Предуведомление: рассказ не предназначен для детей и слабонервных
Выйти в окно. Расхожее выражение. Для тех, кто однажды принял такое решение, оно обычно означает конец. Вот и молодая девушка лет 20-ти с длинными светлыми волосами совершенно точно понимала роковой характер этого последнего в её жизни шага. Понимала и принимала. В одной ночной рубашке, босиком поднялась она на подоконник и потянулась к ручке рамы. В оконном стекле на мгновение отразилось её лицо, заставившее девушку поморщиться и отвести взгляд. Прохладный ветер взъерошил волосы. Над горизонтом уже поднялась луна, осветив своим сиянием тёмную улицу под ногами.
Выйти в окно. Как будто это так просто сделать. Однако не сомнения заставили девушку сойти с облупившегося подоконника. И не страх. Внезапно в голову ей пришло осознание того, что она не всё ещё сделала на этом свете, чтобы с чистой совестью отправиться на тот. Исполосованное жуткими шрамами лицо исказилось от ненависти. У неё ещё осталось важное дело. Чрезвычайно важное. У неё осталась месть…
* * *
Всё случилось внезапно. Девушка возвращалась домой после вечеринки, когда мир вдруг поплыл перед глазами. Кто-то подкрался сзади, приложил к лицу сложенную вчетверо влажную тряпку и привет… вот она уже в тёмном помещении с сырым полом. Вероятно подвал. Связана? Ну, по крайне мере пошевелиться не может. Сфокусировать взгляд, правда, тоже, так что может и не связана – обессилена просто. Необходимо прийти в себя и осмотреться. Мир постепенно обрёл смазанные очертания. Ну, да, подвал, сырой и тёмный. Не связана, нет. Прикована! Буквально! На запястьях натуральная цепь. Крепкая, не бутафорская. Хочется ругаться, громко и матом. Однако выдавить удалось лишь невнятное сипение. Охрипла. Хорошо, если не простыла. Чёрте ведь сколько пролежала на сыром каменном полу. Однако подать голос всё же нужно, пускай и шёпотом:
- Где я? Здесь кто-нибудь есть?
Молчание.
- Слышит меня кто-нибудь, эй?!
Дальнюю стенку венчает дверь. Если кто и придёт, то, вероятно, через неё. Но когда – без понятия.
Отчего-то жертва совершенно не испытывала страха. Раздражение, злость, выброс адреналина. Но не страх. Что-то хорошо знакомое, давно забытое пробудилось в девушке. Да, такой вот она и была лет пять назад – вызывающей и дерзкой, готовой наподдать любому гипотетическому обидчику. Потом случилось то, что её практически сломало. Ребятам еле удалось вытащить её в тот день на вечеринку. Но шум дискотеки не принёс успокоения. Она ушла раньше, потерянная и разбитая, подумывающая о трагическом финале. И лишь сырой подвал вернул остроту жизни. Лишь здесь пришёл азарт и желание побороться с неведомым противником. Она понимала, конечно, что сейчас её будут мучить, насиловать, а может и убивать, однако сделать с собой ничего не могла. В глубине души нарастал какой-то неадекватный ситуации восторг. Кем бы ни был таинственный похититель, он её слёз не увидит!
Скрипнула железная дверь. В темноте проступил неясный силуэт.
- Эй! Кто там?
Смутная тень скользнула по стенке вглубь помещения.
- Это вы меня похитили?
Послышалось шумное дыхание. Затем луч света, проникающий сквозь зарешёченное окно под самым потолком, выхватил из темноты фигуру человека в чёрном. Так он неосторожно попал в зону единственного в подвале источника света. А может и намеренно. Бояться-то ему нечего. И не потому, что похититель не собирался оставлять жертву в живых. Просто она всё равно ни за что не сможет его опознать. Чёрные брюки и куртка, светлая чёлка, спадающая на белую пластиковую маску. Глаза равнодушно печальные. Не его глаза. Просто вырезанные в пластике дырки. Его глаз разглядеть не удаётся. Стрижка не модельная. Кто-то его просто обкорнал. Встретился бы ей этот невысокий парень в другой обстановке, девушка непременно посоветовала бы ему сменить парикмахера.
- Ты кто ещё такой? Или лучше спросить под какой кличкой проходишь в милицейских сводках?
Фигура снова с шумом выдохнула воздух. Ни дать, ни взять какой-то Вейдер.
- Давно в бизнесе спрашиваю? Или новичок – просто придурок, обсмотревшийся слэшеров?
Молодой человек отступил, выходя за пределы зоны видимости. Неясным тёмным облаком он начал возиться во тьме, чем-то зловеще гремя. А вот это уже было неприятно. Очень неприятно. Казалось там, за непроницаемой стеной абсолютного мрака раскладываются на хирургических поддончиках орудия пытки. Девушка дёрнула цепь – крепкая зараза! Можно было бросить ему ещё что-нибудь едкое, но заговорить не решилась. Побоялась, что голос в самый неподходящий момент предательски дрогнет. Наконец похититель развернулся и демонстративно надел на руки шипастые перчатки.
Девушка снова безуспешно дёрнула цепь. Шипы смотрелись по-настоящему пугающе. Ими можно было сделать что-то очень нехорошее. Видимо простым изнасилованием она сегодня не отделается. Это же надо было умудриться попасться маньяку садисту! А парень тем временем разжал и вновь сжал кулак, приготовившись к экзекуции.
* * *
И начался ад. Несколько дней и ночей девушка оставалась прикованной. Сколько именно она не знала. Каждый день парень приносил белую миску с плохо прожаренным бифштексом. И это всё. На целый день. А ещё он бил. Регулярно. Шипастой перчаткой по левой стороне лица. Почему-то именно по левой. Шумы улиц сюда не доносились. Её тоже никто не слышал, хотя она кричала. От боли и на своего палача. Стук миски о бетонный пол, шипастая перчатка, распухающее лицо. Эти шрамы уже не заживут. Она это понимала и потому материла своего мучителя от души, при первой возможности. Когда были на то стремительно угасающие силы.
Однажды он заявился в подвальчик в особо скверном расположении духа. Поднял с поддончика длинный острый нож, который старательно затачивал всё это время у неё на глазах. Лезвие превратилось в бритву. Одно касание и жертве конец. Но мучитель замыслил иное. Он придавил пленницу к полу. Лезвие ножа охладило глаз. А затем лопающаяся сетчатка, как бы в извинение за будущую слепоту, одарила жертву водопадом разноцветного сияния. Она увидела все цвета радужного спектра, переливающиеся и развивающиеся так ярко, как никогда не бывает в жизни. Закричала. Провалилась в спасительное забытьё с одной последней мыслью. Левый глаз не увидит более ничего. И никогда. У неё просто нет больше левого глаза.
* * *
Очнулась она на полу в соплях и слюнях, но не крови. Ничего такого. А казалось, она должна была ручьём сочиться из глазницы. Девушка тронула рану. Перебинтована. Странно. Ей только что жестоко выкололи глаз, довели до обморока, а затем обработали и перебинтовали? Серьёзно? Да что же это за маньяк такой заботливый!?
Шорох слева. Не видно.
- Ты здесь?
Выдох.
- Кто ты такой? Объясни! Я не понимаю!
В ответ мучитель снова взял нож и приставил лезвие к горлу жертвы.
- Хочешь меня сломать? А хрен тебе! Обойдёшься! Хочешь убить, убивай! Давай! Только покажись! Хочу знать кто и за что, а там, как хочешь, мне уже лет пять как всё равно, ясно!? Да слышишь ты меня, или нет!?
Где-то рядом дзинькнуло лезвие. Со злости он швырнул нож об пол, а сам запрокинул голову и заорал так, что кровь застыла в жилах. Не мужской крик. Перед истерзанной жертвой девушка. Быть не может! Немыслимо! Холодная догадка царапнула нутро. Спросить! Узнать!
- Ты кто?
Молчание.
- Ответь! Ты – она?
Человек в чёрном опустил голову и медленно стянул маску с обезображенного лица. Глаз стеклянный, невидящий. Вся левая сторона исполосована шрамами, но всё-таки – это девушка. Не невысокий парень, нет! Высокая девушка. Молодая. Лет двадцати. Она!
Где-то здесь лежит брошенный нож! Найти! Немедленно найти! Вот он, попался под руку, спешно на ощупь обследующую бетонный пол. Девушка схватила холодное оружие обеими руками и… на открытой ладони протянула мучительнице.
- Заканчивай, если начала! Давай! Я покоряюсь! Твоё право!
Нет, не так! Это всё ещё по-прежнему дерзко. Нужно иначе.
По щеке побежала слеза. Дрогнул голос.
- Прости! Я виновата! Пожалуйста! Закончи, прошу!
Мучительница схватила нож, снова приставила к горлу несчастной приговорённой. Жертва судорожно вздохнула и задрожала мелкой дрожью, но ничем не выказала сопротивление. Лишь смирение и покорность судьбе. Заслужила – принимай искупление.
* * *
Существует всеобщее заблуждение, что в момент смерти перед человеком за секунду пролетает вся его жизнь. Нет. Не вся. Вспоминаются лишь отдельные эпизоды. Самые важные и часто те, о которых более всего сожалеешь. Для светловолосой девушки с белой марлевой повязкой на левом глазу, стоящей теперь на коленях в сыром подвале, таким событием был эпизод пятилетней давности и остальные с ним связанные.
Они все тогда накосячили. Вечеринка по случаю сдачи экзаменов, взрослая жизнь, выпивка, травка – золотая молодёжь. Никто не думал о возвращении домой. О том, что кто-то должен будет вести машину. Не до того было. А в итоге тянули жребий. Выпало ей. Обрадовалась. Как и остальные, она тогда мало что соображала. А вот отрезвление выдалось жёстким. Внезапный удар, звон стекла, обочина дороги. Она бы предпочла сама тогда погибнуть, но встречная машина пострадала сильнее. В ней погибли двое – родители молодой девушки, по счастью находившейся на заднем сидении.
И та тоже всё прекрасно помнила. Как разлетелось вдребезги лобовое стекло, как осколки впились в левую часть лица, как вспыхнул всеми цветами радуги и навеки погас свет. Хорошо ещё, что для одного только глаза – правый остался зрячим. Но вот внешность… пластические хирурги лишь разводили руками, придётся как-то жить обезображенной.
Виновница ДТП замкнулась в себе. Родители всерьёз опасались за её рассудок. Папаша любимую дочку, конечно же, отмазал, но настроение чада оставляло желать лучшего. Кому же было интересно, что ей, быть может, предпочтительнее было честно ответить за содеянное перед законом? Её мнения не спрашивали. Родители всегда лучше знают, что нужно их детям. Немудрено, что одним прохладным вечером примерно неделей позже она взошла на подоконник своей комнаты. Открыла окно, заглянула в бездну. Двенадцатый этаж. Если что, то насмерть. Это она понимала. Знала и то, что, скорее всего, не сможет. Не шагнёт. Струсит. Под ногами отвесная стена, ветерок ерошит волосы, а внизу сигналят машины, видать, не могут разъехаться.
Одного она не знала, что в этот же самый миг в районе куда менее комфортабельном, другая светловолосая девушка тоже стояла над пропастью. Поднялись они синхронно, синхронно открыли окна, и сошли с этой черты они тоже синхронно. По разным, правда, причинам. И в разном состоянии духа. Одна в нерешительности и горьком отчаянии, другая с острым желанием отомстить. Как же долго она её выслеживала. Бродила по району в надежде встретить обидчицу желательно в тёмное время суток. Однако та из дома, похоже, вообще не выходила. Четыре с половиной года просидела затворницей. Но ничего, месть, как говорится, подают холодной. В конце концов, она ей попадётся. И попалась.
Вот она. Здесь. Перед ней на коленях. Дрожит, но смиренно ждёт кары от той, кто имеет на это полное право. Лезвие ножа усердно заточено. Давит на горло. Одно движение и дело жизни будет сделано. Вынесенный приговор приведётся в исполнение. Раз и всё. Однако в следующий момент дрожащая рука, будто сама собой отвелась назад. Девушка подняла растерянный и непонимающий взгляд на своего палача. Всё было кончено. Для обеих.
* * *
Они сидели спина к спине в тёмном сыром подвале. Две девушки – злейшие враги в прошлом, ныне едва ли не подруги. На запястьях одной более нет цепей, пластиковая маска другой сдвинута на затылок. Белая миска с обглоданным бифштексом. Одинокий лучик света, льющийся из далёкого окошка над потолком. Будущее скрыто в тумане неизвестности и не спешит раскрывать свои секреты. Как будут развиваться их отношения завтра, сегодня не может знать никто, однако в тот вечер на закате они сидели спина к спине в тёмном сыром подвале и каждая думала о своём. О чём? Быть может о том, что через несколько часов взойдёт солнце и новый день оставит все страхи ночной тьме, где им и место. А может о том, что примирение всё же возможно. В любой ситуации. Всегда. Вот и полночь, близится рассвет. Кто-то заговорит первым. И что-то скажет. Но уже не нам. Друг другу.
Конец.