Кинорежиссер Вадим Абдрашитов, два года назад представивший в Дубне "Пьесу для пассажира", остается верен традиции. На сей раз он приехал с новым фильмом, название которого несколько раз упоминалось на церемонии вручения "Ники" и который был признан лучшим российским фильмом 1997 года. Это - "Время танцора". Почему такое название - спросили его на встрече в Доме ученых. Потому что, ответил он, во-первых, это название имеет прямое отношение к одному из героев, который служит солистом в казачьем ансамбле песни и пляски. Во-вторых, это отражение авторских ощущений сегодняшней жизни, в которой форма преобладает над сутью. Посмотрите, как вокруг нас приплясывают, пританцовывают, как много ряженых стало. И казаки в нашей картине - ряженые, переодетые люмпены. И в жизни мы постоянно встречаем ряженых - дворяне, коммунисты, демократы, депутаты...
Это десятая картина режиссера Абдрашитова, которую он делает в содружестве со сценаристом Александром Миндадзе. Более двадцати лет - это довольно долгая творческая жизнь. Тем более что все картины непохожи одна на другую и каждую новую начинали буквально с нуля. "Время танцора" - это фильм о войне и без войны, о людях, которые начинают мирную жизнь в одной из бывших "горячих точек", о том, что война погасла, но осталась за плечами людей. Это фильм о любви, дружбе, измене, примирении, предательстве...
Наш разговор с режиссером в шахматной комнате Дома ученых оказался интересен и Вячеславу Доманову, которого связывает с Абдрашитовым многолетняя дружба - вместе учились в Физтехе, и Генриху Варденге, который представлял совет Дома ученых, и даже жене режиссера Нателле.
-Вадим Юсупович, много ли сегодня профессионалов осталось в российском кинематографе? Не получается ли так, что "новая волна", которая умеет привлекать спонсоров и штампует фильмы на потребу публике, как бы нивелирует творческий процесс?
-Ну вот, вы абсолютно правильно все сказали и с абсолютно правильной догадкой. Я вообще считаю, что мы живем в стране великого Дилетантизма. С большой буквы. Немного могу назвать профессионалов среди экономистов, политиков. Если страна чуть ли не по заданию президента на полном серьезе пытается сформулировать единую национальную идею и даже едва ли не конкурс объявляют - это же о многом говорит! И это превращает страну в еще более интересную, еще более загадочную, еще более симпатичную, я бы даже сказал, фантастическую...
-О чем это говорит? О том, что даже в политике, идеологии властвует дилетантизм, все делается "методом тыка". То же самое происходит и в близкой вам науке, и в искусстве - везде. И по-другому происходить не может.
-Правда, искусство прежде было напрямую связано с цензурой. И это, как ни странно, приучало художника к аккуратному почерку. Аккуратный почерк - это каллиграфия. Каллиграфия - это профессия, профессионализм. И, соблюдая в почерке, как бы внешне, лояльность, художник мог выразить действительно то, что его волнует. Такие эпохи были и прежде - например, классицизм. И эпоха сильной советской цензуры заставляла аккуратно выражать свои мысли. Аккуратно - следовательно, грамотно. Посмотрите, как пишут, как снимают сейчас - это же не выражение мыслей, это какие то осколки, подобие мыслей. И в этом смысле говорить о профессионалах и профессионализме бессмысленно, потому что это просто никому не нужно, да и не время даже.
-Потому что - "время танцора"? А "гамбургский счет" в российском кинематографе уже не существует?
-Откуда он в кинематографе, если его нет вообще в жизни? Я должен предъявлять "гамбургский счет" к власти, к политикам ... А если общество не предъявляет "гамбургский счет" к главарям режима, не может добиться ответа, почему погибли люди в Афганистане и Чечне?
-...То вам остается утверждать это своим творчеством. Как, по-вашему изменился за последние годы зритель?
-Во-первых, зритель помолодел - в залах как минимум треть публики, которой еще не было на свете, когда я снял "Слово для защиты". Во-вторых, зритель сильно изменился, потому что он больше заморочен жизнью. Ведь прежняя ее стабильность, или квазистабильность - как вам будет угодно - давала возможность более внимательно относиться к тому, что на экране. А нынешняя замороченность от экрана - от серьезного, профессионального кино - отрывает.
Но меня удивляют процессы, происходящие в театре. Сегодня в Москве театральные залы полны. Зритель возвращается к прежним замечательным постановкам. Люди идут. Это можно объяснить тягой к коллективному наблюдению, сотворчеству и прочее и прочее... Думаю, это начинает происходить и с кино. Во всяком случае, на встречах со зрителями в Красноярске, Петербурге, Алма-Ате, Минске я почувствовал их желание этого со-вместного со-ответствия, со-наблюдения и так далее. Что-то назревает. Посмотрим, во что выльется.
-Мне кажется, ваша очередная встреча с дубненским зрителем добавила что-то новое к этим ощущениям. Что вас связывает с Дубной?
-Дубна традиционно считается особым местом. Дубна помогала выживать во времена цензуры многим художникам. Дубна всегда была таким полуостровом (это определение В.Ю. применил сознательно, зная о географической изолированности города, но помня о его включенности в столичную творческую жизнь), к которому все на Большой земле относились с уважением и знали, что здесь особый климат и много чего позволяют. И я всегда рад сюда приезжать.
...А еще Владимир Юсупович рассказал, как его учитель во ВГИКе Михаил Ромм наставлял своих воспитанников: "Режиссер - это, во-первых, здоровье, во-вторых, здоровье, в-третьих, здоровье, в-четвертых, влюбленность в него примы (актрисы, занятой в главной роли), в-пятых, умение ладить с начальством".
Мудрость старого мастера постигается с годами. Чем дальше - тем больше.
Дубна, апрель 1998.