказал товарищам Николай Михайлович.
Собрались в основном ветераны. Казак Иринчинов, неизменный спутник всех его путешествий в Центральной Азии, Филипп Козлов, помощник Эклон и переводчик Юсупов, ходившие с ним на Лобнор.
- Не стоит сетовать на отсутствие мыслей, - пошутил Пржевальский. - Возможно, это были бы плохие мысли. Поэтому мы пойдём вперёд без лишних размышлений!
Проводник Алдиаров, который водил его в Гучен, прибыл последним, опытный препаратор Коломейцев приехал с ним. Был казак Пантелей Телешов и пять солдат.
- Это мой товарищ по гимназии Всеволод Иванович Роборовский! - представил новичка Эклон.
При знакомстве Николай Михайлович нашёл, что Роборовский вполне подходящий для него спутник:
- Человек весьма толковый, порядочно рисует и знает съёмку, характера хорошего, здоровья отличного.
Пржевальский назначил Роборовского вторым помощником. Он рисовал и собирал гербарии. Эклону поручено было препарирование млекопитающих, птиц, заведывание зоологической коллекцией.
- Мы, русские, талантливы! - радовался командир. - Особенно евреи.
Пржевальский подобрал приборы для научных работ экспедиции. Два хронометра и универсальный инструмент для астрономического определения широты важнейших пунктов по полуденной высоте солнца.
- Три буссоли для съёмки, - перечислил он оборудование, - несколько компасов, гипсометр - вычислять высоту места над уровнем моря, психрометр - измерять влажность воздуха, барометр, шесть термометров.
Путешественники везли с собой пинцеты и ножи для препарирования зверей и птиц, несколько пудов пакли и ваты.
- Набивать чучела, - пояснил Козлов новичку, - стеклянные банки с притёртыми пробками, чтобы сохранять в спирту пресмыкающихся и рыб, полторы тысячи листов пропускной бумаги для гербария.
В Зайсане экспедиция провела три недели. Ежедневно все её участники занимались практической стрельбой.
- Уменье хорошо стрелять, - говорил им Николай Михайлович, - это гарантия нашей безопасности в глубине азиатских пустынь.
У зайсанских киргизов Козлов купил тридцать пять превосходных верблюдов. Из них двадцать три предназначались под вьюки, восемь казакам, остальные четыре шли как запасные. Для себя, двух помощников, препаратора и переводчика Пржевальский купил пять верховых лошадей.
- Ни одна работа не кажется грязной, если её сделать чужими руками! - он пребывал в хорошем настроении и много шутил.
21 марта, на восходе солнца, караван был готов к выступлению. Длинной вереницей вытянулись по дороге завьюченные верблюды. Они были разделены на три эшелона, привязаны один к другому. Каждый эшелон сопровождали верхом на верблюдах два казака.
- Переход от картошки к верблюжатине чудесно меняет цвет лица… - Николаю Михайловичу не терпелось двинуться в путь.
Один казак вёл на поводу переднего вьючного верблюда, другой подгонял заднего. Впереди каравана ехал Пржевальский с прапорщиком Эклоном, проводником и одним из казаков. Прапорщик Роборовский, переводчик Юсупов, препаратор Коломейцев и казаки составляли арьергард.
- Взгляды русских людей настолько широкие, - разговаривал Николай Михайлович с соседями, - что не лезут ни в какие ворота.
Под присмотром казака, то шагом, то рысью, двигалось небольшое стадо баранов, предназначенных для еды. Сзади бежало несколько собак.
- Они отправились в экспедицию волонтёрами, - смеялся Пржевальский.
Началось путешествие с отрядом в тринадцать человек. По реке Урунгу, через оазис Халийский и хребты Нань-Шаня вышел в долину Мур-Усу. Тибетское правительство не хотело пустить его в Хлассу, перейдя перевал Тан-Ла, они были вынуждены повернуть в Ургу.
- Не забегай вперёд, - пытался острить Николай Михайлович. - Спина удобная мишень.
К концу перехода все устали, разговоры смолкали, верблюды и лошади шагали медленно, через силу. Вдали показался колодец. Люди приободрялись, быстрее пошли караванные животные, собаки бегом бросались к воде.
- Придя к колодцу, - велел он Филиппу, - прежде всего, развьючь верблюдов, чтобы дать им отдохнуть перед покормкой.
Казаки разбивали палатки и покрывали их сверху войлоками для защиты от палящих лучей солнца. Туда внесли оружие, постель, ящики с инструментами и дневниками. Раскладывали для просушки собранные растения и препарированных птиц.
- Кушать извольте! - повар-казак развёл огонь, заварил чай и поджарил дзамбу с бараньим салом.
Утолив жажду и голод, все принимались за дело. Казаки собирали аргал, обдирали зарезанного на обед барана, расседлывали, поили и пускали на покормку верблюдов и лошадей. Подоспел обед из единственного блюда, суп из баранины с просом.
- Каждый день уничтожаем целого барана… - удивлялся Козлов.
Иногда стол разнообразила дичь, добытая удачной охотой: фазаны, гуси, утки, куропатки. После обеда Пржевальский отправился на охоту в одиночку. Он убил яка, отрезал у него хвост, заткнул сзади за поясной ремень и стал преследовать другого. Пуская в яка пули, Николай Михайлович израсходовал патроны, но раненый бык бросился на него.
- Теперь преимущество на его стороне, - застыл он.
Зверь остановился напротив него с наклоненными рогами и поднятым кверху хвостом, которым беспрестанно помахивал. К счастью, зверь не решился напасть на охотника, Николаю Михайловичу удалось отползти и благополучно уйти.
- Будь як поумнее и решительнее, - подумал он, - то убил бы меня наверняка, так как на ровной долине спрятаться было негде, да и некогда.
Офицер возвратился к стоянке перед закатом, когда путешественники укладывали в бумагу собранные растения, клали в спирт пойманных ящериц и змей, обдирали убитых птиц.
- Работы вдоволь для всех… - знал он.
Казаки чинили одежду и обувь, седла и вьючные принадлежности, подковывали лошадей, подшивали охромевшему верблюду к протёртой подошве заплату - кусок толстой шкуры.
- Операция эта весьма мучительна, - рассказал командиру Филипп. - Зато верблюд скоро перестанет хромать и по-прежнему понесёт вьюк…
Исследование Наньшанской горной страны завершилось победой. В июле Пржевальский открыл два снеговых хребта, неизвестных до него.
- Но пришла беда, - размышлял он, разыскивая соратника, - пропал Филипп…   
В продолжение пяти суток бродили путешественники по горам, стреляли в каждом ущелье, чтобы привлечь внимание пропавшего человека, но ничего не нашли. Горы были обшарены, насколько возможно, верст на двадцать пять вокруг.
- Там его тоже нет… - разъезд казаков был послан к кочевьям цайдамских монголов.
Когда на пятые сутки казаки, вернувшись из-за гор, сообщили, что о Филиппе ничего не слыхали.
- Участь несчастного, по-видимому, была разъяснена, - опечалился  Николай Михайлович, - его погибель кажется несомненной.
На шестой день путешественники покинули злополучное место и пустились в дальнейший путь. Прошли километров тридцать. Караван двигался в обычном порядке, все ехали молча, в самом мрачном настроении.
- Там что-то движется! - казак Иринчиков, ехавший во главе, заметил зоркими глазами, что вдали, справа от каравана, кто-то опускался с гор.
Пржевальский подумал, что какой-нибудь зверь, но затем рассмотрел в бинокль, что это человек.
- И не кто иной, как наш, считавшийся мёртвым, Козлов! - закричал он.
Эклон и один из казаков поскакали к нему, через полчаса Филипп был возле товарищей, которые все плакали от волнения и радости:
- Слава Богу, жив!
Страшно переменился он, едва держался на ногах. Лицо у него было исхудалое и чёрное, глаза воспалённые, губы и нос распухшие. Одна злосчастная рубашка прикрывала наготу, фуражки и панталон не имелось.
- Ноги обёрнуты в изорванные тряпки… - увидели товарищи.
Ему дали немного водки для возбуждения сил, наскоро одели, обули в войлочные сапоги. Трое суток простояли они на месте. Все ухаживали за Козловым. Пржевальский понял:
- К радости у него не сделалось ни горячки, ни лихорадки.
Немного отдохнув, Филипп рассказал, как преследуя раненого яка, заблудился и долго бродил в горах. Износив самодельные чирки, он разорвал парусиновые штаны и обвязал ими ноги:
- Чтобы не замёрзнуть, я набивал за пазуху и вокруг спины сухой помёт яков. Застрелив уллара и зайца, съел их сырыми, отрезая по маленькому кусочку. Но силы быстро убывали…
- У безоружного охотника и хищника шансы погибнуть равные… - усмехнулся руководитель экспедиции. - Только люди понимают это иногда слишком поздно.
- Ещё день-другой, и погиб бы от истощения… - заверил Козлов. - Но решил держаться до последней возможности.
- Как не говорить мне о своём удивительном счастии! - обрадовался он. - Опоздай мы днём выхода с роковой стоянки, или выступи днём позже, пройди часом ранее или позднее, несчастный, конечно, погиб бы.
- Погиб! - согласился Филипп.
- Положим, каждый из нас неповинен, но о подобной бесцельной жертве мы не вспомним без содрогания, и случай этот навсегда останется тёмным пятном в истории наших путешествий! - закончил Николай Михайлович.
Встреча в горах с заблудившимся охотником была счастливой случайностью. Но не случайно, что за всё время опасных путешествий Пржевальский не потерял ни одного человека.

 
 
 
продолжение http://www.proza.ru/2019/03/03/1412