Вспоминая раннее детство. Страничка из дневника.
Мои сёстры.
Начало 50-х. Я пока ещё в школу не хожу, присматриваю за братиками... Старшие сёстры Тамара и Дина со своими ровесниками занимаются другими более серьёзными делами, что-то репетируют, ставят в клубе сносные концерты. Я смотрела один из концертов и мне понравилось. Зрителей в клубе было не так уж много, но они искренне аплодировали артистам.
Вечерами, один раз в неделю в клубе показывают кино. Сёстры бегают туда, а мне не разрешалось пока по причине малолетства и дальнего расстояния (почти три километра).
Я слушаю, открыв рот, когда они обсуждают сюжет фильма, наперебой пересказывают не по одному разу. В конце концов, содержание фильма я уже знала наизусть.
В свободное время сёстры учились вязать крючком кружева к льняным полотенцам, узорчатые белоснежные подзоры для кроватей, накидушки на подушки и вышивать крестиком орнаменты разноцветными нитками "Мулине" на вафельных полотенцах.
Помню, Тамара вышивала на пяльцах крестиком по канве красную розу, а на длинных салфетках вышила гладью яркие красивые цветы с зелёными листиками и вьюнками. Эти салфетки потом висели над кроватью, уезжая из дому, Тамара забрала их с собой...
Старшая сестра Тамара была в детстве спокойной и послушной, улыбчивой и доброй, как казалось мне. Я очень её любила.
И это всё, что я помню.
"Красные петухи"
В руках у меня пяльцы, на которые натянута жёлтая ситцевая ткань. Мама учит вышивать гладью по нарисованным линиям. Я вышиваю розу красными и зелёными нитками на газетнице (сумочка для газет и журналов), что будет висеть на стене ниже бумажной тарелки радиоприёмника.
Пальчики мои не совсем ловки, но, это пока, - так пояснила мама... Позже я научилась вышивать крестом и на вафельном полотенце...
Сестры вышивали уже хорошо. На длинном широком полотенце, что вышила Дина, большие чёрно-красные петухи. Крестики все ровные, узор выполнен безукоризненно. Это полотенце живо до сих пор...
Позже мама учит меня вязать крючком мысики для льняных полотенец. Со временем я научилась спицами вязать носки.
В школе на занятиях по домоводству нас научили как правильно стирать и сушить шерстяные вещи, чтобы они не потеряли форму, учили готовить разные салаты из овощей, что вырастили мы, дети, в школьном огороде.
На уроках труда я научилась ввинчивать шурупы, строгать дерево рубанком, работать долотом и стамеской, на токарном станке вытачивать красивые подсвечники и рукоятки для ножей, вырезать стёкла и вставлять в оконную раму, делать табуретки, топорище для топора, точить пилу и многое другое...
В дальнейшей жизни мне это всё очень даже пригодилось.
Дина из «Кавказского пленника»
Имя - Дина... своей второй дочери папа дал по имени героини из рассказа «Кавказский пленник».
У Дины неугомонный, непокорный, резковатый характер. Она запросто смогла, когда папа побил её ремнём за что-то, гордо повернуться и уйти.
Однажды в осенний холодный вечер она выскочила из избы и в кромешной темноте на ощупь залезла на избицу. Зарывшись в половики, лежала там долго (так мне показалось), до тех пор, пока мама, сердито ругаясь, не пошла её искать с фонарём:
-- Вот ведь до того вредна Динушка-то!
Мне тогда было очень жаль её...
Беспокойный характер заставлял сестру что-нибудь делать. Как-то по весне она вместе со своей подругой Галей надумали посадить перед домом кусты смородины...
В один из дней, взяв лопаты, мы все вместе с малыми детьми отправились к реке на болотце у ключа. Быстренько накопали кустов, какие просто выдрали и волоком притащили домой, посадили в своём палисаднике.
Кусты все прижились на удивление, разрослись, и много-много лет к концу лета на них висели крупные чёрные ягоды.
Организатором концертов, как я помню, была моя сестра Дина. Так же она, проявив инициативу, открыла библиотечку в нашей деревне. Подруги помогли собрать книги и журналы. Жители деревни не отказывали.
Библиотечка функционировала, книги выдавались читателям и по-настоящему записывались в формуляры. Библиотекарями были по очереди Дина и её подруга Галя.
Дина старше меня ровно на четыре года, но она казалась мне очень взрослой. Она постоянно меня воспитывала, ругала...
Не совсем покладистый, можно сказать – сложный, независимый, лидерский характер выделял её среди нас, трёх сестёр.
Рыжая белка
Лето. Девчонки, играя на улице, заметили как в пустом заброшенном доме у Анны Доришны в окошко билась рыжая белка. Каким образом она туда попала? Моя сестрица Дина решила выпустить её на волю. Белку совершенно невозможно было поймать, она рыжей молнией прыгала с окошка на окошко...
Наконец, Дина изловчилась и схватила её рукой, в тот же миг белка успела прокусить сестре палец. Рана была глубокая, из пальца на пол капала кровь, кто-то из девчонок подобрал в пыльном углу тряпочку, сообща перевязали ей рану...
Что было дальше, я не помню, но знаю, что белка была уже на воле. Мы наблюдали, как огненно-рыжая белка, распушив хвост, стремительно скакала по траве в сторону леса.
«Герцеговина Флор»
Наша соседка Мария Евгеньевна, съездив к родственникам в Москву, привезла мне подарочек - пустую коробку от папирос с загадочным названием «Герцеговина Флор».
Коробка была большая, шикарная, красочно оформленная, с очень приятным сильным запахом, похожим на утончённые духи. Эти папиросы, говорил папа, - курил наш вождь Иосиф Виссарионович Сталин...
Папиросы, наверное, были дорогие, коробка изготовлена из тоненькой фанерки и плотно закрывалась крышечкой, как у шкатулки. Я не могла надышаться этим изысканным запахом дорогих папирос и бережно хранила коробку не разрешая братику Веньке прикасаться к ней, искренне веря, что коробку для меня передал из самой Москвы сам товарищ Сталин.
Товарищ Сталин очень любил детей: я видела на одной картинке в газете Сталина с детьми. Он там улыбается и дети тоже улыбаются, а глаза у него добрые-предобрые.
Товарищ Сталин всех дяденек красивей и имя с отчеством у него самое красивое!
Я я очень люблю Иосифа Виссарионовича... В нашей деревне все его любят...
Я мечтала о том как наш любимый дядя Сталин приедет к нам в деревню и я скажу ему большое-пребольшое «спасибо» за подарок. Но моя мечта не исполнилась, товарищ Сталин не приехал к нам в деревню.
Народная скорбь
Начало весны. Яркий солнечный день. На отрывном календаре 5 марта 1953 года. Бумажная чёрная тарелка радиоприёмника весь день голосом диктора Юрия Левитана трагически сообщает о смерти вождя Иосифа Виссарионовича Сталина.
Не стало товарища Сталина...
Дедушка сидит на печи, свесив ноги. Вид у него поникший, крупные мутные слёзы катятся по худым щекам, по бороде:
-- Во как, паре, рОсстройство-то... Сталин помер! Как вот теперича жить-то будем дальше?
Он искренне плакал, вытирая кулаком глаза. Мне было очень жаль дедушку и почему-то тревожно из-за его слёз. Я впервые увидала мужские слёзы...
Кукуруза – это сало...
Товарища Сталина не стало – это было огромным горем для всего советского народа. Страной теперь руководит новый вождь - Никита Сергеевич Хрущёв, так нам рассказала учительница и показала его портрет в газете...
Первый год хрущёвской кукурузной эпопеи. Весной почти все поля в колхозе были засеяны кукурузой. На удивление - кукуруза выросла мощная. Жирные зелёные стебли с широкими листьями шелестели на ветру.
Сплошные джунгли! Симпатичными метёлками зацвела кукуруза, но початки не получились, они все были слабые, недоразвитые... Северный климат и ничего тут не поделаешь.
Зелёную кукурузную массу скосили на силос, утрамбовали в ямы. Получилось ли что из этого, я не знаю. Помню, мужики, приходившие к нашему папе, говорили об огромных убытках...
На следующий год снова все поля засеяли отборным зерном, и как насмешка в этот год - ни одного ростка. Пустые серые поля простирались до самого леса.
Помню, мы идём из школы, на краю поля стоит элегантный дяденька в светло-сером плаще и с чёрной шляпой на голове, с папкой под мышкой. Он наклоняется, роется в земле, рассматривает ладонь, близко поднеся к глазам.
Поздоровавшись с ним, мы решили, что это американский шпион...
Мы, дети, не раз слышали как молодые пьяненькие мужички бродили вечерами вдоль деревни и распевали частушку:
Кукуруза - это сало, кукуруза - молоко,
Кукурузу девки ели - всю ..... заволокло!
Уход дедушки
Проскочило лето тёплое. Проливными дождями закончилась грустная осень. Рано нанесло снегу. Уж очень холодная и снежно-метельная выдалась зима в этом году!
Я училась во втором классе, когда тяжело заболел наш дедушка. Он лежал в горнице за печкой на кровати. Мне и маленьким братикам мама не разрешала к нему подходить...
Чтобы подняться и присесть, он ослабевшей худой рукой держался за ремень, прикреплённый к матице. Дедушка говорил совсем тихо и ничего не ел. Я видела как мама приготовила ему яичницу, но он так до неё и не дотронулся...
4 февраля 1954 года (эта дата мне запомнилась) я шла с подругой из школы. Встретившаяся с нами Любкина бабушка Анна сообщила:
-- Нина, у вас помер дедушка...
В груди и в голове моей что-то сжалось... Я всю дорогу до дома шла притихшая.
Дедушка лежал на двух широких досках, положенных на две табуретки, головой к окну. В избе много людей, молча стоят, прощаясь с дедушкой. Пахнет еловыми ветками, разложенными по всем лавкам...
Когда уже в гробу стали выносить дедушку, мама нам сказала:
-- Щобы не боетьче, откройте заслонку в пеце и глЕдите туды в устьё до тех пор, пока мы не отъидём от крыльця...
Мы сделали так, как сказала мама, но жуть так и осталась.
Шрам на переносице
Осенью ученики сажали тополя вокруг школы и вдоль дороги от Сельпо до ОРСа. Даже мы, второклассники, старательно копали ямки, сыпали перегной. Каждому школьнику посадить и вырастить одно-два дерева - такая была установка. Мы с любовью занимались озеленением.
Свои два тополя, посаженные с помощью учительницы, я запомнила, они прижились и по весне выпустили липкие почки, позже зашелестели молодой листвой...
Старшие классы тоже занимались благоустройством. Однажды Дина пришла домой с перевязанной головой. Когда мама сняла повязку, я ужаснулась. Между бровей на переносице зияла глубокая рана!
Мама кричала:
-- Що ты наделала на лице-то? Как глаза ещО не выстегнула!
Дина, обливаясь слезами, рассказала, что ребята баловались, и один из них нечаянно ударил железной лопатой ей по лицу. Так получилось...
Мама, перевязывая марлей ей голову, продолжала ругаться:
-- Вот ведь окаящие-то! Будь то проклято!
Белый шрамик на переносице у сестры остался на всю жизнь.