А
Глава первая
1
На обратном пути я решил зайти в церковь. Было уже темно, хотя вечер только наступил. Я говорю “на обратном пути”, хотя для постороннего наблюдателя, наверное, мои плутания по близлежащим улицам выглядели бесцельными и лишёнными того, что принято называть началом и концом. Надеюсь, что никакого постороннего наблюдателя не случилось, потому что я терпеть не могу, когда следят. Всё равно за кем – просто следят. Неприятный осадок, как после сладкого.
Церковь наша небольшая, уютная, и выходишь к ней неожиданно. Её построили несколько лет назад, уж не знаю, на какие средства, потому что в нашем районе вообще очень мало строят. Религия, конечно, в последнее время в моде. Но церковь получилась скромной, даже, возможно, вопреки желанию архитектора или тех, кто за ним стоял. Как раз такие мне нравятся, не помпезные, аккуратные. А сегодня как-то особенно захотелось побыть там. У меня такое бывает.
Я бы не назвал себя верующим человеком. То есть в том традиционном смысле, который в это слово принято вкладывать. Я не соблюдаю посты и не поздравляю своих родственником со Сретеньем. Мне нравится ясным весенним днём смотреть на кресты на фоне неба и слушать благовест, я знаю, что после смерти меня ждёт нечто совсем иное, во что мне не хочется вдаваться, – но и только. Мы с богом находимся во взаимоуважительных отношениях и не вмешиваемся в дела друг друга.
Внутри было прохладно, словно от самих стен шёл освежающий холод. Народу – почти никого, лишь в уголке старушка настойчиво клала поклоны и мелко крестилась. Приятно потрескивали свечи, служительница прошла мимо меня, собирая огарки в алюминиевый таз. Стояла удивительная тишина, которая поневоле заставляет говорить и даже думать шёпотом. Мне всегда казалось странным, что в церковь почти не проникают звуки улицы. Как-то раз я даже спросил у одного священника, почему так происходит, но он только усмехнулся и ответил, что тишина церкви имеет метафизическую природу. Так прямо и сказал – метафизическую – и мне показалось странным, что священник употребляет это слово. Сейчас, конечно, уже и не поймёшь, кто и что должен или может говорить.
Я стоял возле алтаря и рассматривал иконы, плотно жавшиеся на стенах. Лица святых, лишённые перспективы, казались нечеловечески спокойными. Именно это спокойствие претит больше всего. Мученики, страстотерпцы – или как их там называют – всегда принимают свои испытания с удивительным, неестественным безразличием, невозможным для живых людей из плоти и крови. Наверное, так они пытаются показать свою исключительность, неповторимость своего пути, но… мне кажется, это лишь отталкивает обычных людей. Никогда не смог бы быть мучеником – разве что мучеником пера, что, собственно, недалеко от истины.
Эти неприятные мысли вернули меня к действительности, к неудобной мысли, что и на улицу-то я вышел лишь с целью убежать от недописанной статьи, ждавшей на рабочем столе. Быть творческой личностью – настоящее наказание для журналиста. От тебя требуют текстов, и требуют их в строго определённые сроки. Но ты не хочешь создавать тексты, созданием текстов может заниматься любой наборщик, для тебя это не просто неинтересно, для тебя это мучительно. Ты хочешь писать, вкладывать мысль – не мысли – именно Мысль, с большой буквы, ту самую Мысль, которая сродни мечте. Только получается, что она никому не нужна, и ты жалеешь, что не стал писателем, и думаешь, будто уж это-то всегда возможно, вот появится лишь свободное время. Но оно всё не появляется, а когда всё-таки получается урвать несколько дней, все мысли как назло пропадают, и наступает такая пустота, что диву даёшься. Возможно, мне просто не хватает силы воли, а то и попросту таланта, бог его знает.
Становилось прохладно, надо было возвращаться и снова садиться за работу. Чтобы выиграть хоть несколько минут, я поднялся к себе по лестнице чёрного хода. Так советовал мой врач, убеждённый, что подобная гимнастика – лучшая профилактика инфаркта. Терпеть не могу высоту, и тринадцатый этаж для меня – сущее наказание. Иногда даже кажется, будто это мешает думать. Ведь согласитесь, вряд ли человек станет предаваться размышлениям, находясь на вершине горы. Созерцать, медитировать или страдать от недостатка кислорода – да, но виды, открывающиеся оттуда, не связываются в нашем представлении с мыслительной деятельностью – для неё есть куда более подходящие места и пейзажи. Конечно, высотное здание вовсе не гора, и всё же было бы гораздо лучше, если бы квартира от дяди досталась мне этаже так на пятом – шестом.