«Ты давай, не злоупотребляй!»,- заботливо пнул я Иванова, мирно попивавшего дешёвый коньяк в моём присутствии. «Я алкоголик выходного дня!», - гордо ответил он на моё тактичное замечание и без настроения опрокинул очередную рюмку. «Смотри, тебя так жена из дома выгонит», - принялся подтрунивать я над подвыпившим товарищем,-«у меня офис по ночам пустует, первое время можешь там пожить. Я друзей в беде не бросаю». «Спасибо, но это вряд ли пригодится, семья у меня крепкая, тёща сынком называет, хотя к супруге чувства конечно немного притупились»,- с нотками едва заметной грусти произнёс он, отставив в сторону пустую рюмку. «Да, чувства не коньки, в пять минут не заточишь»,- применил я на мой взгляд удачное сравнение. «На катке я уже сто лет как не был... »,- со вздохом сказал крепкий семьянин и погрузился в тёплый океан приятных воспоминаний. Мы сидели вдвоём в пустом кафе, за стойкой дремал бармен, одним ухом слушая нашу пустую болтовню, а бутылка благородного спиртного напитка, цвета глаз моего меланхоличного приятеля, стремительно пустела.
Вечером, бармен, оказавшаяся ещё и соседкой тёщиного любимца, наливая супругу в тарелку борщ, сказала : «Слышал, Иванова с сорок второй из семьи уходит, пьёт с горя беспробудно и на коньках катается, будет пока жить у приятеля на овощном складе».
На следующий день, играя во дворе с мужиками в козла, игрок сделавший рыбу, заявил: «Слыхали Иванов от жены сбежать собирается, бухой на лыжах с горки катается, снюхался с продавщицей из овощного». У Николая Петровича, высокого блондина с голубыми глазами, из рук выпала костяшка домино, а из черепной коробки челюсть.
Часом позже, супруга любителя зимних видов спорта, задумчиво сидела у окна и на большом портрете, крестиком вышивала глаза любимого мужчины голубой ниткой.
Иванова уволили с работы за аморальное поведение, говорят его пару раз видели на городском катке в длинном шарфе коньячного цвета.