Две сестры

Иван Болдырев
                ДВЕ СЕСТРЫ
                Рассказ


                •     •     •               
            
Этот дом когда-то был самым красивым на улице Гавриловки. Строил его человек с отменным  художественным вкусом и большой ответственностью за все, что бы он ни делал. Уж если взялся за что, будет себя изводить, пока не получится нечто для всех удивительное.

Вот и дом для своей семьи он сотворил такой, что любоваться на него приезжали из соседних сел. Сергея Максимовича Колесникова за эту его работу хвалили все. Тут же приглашали к себе. В те давние годы село после военной разрухи начало стремительно отстраиваться. Хорошие мастера были нарасхват. И на Сергея Максимовича тогда спрос был огромный.

Но время шло. Оно забирало тех, кто отживал своей век. На смену им приходило новое поколение. Со своими вкусами и своими потребностями.  Давно ушли в мир иной мастера. Время разрушало их творения.

У бывшего когда-то красивым дома Колесникова стояли глава администрации Гавриловки Иван Александрович Битюцкий, участковый милиционер Юрий Константинович Осипов, и работница районного отдела образования по защите прав несовершеннолетних Светлана Ивановна Корсакова.  Их оглушила такая бесхозяйственность,  царившая у дома и во дворе. Словно тут тропический ураган прошел. Ворота, когда-то красовавшиеся  резными наличниками, лежали на земле. У стены были разбросаны  пни, отпиленные у самых корневищ. Все было понятно:  это дрова из лесхоза, где года два назад работал муж хозяйки дома. Но он сбежал куда-то, и теперь колоть эти корневища было некому.

На стенах давно не беленного дома грязными латками бросались в глаза крупные пятна различной конфигурации. В этих местах отслоилась штукатурка. Упавшие ворота открывали неряшливый двор. Большая его часть буйно заросла бурьяном. Двор, как и дом, привлекал внимание своей неухоженностью.

Из открытой форточки дома то и дело раздавались тирады сплошного соленого мата. Слышалось чоканье стаканов и характерное покрякивание после выпитого спиртного.

Глава сельской администрации посмотрел на своих спутников:

— Ну, что? Зайдем? Потревожим «честну’ю» компанию?

Светлана Ивановна хмуро произнесла:

— За тем и пришли.

Ее всю передернуло:

— Какая неприятная у меня работа! Каждый раз всю наизнанку выворачивает.

И все трое двинулись во двор. Впереди шел Иван Александрович Битюцкий. В отличие от Корниловой он держался вполне уверенно. Он хорошо знал хозяйку дома и представлял, что за публика у нее постоянно обретается.

Вошедшим предстала, в общем-то, ожидаемая картина. Трое пьяных мужиков за столом. И такая же пьяная хозяйка дома. Мужики, увидев представителей власти, молча, встали из-за стола и без единого слова покинули дом. Хозяйка  Ольга Маслова растерянно смотрела на вошедших и, судя по всему, не знала, что ей сказать.

Из двери спальни сначала доносились детские голоса. Потом дети, видимо, сообразили, что в дом зашли посторонние, и притихли.

Иван Александрович заговорил с хозяйкой дома:

— Ну, что, Ольга, допрыгалась. Пришли забирать у вас с дочкой детей. В таких свинских условиях они больше жить не могут. А я ведь тебе не раз говорил: берись за ум, живи по-человечески. До твоего сознания мои предупреждения не доходили. Теперь вот пришли детей у вас забирать. Достукались. Решение о лишении вас родительских прав вручат вам в суде. А пока давайте одевать детишек в дорогу. Да выбирайте, что потеплее. Не лето на дворе. Сами тоже собирайтесь.

Дочь Ольги Коринна в соседней комнате заплакала. Она тоже была выпивши. Но в отличие от матери еще здраво воспринимала окружающий мир. Зато сама Ольга, судя по ее виду, плохо ориентировалась в происходящем.

До прихода представителей власти Коринна тоже сидела с мужиками за столом и пила с ними «паленую» водку. Но по поднявшемуся в спальне переполоху поняла, что там что-то произошло. Она встали из-за стола и прошла к детям. Так и есть. Ее брат Никодим навалил в штаны. Ничего удивительного. Никодиму шел третий год. Он еще плохо контролирует естественные потребности своего организма.

Случилось так, что они с матерью забеременели примерно в одно время. Мать – от своего последнего гражданского мужа, который сбежал из их семьи неизвестно куда. Она сама, Коринна, не знала, от кого она понесла.  С первенцем – другое дело. Там все предельно ясно. На выпивку к матери ходил молодой мужчина. Красавец – писаный.  Коринна, как его увидела –  сразу вся сомлела. Выпили в тот вечер довольно прилично. Коринна вышла во двор проводить своего соседа по выпивке. Ну, там все и случилось.

Когда мать заметила, что живот растет не только у нее, но и у ее дочери, спросила Коринну: «От кого?». Дочь все откровенно рассказала матери. Ольга назвала Коринну дурой набитой. И поставила крест на возможности дочери в дальнейшем иметь своего мужа. Как в воду глядела. Кориннин первенец Прохор нисколько свою мать не образумил. Она продолжала  активно участвовать в материнских застольях. И когда кто-то из приходящих мужчин проявлял к ней интерес, никому не отказывала. В результате Коринна и сама твердо не знала, от кого она забеременела. Когда у нее родился второй ребенок, которого назвали Ефимом, отца ему записали с потолка.

Вот так пополнялось детьми эта семья. Теперь это пополнение забирало под свое крыло государство. Когда все оделись, Иван Александрович сказал:

— Ну, что? Давайте по давнему обычаю посидим перед дорогой. Как я полагаю, у детей она может оказаться дальней. И еще не известно, возвратится ли кто-то из детей в дом, где он жил после рождения?

Но сели только представители власти. Мать Ольга и дочь Коринна, одетыми в дорогу, стояли с безучастными лицами. Потом представители встали и все покинули дом, уселись в стоящие на улице машины.

Целую неделю на входной двери дома Ольги Масловой висел могучий висячий замок. По давней привычке многие гавриловские мужики, которым уже не один год  днями делать было нечего, пытались «освежиться» у Масловой. Но, увидев на двери замок, чмокали губами и уходили ни с чем.

Лишь через неделю Ольга Маслова и ее дочь Коринна возвратились в свой дом. Но уже без детей. Что у них было на душе – один Бог ведал. Только лица их потемнели и в глазах поселилась тоска.

Еще не успели женщины осмотреться в своем доме, как к ним пожаловал первый посетитель. Это муж родной сестры Ольги Марины – Аркадий. Его появление ни у матери, ни у дочери не вызвало удивления. С тех пор, как у жены Аркадия Ольги из-за семейных неурядиц стало неладно с головой, Аркадий приспособился ублажать сестру Марины Ольгу. Длится это уже довольно давно. Нисколько не стесняясь, дочки Ольги Коринны, Аркадий остается ночевать в их доме. Сначала это делалось потаенно. Потом о любовной связи Аркадия и Ольги  уже знала не только дочь, но и многие их соседи.

Аркадий никогда не приходил в гости к Масловым с пустыми руками. В его сумке обязательно была выпивка и продукты. Нередко он приносил Ольге деньги. Сам, когда работал еще в лесхозе, получал мало. Зато жена его Марина доила коров на ферме. И зарабатывала тогда тысяч по десять – двенадцать. В то время это были неплохие деньги. Аркадий забирал их из кошелька жены почти все. И издерганная многими, выпавшими на ее долю неурядицами Марина, скандалов мужу почти не устраивала.

Аркадий выставил на стол бутылку «паленой» водки. Достал кусок соленого сала, который он стащил из своего семейного ящика и пригласил мать с дочкой за стол:
— Давайте за стол. За встречу не грех и выпить.

Женщин долго звать не пришлось. Ольга, когда садилась за выпивку, для приличия спросила:

— Как там у моей сестрицы с головой?

Аркадий пожал плечами:

— А что можно узнать за неделю? Вас только увезли – и тут же она из Орловки возвратилась. Вроде, в своем уме. Только стала говорить скупо. Слово скажет– . и потом из нее клещами продолжение мысли не вырвешь. Очень молчаливой стала.

Оля отобразила на лице печальное выражение и посочувствовала:

— Да, нелегко сестрице приходится.

Выпивка закончилась и Аркадий уверенно произнес:

— Ну, я у тебя, Оля, ныне переночую. Марине я сейчас и не понюх не нужен. И давно уже не нужен. А для тебя – в самый раз.




                •     •     •   
            
В этот вечер жена Аркадия Марина лежала на кровати в своем доме, и старалась ни о чем не думать. Просто лежать и тупо смотреть в потолок. За окнами дул сильный порывистый ветер.  Как и у людей, живущих на земле, так и в природе что-то круто изменилось, сошло с привычного круга. По календарю во дворе уже зима. Но ни морозом, который в пору ее детства в это время вовсю уже свирепствовал, сейчас и не пахнет. В последние годы праздники Нового года обходились без снега. Все в мире теперь идет не по привычному  из века в века заведенному порядку. Он скомкан, нарушен. И все в природе  происходит не тогда, когда надо, а когда придется.

Вот и с ней самой почти так. Теперь не она планирует и предполагает, как ей жить,  и что ей делать. Всем теперь распоряжается ее судьба. Как она ею распорядиться, так и будет. А эта распроклятая судьба распорядилась так, что все в ее жизни закончилось. И строить планы на дальнейшее просто не имеет смысла. Можно бы и вовсе не жить. Если бы не сын. Максим учился в педагогическом институте.

Оставалось закончить два курса. Сын учится на платной основе. На стипендию не потянул. Так что живет в Воронеже на деньги из семьи. А если прямо говорить: на ее деньге. Если этой помощи  не будет, о нем заботиться некому. От мужа пользы, как от козла молока.

Ну, вот собиралась ни о чем не думать. Да только, наверное, пока человек ощущает себя в земном мире, доля его – видеть и осмысливать эту самую жизнь. Такова суть человеческая. Только вот ее жизнь в корне переменилась на полпути. Все рвалась вперед, все стремилась к лучшему. Теперь некуда спешить. Марина и сама хорошо понимала, что она домыкалась, достремилась все вперед,  к благоустроенной жизни. Теперь вот от жизненных передряг стала дура – дурой. Ей и врачи в Орловке об этом сказали. Правда, не так прямо и грубо, как она себя теперь оценивает – полным дебилом. Ей сказали: нервное расстройство.

Обнадежили, что это временно. Надо только наладить жизнь в семье, перестать напрягаться в работе и серьезно полечиться. Тогда все может восстановиться, и она снова станет нормальным полноценным человеком. Как и прежде.

Только вряд ли такое случится. Вот ее непутевый муж Аркашка совсем перебрался к ее родной сестре Ольге. Теперь Марина смотрит на это свинство почти с безразличием. Какая теперь она, и какая ее сестра, статная да красивая.  Несмотря на то, что движется к сорокалетию.

А в первые дни связи сестры и мужа готова была лезть на стену от стыда и горя. Как она мечтала о сильной, чистой и нежной любви с Аркашей, когда они только познакомились и начали встречаться. Ее избранник был молчаливым парнем. Зато она на свиданиях рисовала такие райские кущи, что у самой сердце то замирало, то страстно  прыгало от восторга.

Первые годы семейной жизни Аркадий был вахловатым мужиком. Он во всем слушался Марину. И получалось так, что все важные решения в  их семье всегда принимала она. Тогда, впрочем, она не придавала этому никакого значения. С большим трудом, с неимоверными хлопотами и заботами задуманное ею в конечном счете  совершалось. И она по-детски радовалась своему успеху. Думала: если она все время так будет стараться, жизнь у них с Аркашей получится, как надо. Он муж  хороший. С ним  жизнь ожидается нормальная.

И лишь однажды Марина насторожилась. Через два года после свадьбы она, наконец, набрала достаточно денег, чтобы купить собственное жилье. К этому моменту колхозы на селе уже приказали долго жить. Большая часть колхозников шаталась по селу без дела. Те, кто хоть как-то думал о дальнейшей своей жизни, уезжали из Гавриловки. Одни устраивались вахтовиками, другие перебирались и обустраивались в городах. Пустых хат становилось в селе все больше и больше. Вот тогда Марина начала толковать с Аркашей о покупке собственного жилья. В родительском доме они чувствовали себя неуютно. Отец Марины и Ольги беспробудно пил. Приучил к водке и их мать. Мать совсем сошла с катушек. Она вместе с Мариной работала дояркой. Ранним утром, когда шла на дойку, заходила к торговке «паленой» водкой. Брала бутылку в долг. Пока шла до фермы, всю ее из горла выпивала. И в яслях рядом с мордами жующих корм коров засыпала.

Отец в пьяном виде мать частенько лупил. За пьянку. Он нисколько не считал себя виноватым в том, что жену сам же и приучил к беспробудной пьянке. Вот и захлопотала Марина о собственной хате. Нашли по своим деньгам. И совсем рядом с родительским  домом. К моменту оформления покупки в Гавриловку приехал дядя Аркадия. Присмотреть, чтобы родственника не облапошили при сделке. Да и вообще посмотреть, стоит ли приобретать это жилье. Хата-то уже лет пятьдесят, как стояла. Да и сделана была из хлипкого материала.

Покупка хаты все-таки состоялась. Когда пили магарыч, дядя Аркадия принял на грудь лишнего. Ну, и сболтнул, чего не следовало. Отец Марины заговорил с ним о своем зяте. Спросил, как он относится к своему племяннику. И дядя Аркадия сказал всего одно слово:

— Горе!

Потом спохватился, что сказал лишнее и замкнул рот на замок до самого своего отъезда из Гавриловки.

Марина, услышав это слово, сначала встревожилась. Потом подумала: мало ли что можно ляпнуть спьяну? Сказанное дядей слово вскоре забылось. Да и Аркадий в те времена не давал повода, чтобы о нем думали дурное.

Теперь Марина лежала на спине и все это перелопачивала в голове. Глаза невидяще упирались в потолок. Она с горечью говорила себе: «Зря тогда не задумалась над единственным словом дяди Аркашки. Он был скуп на откровения. Но сказал в самую точку».Она осуждала теперь не только своего мужа, но и родную сестру. Родная, а оказалась хуже чужой. Как-то Марина  набралась терпения и заговорила с Ольгой об их позорной ситуации:

— Оля! Тебе не стыдно глядеть мне в глаза?

— А чего мне стыдиться? Я его к себе в постель не тащила.

И ничуть не смутилась. Не попросила прощения. Только  с ехидным смешком добавила:

— Сейчас все живут не по совести. Каждый гребет только в свою сторону. Хапают все, что плохо лежит.  А я чем хуже?



                •     •     •             
               
Марина с детства считала, что она не самый счастливый человек на свете. Еще в дошкольном возрасте она с горечью замечала, что ее детсадовские товарищи и одеты гораздо лучше ее и хвастаются они такими игрушками, которые самой Марине и не снились. Когда она просила родителей купить и ей тоже самое, слышала неизменный ответ:

— У нас нет таких денег.

Марина уже тогда пришла к горестному выводу: ее папа и мама не такие, как родители ее подруг.  У тех они – люди степенные.  Все  работали с темна до темна. А приходили домой, детей своих ласкали, да все баловали. Дети их только и слышали ласковые слова.

Зато их с Олей предки  возвращались с работы  пьяными. Либо в ужин садились пить. Потом начиналась матерная ругань. Отец быстро терял  самообладание и кидался на мать с кулаками. Когда дочки путались под ногами, их безжалостно отбрасывали в сторону. Часто они больно бились о стены и мебель. Потом долго ходили с синяками на теле.

Марина была старшей дочерью. Ольга появилась на свет на два года позже ее. Родители у них одни, и девочки оказались совершенно не похожие друг на друга. Марине многие часто говорили, что у нее отцовский характер. Если что задумала, обязательно сделает. Какие бы трудности ее ни преследовали.

Оля была помягче, поленивее. Марина оказалась прямолинейной и бесхитростной. Ольга похитрее, поизобретательнее. У нее легко получалось  уклониться от любой домашней работы. Младшая дочь ее явно недолюбливала. И как-то выходило так, что родители, если Марина забывала сделать то, что ей наказывали, ее  ругали и стыдили по полной программе. Ольге все почему-то сходило с рук. Она умела находить «уважительные» причины для оправдания своей «забывчивости». А вернее, своей обыкновенной лености. Просто она умела убедительно схитрить. И, как ни странно, родители ей верили.

И еще с ранних лет Марина усвоила одну неприятную для себя истину. Уже в дошкольные годы она с горечью обратила внимание, что все, кто приходил в их дом, обязательно любовались и громко восхищались красотой Ольги. Не успеет человек зайти в их прихожую, и тут же удивленное громкое восклицание:

— Какая красивая девочка! Писаная красавица!

В свой адрес Марина никогда не слышала подобного. О ней, если когда и говорили, то совсем другое:

— А ты, Марина сноровистая и старательная. У тебя руки на нужном месте растут. Такая еще маленькая, а делаешь все по-взрослому.

Тоже, конечно, приятно слушать. Но как теперь понимает Марина, у девочек желание понравиться своей внешностью, покорить взрослых своей красотой, просыпается очень рано. И когда твою внешнюю привлекательность не хвалят, девушка вырастает с чувством неудовлетворенности. А нередко и ущербности.
Марина тогда по своему недомыслию даже злилась на свою младшую сестру.: «Подумаешь – красавица нашлась! Я в маму русая. Она– в отца чернявая. И все тут разница. Все различие.

Только с возрастом Марина поняла, что тогдашние ее суждения о своей привлекательности и привлекательности сестры были очень глупыми и очень наивными. С годами девушка начала иначе воспринимать окружающих ее людей. Природа поступала, вероятнее всего, мудро, наделив людей внешней  неодинаковостью. Иначе мир был бы удручающим в своем однообразии. И что бы тогда было с любовью, о которой все девушки еще с юности так страстно мечтают.

Шли годы и Марина стала понимать, что людям неравно достается не только внешняя красота. Но и судьба. Одни сподобятся в жизни так, что у них с раннего детства все получается легко и просто. Словно, играючи. Но есть и такие, кто тянется изо всех сил, чтобы от других не отстать. А все никак на  их уровень не выходят.
Такое Марина испытала на собственной шкуре. От этих воспоминаний она почувствовала себя неуютно в постели. Перина и подушки почему-то вдруг стали жесткими. И лежание на них внезапно превратилось в муку. Марина включила стоящий у кровати торшер и посмотрела на часы. Было двадцать минут первого. Похоже, и сегодняшняя ночь пройдет в бессоннице. Что теперь поделаешь.

Положенную ей на ночь снотворную таблетку она выпила еще с вечера. Пить вторую ей не советовали врачи психиатрической больницы. Сказали, что могут быть негативные последствия.   Придется продолжить ковыряться в собственной душе.
Как Марина радовалась, когда наконец, накопила денег и купила себе дом. Впрочем, какой там дом. Так себе домишко с местами подгнившими стенами. Но у нее тогда было такое бодрое и решительное настроение. Горы готова была свернуть.
А когда взялась за работу, поняла, что впряглась в не женское  дело. Ее «ненаглядный» Аркаша, обещавший сам отремонтировать дом – нужны только деньги, оказался никчемным трепачом. Деньги он у жены брал. Пропивал их с рабочими пилорамы лесхоза, а стройматериал в результате с большими потугами приходилось добывать самой Марине.

Получала она в колхозе довольно много. Но одной ее зарплаты не хватало. Аркадий свою мизерную, всю пропивал  в лесхозе. Да к тому ж еще сын Максим поступил учиться в пединститут на платное отделение. Вот и пришлось Марине попроситься еще на одну работу на молочной ферме. Стала она  и дояркой и ночным сторожем на МТФ.

Марина была вся в мать: и лицом, и телосложением. С ее некрепкой ладной фигурой, изящными ручками в какой-нибудь конторе бы с бумажками работать. А не          чертоломить на молочнотоварной ферме. Как  только нанятые плотники приступили к ремонту дома, а Марина начала работать на двух работах, она поняла: надолго ее не  хватит. Но другого выхода у нее нет  и не будет. Так что надо запрягаться основательно. А там будь, что будет.

Раньше она выгадывала, правда, не всегда, подремать после обеденной дойки часок – другой. Теперь надо было накормить нанятых плотников, выслушать их, что нужно побыстрее купить, или выписать в колхозе на ближайшее время. Везде надо  просить, кланяться. Иногда даже унижаться.

Как радостно все начиналось с ремонтом дома! Потом все обратилось в сущий ад. В конце концов с Мариной стало твориться что-то неладное. Она часто бывала рассеянной. Ее подруги в положенное время начинали доить коров, а она стояла с пустыми потухшими глазами. И, как представляли ее подруги по работе, мыслями была где-то далеко-далеко.

У всех доярок фермы коровы были приучены к очередности подхода к своим доильным аппаратам. Если у какой коровы очередь не первая, она и не рвется в станок первой изо всех сил. Марина и тут стала проявлять странность. Коровы еще не все подоены, а она уже встает и собирается уходить, как-будто все уже закончено.
Когда у тебя что-то начинает рушиться. Рушится по всем фронтам. Именно в это тяжелейшее для Марины время ее Аркаша перестал ночевать дома. Поскольку жена дежурила ночами на ферме, он стал на ночь устраиваться у ее младшей сестры Ольги. Сердобольные соседи тут же рассказали об этом Марине. Это был последний удар, который она не перенесла. Местные врачи отправили ее в психиатрическую больницу. Она отправлялась туда с туманной головой. Ощущение такое, будто она в бреду. И единственная мысль, которая ее при этом радовала: ремонт ее дома плотники закончили при ней. И она с ними достойно, как и договаривались, расплатилось.

Ехала Марина в психиатрическую больницу Орловки с надеждой, что с головой у нее вполне нормально. Просто она очень сильно устала  от всех непосильных забот, которые в последнее время ее преследовали.  Ее измотали хлопоты по ремонту дома, ежедневная, без выходных двухсменная работа, на которую уходили весь день и вся ночь. Были такие времена, когда ходили разговоры, что с колхозных ферм лихие люди крадут коров, увозят их. И никакая милиция пока никого не поймала. Так что  Марина не спала в красном уголке фермы, а всю ночь ходила по корпусам. Не просто ходила. Ее всю трясло. Вдруг лихие люди пожалуют и к ним. Чем  может противостоять хиленькая маленькая женщина? А ферма от села далеко. Кричи– не докричишься.

Да и Аркашка, гад, последние нервы вымотал. Совсем жить к Ольге перешел. И в душе все время теплилась надежда: нет, с головой у нее все в порядке. Вот стоит только  отдохнуть – и у нее все восстановится.

Врачи в психиатрической больнице долго изучали анализы, проводили с ней какие-то мудреные тесты. И в конечном итоге определили: Марина – инвалид второй группы. И ей надо долго и серьезно лечиться. Иначе выздоровления не будет.
Страшный приговор был, как удар обухом топора по голове. Она уже не хвалила себя за то, что управилась с ремонтом дома. Дом готов по всем статьям. Только жить в нем, похоже,  некому. Все ее устремления, похоже, по боку.



                •     •     •               
 
Ольга, когда ложились спать, сказала Аркадию:

— Как ты понимаешь, Аркаш, нас неделю дома не было. .В холодильнике такая пустота, что мышь, если залезет туда – тут же сдохнет. Ты принес в своей сумке как раз на наш ужин. Так что давай, думай. Иначе тебе сюда дорога закроется.

Аркадий онемел от такой грубой практичности. И это в тот момент, когда он вполне созрел для ласки. Но Ольга ничего больше не говорила. Да и ласки, судя по всему, он него не ждала. Ну, что ж, придется подождать, когда Оля созреет.
Выпитая водка обоих быстро сморила. Первой заснула Ольга. Аркадий еще некоторое время маялся от обиды. Но потом сон сморил и его .

Проснулись они от стука в оконное стекло. Ольга лежала  с краю. Она сначала резко села на кровати. Собрала волосы в пучок на затылке, потом недовольно пробурчала:

— Ну кого еще там черти принесли?.

Она взяла со стула теплый халат, одела его на свое тело и крепко затянула пояс. Чтобы не замерзнуть на крыльце. Мало ли сколько будет длиться там разговор?
Прежде чем отпереть входную дверь,  Ольга недовольно спросила:

— Кто там?

— Я это. Открой, Оля!

Ольга узнала голос Митьки Лукъянчикова. Чего еще надо этому шибздику?

— Чего тебе надо?

— А то ты не знаешь? Открывай. В доме и поговорим.

— Да нет. Давай сначала здесь. Что ты принес?

— Ничего не принес.

— Тогда за каким чертом пришел?

Ольга повернулась, чтобы идти в комнату. Потом ее осенило и она снова приблизилась к двери:

— Деньги у тебе есть?

— Нету. Но я завтра принесу.

Ольга вскипела от злости. Она  рывком вырвала запор двери вправо, распахнула дверь и резко толкнула Митьку с крыльца,  сопроводив свое действие словами:

— От тебя пользы, как от козла молока. Заморыш хилый.

 Митька и правда был тщедушен телом. Отлетел он далеко и ударился, видать, больно. Уже зайдя в дом, Ольга слышала его жалобные стоны.

— Кто там приходил? – спрсил Аркадий.

Ольга сердито пробурчала:

— Таскаются тут всякие шмакодявки. Спать не дают.

И она повернулась спиной к Аркадию. Потом до ушей укрылась теплым одеялом и мирно задышала. Как понял ее сосед по кровати, делала вид, что спит.

Но Ольга еще долго не спала. Она думала о своей беспутной жизни. Было время, когда и она, как и ее старшая сестра Марина, работала дояркой на ферме. И получала большую зарплату. Когда еще не были разогнаны колхозы, платили хорошие деньги.
Все было бы хорошо, если бы не каторжная работа от темна до темна. А вот этого Ольге, как раз и не надо. В свое время она от кого-то услышала, запомнила накрепко и постоянно повторяет: « Труд облагораживает человека. Но он же делает его горбатым». Горбатиться у Ольги  и в мыслях не бело. Потому она, не проработав и года, написала заявление на расчет. Причину изложила такую смехотворную, что заведующий фермой долго-долго, молча, смотрел на нее. Потом загадочно хмыкнул и  только и произнес:

— Ну и ну.
 И подписал заявление. А Ольга вернулась к своей прежней жизни. Она хорошо знала все загаженные до беспредела халупы, где непутевые мужики собирались вечерами, играли в карты, пили «паленую» водку и за деньги уединялись в чулане. Ее нисколько не беспокоило, что в это самое время ее дочка Коринна болтается неизвестно где. Пусть живет, как ей нравится. Тем более, в село пришли времена, когда можно все. Деньги можно зарабатывать любым способом. Никто не интересуется, где ты работаешь. Или вовсе нигде не работаешь. Не то, что в советское время: за каждым наблюдали. И если уклонялся от труда – высылали подальше от центральных областей и принудительно заставляли горбатиться. Это называлось борьбой с тунеядством.

К этому времени отец Марины и Ольги уже лежал в могиле. От постоянной пьянки прихватило сердце, а на эффективное лекарство денег не было. Послала мать младшую дочку проведать отца в райцентровской больнице и доставить ему немного продуктов.

Когда она приехала в больницу, сразу обратила внимание: отец выглядел просто плачевно. Он встал с постели и пошел навстречу дочери. Оле сразу бросилось в глаза, что он еле двигает ногами. Она раскрыла сумку достала литровую банку сметаны, порезала мелкими кусками хлеб. Отец, несмотря на свой очень нездоровый вид, с жадностью принялся за еду. И тут же порезал ножом положенное рядом сало. Все это он поглощал вперемешку. Когда насытился, протянул дочке  уже основательно замызганный листок бумаги:

— Вот, дочка, врачи список лекарств написали. Говорят, лекарства хорошие. Могут мое сердце укрепить. Только в больнице таких уже давно нет. Надо покупать за свои деньги.

Ольга посмотрела на отца как на сумасшедшего:

— А ты нам денег на лекарство оставил? У нас дома шаром покати. Я уже не работаю на ферме. А мама, что зарабатывает, все тут же пропивает. Нет у нас дома денег.

Отец сник и больше они с Ольгой ни о чем не разговаривали. Посидели, молча. Потом Ольга сказала:

— Мне пора.

Встала и пошла из палаты. На второй день из районной больницы позвонили и сообщили, что ночью их отец умер. Ольгу это ожидаемое известие задело за живое. Все время, пока по отцу читали церковные книги в доме, и в момент похорон на следующий день она чувствовала свою вину в преждевременной смерти отца. Могла бы занять, наконец, у своих партнеров по картам и пьянкам. Потом бы как-нибудь отдала свой долг. Но ничего этого она не сделала.

Но такие угрызения совести мучили ее недолго. Сколько раз ей приходилось в жизни делать то, из-за чего люди краснеют и стараются потом ничего подобного не делать. Ольга  за свои поступки мучилась совестью в исключительных случаях. Но почему-то долгое время после смерти отца ей часто вспоминался один,  на ее взгляд, незначительный момент.

Тогда в ней пылала страстная любовь к Витьке Панферову, первому красавцу в их селе. Ночь она провела с ним. Пришла домой лишь на рассвете. Страшно усталая, но всем удовлетворенная. Но спать ей тогда пришлось недолго. В тот год стояло жаркое лето. И Ольга с подругами накануне договорилась сходить днем на Дон покупаться в теплой донской водице и позагорать. Так что досыпать урывками девушке пришлось на горячем прибрежном песке. Не сон получился, а мука.

Часам к двум установилось нестерпимое пекло. Ее подруги решили, что надо идти домой. Вернулась в свой родной дом и Ольга. Только ее семье полуденное пекло оказалось нипочем. Отец с матерью и Марина носили с луга сухое сено для домашней скотины. Они поспешали с работой. Небо начинало затягивать тучами зловеще густой синевы. Если дождь сено намочит, какой из него будет корм в зиму.
Приход Ольги с Дона семьей был сразу же замечен. Отец первым обратил внимание, что младшая дочка вовсе не собирается им помогать. Она норовит  улечься в свою постель:

— Ольга! Ты что не собираешься нам помочь? Совесть у тебя есть? Вон дождь собирается. Сено хорошо высохло. А если его намочит дождь, не корм будет, а подстилка скотине.

Ольга резко ответила:

— Вы что, не видите, я только с Дону пришла. Вы знаете, как я уморилась?

И простыней с головой укрылась на своей постели. Сколько ее ни стыдили родители, она на их увещевания никак не отреагировала. Дело кончилось тем, что отец запустил в свою младшую дочь самым грязным матом. И семья пошла убирать с луга сухое сено без Ольги.

Марина, сколько жила, мучилась неразрешимым вопросом. Ее младшая сестра часто, как нередко говорила их мать: «Отливала «кадрели». Но почему-то ей все сходило с рук. Но если в семью приходила редкая удача, она непременно доставалась ее младшей сестре.  А когда почти одновременно Ольга и ее дочь Коринна родили по мальчику, в село приехал их дальний родственник. Как сказала ее мать, он доводился Марине и Ольге троюродным братом. Звали его Олегом. Олег был кадровым военным. Перед своими земляками он предстал в цивильной одежде. Но в селе говорили, что он  служит в чине полковника.

О своей службе Олег – никому ни слова. Но по селу стал гулять слух, что Олег служит в совершенно секретном подразделении. Некоторые даже утверждали, что он разведчик нелегал. Правда, большинство гавриловцев этому не верило. Но то, что Олег не обычный общевойсковой полковник, были уверены все. И еще больше поверили, когда загадочный отпускник зашел в гости к своим родственникам. Его встретили младенческим плачем сын Ольги Никодим, и сын ее дочери Коринны –Прохор.

Полковник подержал обоих младенцев на руках. Потом оглядел дом, в котом семья обретается. И как-то таинственно сказал:

— Придется решить эту проблему. Так жить не годится.

Олег походил по Гавриловке. Все присматривался к пустующим домам. Их в селе оказалось  очень много. Наконец, Олег остановил свой выбор на доме Сергея Максимовича Колесникова. К этому времени он уже год пустовал. Молодые Колесниковы разбежались по городам, старые отправились в мир иной. Отпускник нашел дальних родственников, которые были вправе продавать поместье Колесниковых, договорился с ними о цене. Он похлопотал основательно. Ольге Олег вручил уже готовые документы.

Дом тогда был в отличном состоянии. Таинственный полковник больше в Гавриловку не приезжал. А если бы приехал, был бы поражен, в какой свинарник превратилось его приобретение.


                •     •     •   
               
Марина еще раз отбыла в Орловке. Причиной рецидива стал скандал с Аркашкой и своей сестрой Ольгой. Муж украл всю ее пенсию и отнес ее Ольге в оплату своих там ночевок. Марине нечем стало платить за газ и электричество. И Максиму в Воронеж посылать оказалось нечего.

Впервые в своей жизни Марина обозвала мужа последними словами. Пригрозила с ним развестись. Потом пошла к младшей сестре и сказала ей все, что о ней думала. После всех этих передряг соседи заметили, что с головой у Марины неладно. Вызвали «Скорую помощь». Врачи осмотрели свою пациентку и отправили ее на лечение в психиатрическую больницу. Она прошла там положенный курс лечения. Врачи все время говорили, что у Марины все хорошо. Что она идет на поправку. Но почему-то направили на ВТЭК. Там ей дали уже первую группу.

По возвращении домой к ним в дом приходили люди из местной администрации. Расспрашивали и саму Марину, и ее мужа, как они живут: в достатке ли, ладят ли, и как Аркадий заботится о больной жене. И сама Марина, и Аркадий, и соседи ни на что не жаловались. Представители администрации записали в бумагах, что больная содержится в нормальных условиях.

Возвратилась Марина из больницы домой совершенно безразличная ко всему. Она теперь жила в твердом убеждении, что в этом грешном мире никому не нужна. Даже собственному сыну Максиму. За время ее первого и второго пребывания в Орловке он из Воронежа ни разу к ней не приезжал. Хотя от областного центра до психиатрической больницы совсем недалеко. Как начала понимать Марина, сын стал ее стесняться. После окончания пединститута он не стал устраиваться на работу учителем, а уехал на Ямал простым рабочим добывать газ. Как говорил он своим родственникам в Гавриловке: «Там большие деньги платят. Заработаю прилично – тогда и вернусь в цивилизацию». Мать пробовала сыну писать письма. Но они остались без ответа.

Постоянная супружеская неверность Аркадия охладила к нему все прежние чувства Марины. Он ей стал совершенно безразличен. Теперь они не ругались ни по какой причине. Марина перестала замечать все его проделки. Хотя он по-прежнему попинался в ее пенсию. Сам-то нигде не работал. Зато сменил любовницу. Ольга его от себя отвадила. Стал слишком мало приносить денег. Зато в соседнем селе Подгорное Аркадия одна вдовушка приняла с распростертыми объятиями. Аркадия из лесхоза за пьянку и воровство пиломатериалов давно уволили. Теперь он весь день обихаживал всю живность новой любовницы на ее дворе. И зарабатывал  Марине на холодный ужин.

Соседи интересовались у Марины, готовит ли она чего-нибудь себе из продуктов. Она простодушно отвечала:

— Мне Аркашка приносит.

— И что же он приносит, твой Аркашка?

— Холодный борщ в кастрюльке.

— Ты его греешь?

—  А зачем? Я и так съедаю.

— Так ты что, одним борщом питаешься?

— Мне вполне хватает.

Поняв ситуацию, соседи стали либо зазывать Марину к себе на обед, либо приносили ей в кастрюльке что-нибудь горячее. Попутно крепко отругали Ольгу, которая совсем забыла о своей несчастной сестре. Ольга тоже стала периодически проявлять заботу о питании Марины. Правда, попутно крала что-то из вещей в  доме Марины. Себе на пропой. И к ее удивлению, старшая сестра относилась к таким хищениям с полнейшим безразличием. Марина теперь ничего не желала. Ни к чему не стремилась. То ли она жила, по-новому воспринимая окружающий ее мир, то ли просто автоматически существовала. Мир этот отринул ее, она отринула его.