В последний раз — опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз — на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!
(А.Блок)
Мы живем в историческую эпоху, которую можно охарактеризовать как критическое обострение отношений Восток-Запад, где роль Востока в очередной раз приписывается России, хотя в самой России ее традиционно считают частью Европы, нежели Азии.
Блоковское "да, скифы мы" было, скорее всего, скрытым кокетством перед тем же Западом, который олицетворяла русская интеллигенция, начиная от западников и кончая славянофилами. Единственное, что отделяло и продолжает отделять русского интеллигента(читай-западника) от чистого собрата-“европейца" - это неискушенность в умении лицемерить, скрывая в себе глубинного “варвара”. Русский характер гораздо ближе к внешней оболочке человека и проступает отовсюду буграми крайностей, сомнений, резкостью суждений. Европеец более гладок, толстокож, хотя при этом болезненно чувствителен(сенсорен), особенно когда его внутренний “варвар” сталкивается с необходимостью получше замаскироваться, реагируя на внешние раздражители. Поэтому, очутившись в ситуации, сложившейся к концу второго десятилетия двадцать первого века, русский и европейский интеллигенты, они же – потомки исторических варваров, ведут себя сообразно своему темпераменту. Почему мы акцентируем внимание читателя на интеллигенции? Все просто, она – “властительница дум”.
Сразу уберем из нашего сравнения романоязычных представителей так называемой средиземноморской расы, этого реликта античной Европы, уцелевшего последовательно в жерновах империи Александра Македонского, Римской империи, Арабского Халифата и Османской империи. Потомки латинян, некогда могущественные римляне, стали слишком сентиментальными и изнеженными, утерявшими свою пассионарность любителями прекрасного. Свою историческую несостоятельность они полностью подтвердили в ходе Второй Мировой Войны.
Подводя арифметическую черту, можно под результатом вычитания обозначить англо-саксов, германоязычных представителей "чистой" арийской расы, потомков Теодориха, опрокинувших Рим. Итак, "европейцы" строго сегрегируют себя от нас, русских, в первую очередь по внешней схожести - имеется ввиду не генотипическая и не фенотипическая схожесть, а схожесть декларативно-ментальная, выраженная в отношении к так называемым европейским ценностям, в противовес тому, что некоторыми юродствующими доморощенными оппозиционерами пренебрежительно называется "скрепами". Что это за ценности, мы с вами уже хорошо знаем, но здесь хочется сделать одно замечание. Так называемая толерантность является, по-факту, не терпимостью к "инаковости", а безразличием или уже упомянутой выше толстокожестью. Нас натолкнуло на эту мысль созерцание картинок из недавнего прошлого - расчленения жирафика в датском зоопарке на глазах у детей, уроки секса в младших классах немецких школ, готовность соглашаться с любым “подвыподвертом” навязываемой сверху политкорректности - от родителей номер один и номер два до священников-содомитов. То, что у нас вызывает возмущение и отвращение, у них сейчас прививается в виде нормы, а скоро будет и восприниматься как норма. Сегодня они режут на куски животное, завтра так же невозмутимо разрежут какого-нибудь "варвара". Умение не "реагировать", не комплексовать, не задумываться, не сомневаться и не задавать вопросы, а выполнять - чем еще можно объяснить нечеловеческую жестокость тех конкретных персонажей, кто в середине прошлого века спокойно уничтожал население и города Европы, России, Китая, а потом и Японии? Заметьте, вымазались в этом представители самых культурных и цивилизованных народов, к которым по какой-то нелепой случайности или закономерности примкнула европеизировавшаяся, модернизированная по западному образцу Япония.
Что же делаем мы? Мы, наоборот, пытаемся образумить, объяснить, да что там, и оправдаться в том, почему мы оказываемся против того, что нас считают не-европейцами, варварами, Востоком в самом монголо-татарском, ордынском, скифском смысле. Мы истово бьем себя в грудь зажатой в кулаке шапкой, чуть ли не втаптываем ее в пыль, лишь бы доказать свою причастность к Западной цивилизации! Делаем это рьяно и даже пугающе, совсем не интеллигентно. Западу же кажется, что так мы на них посягаем и вот-вот завоюем, или, не дай Бог, убедим.
Чем же так опасны мы для Запада? Россия в течение шести столетий является наследницей Византии, павшей под натиском крестоносцев. Да-да, не турок и не монголов, а братьев-христиан. Клеймо варваров так и осталось на щитах посланников Папы Римского Иннокентия Третьего, разграбивших и осквернивших Святую Софию.
После окончательного завоевания Мехмедом Вторым Константинополя, оплотом православия, как религии и мировоззрения, стала Русь. Стремление до конца расквитаться с "неправильным" православием не угасло в умах католических и протестантских иерархов, их светских помазанников и спонсоров. Стоить отдать должное и держать в уме это свойство западного варвара - доводить до конца задуманное, особенно если это касается мести. Не важно за что, главное, достичь цели. Западному варвару не свойственны снисхождение, милосердие к врагу. Таким образом, Россия стала заложником своего наследства. И что более всего пугает и раздражает Запад - мы не хотим отказываться от своего православия, ибо для нас предательство веры хуже смерти. В этом мы подобны упрямцам-западникам: сколь упорно они пытаются нас сломать, столь же упорно мы сопротивляемся. Это можно сравнить с растягиванием пружины - чем сильнее тянешь, тем большее встречаешь противодействие. И более того, кажется, что жесткость самой пружины все возрастает и возрастает. И Запад чувствует, что, терпя крах в попытках нас задавить, тем самым показывает всему остальному миру свою слабость и альтернативность. А это уже потеря гегемонии - безграничного в прошлом ресурса, позволявшего безнаказанно грабить остальной мир. Вот это и составляет суть страха Запада перед Россией. Нам возразят, что Россия сама не настолько "в порядке", что может показывать миру какие-то там альтернативы. Но давайте будем объективны - наш исторический опыт так же недосягаем для ближайших преследователей, как гиперзвуковое оружие недосягаемо для современных средств ПВО. Мы прошли стадии империализма и коммунизма, а наши оппоненты только приходят к социализму. Мы имели транснациональные партийные структуры, а у них транснациональные корпорации вот-вот упразднят государства в их привычном виде. А мы дальше идем своим путем - как не вспомнить В.И.Ленина! У нас никак не приживается плуто(демо)кратия!
Но не ошибка ли Запада в этой боязни? Давайте разберемся. Действительно ли мы угрожаем миру? В чем историческая миссия России? Как показывает история, Россия никогда не стремилась быть мировым гегемоном, в отличие от западных империй - Британии, Германии, США. Единственное исключение было порождением западной же цивилизации - русский большевизм, интернациональный по своим устремлениям, но национальный по своей сути. Раздуть мировой пожар революции интернационалистам не удалось, и не удалось бы - просто не было сил. Советская Россия быстро замкнулась на себе. Следующая вспышка активности России на мировой арене была опять спровоцирована Западом спустя два десятилетия после окончания Гражданской войны. Мы спасли мир от коричневой чумы и ушли бы в себя на несколько десятков лет, если Россию, как спящего медведя, не разбудили бы снова.
За два с лишним века, прошедшие с начала наполеоновских войн, она не раз наводила ужас на своих обидчиков, вставая во весь рост. Но никогда сама не стремилась подмять под себя весь мир. Уходя от метафор, можно сказать, что мы довольствовались и ограничивались статусом региональной державы, сильной, мощной, но не глобальной. Быть таковой вынуждали нас западные державы на небольшие периоды времени, пока Россия не перекраивала границы, вступая в мировые схватки.
Россию использовали то в качестве мирового жандарма, то в качестве тарана, то в виде противовеса в 18-м, в 19-м, начале и середине 20-го века. Иногда она сама (инкогнито) ввязывалась в чужой конфликт, как, например, во второй половине двадцатого века в Корее, не в силах терпеть произвол агрессоров. Но, повторим, без особых для себя дивидендов в виде территорий или контрибуций. То есть, выступала как некое орудие справедливости, что соответствует ее православному мировоззрению.
Таким образом, историческая миссия России состоит в обеспечении мира в первую очередь, как мира порядка и равноправия, мира, как ансамбля народов. Не мира, как отсутствия войны, ведь такой мир может быть между угнетателем и угнетенным. Такой мир нам не нужен и не такой мир нам нужен. Мир не как перемирие, не мир в военном смысле нужен России, а мир как место и состояние, в котором со-седствуют, со-трудничают, со-творят все члены мирового со-общества. В свое время Византия откололась от своей западной сестры, и надолго зафиксировала себя в виде единственной империи, пережившей страшное "темное" средневековье, укрывшей в своих границах множество народов, не стремившейся к мировому господству. Может быть, эта благочестивая "замороженность" второго Рима сыграла с ним злую шутку, став причиной отсталости от бурно развивающихся прежде всего в военном и демографическом аспектах соседей - западных монархий, Арабского Халифата и Орды. Но если для пассионарных арабов и монголов она представляла собой объект наживы и грабежа, то для европейских пассионариев она была альтер эго с параноидальным оттенком. Как сбежавшая тень, надевшая платье хозяина.
Нам нужно помнить судьбу Византии. Мы - сбежавшая тень Запада, претендующая на звание "правильного мира", право-славного мира. И мы не должны замораживаться, впадать во внешнеполитическую спячку, как пресловутый медведь.
Наше влияние на мир пугает мир. Русская культура, наука, искусство, язык присутствуют далеко за пределами наших границ, формируя то, что называется Русским миром, не связанным с массовой культурой и глобализацией, которая действительно нацелена на то, чтобы поработить все и всех. В этом и есть роковое противоречие – Русский мир не может быть “вассалом” глобального мира, глобальный мир не будет таковым, пока не поглотит мир Русский.
И именно сейчас нам нанесен болезненный удар "в православие". Рим Первый атакует Рим Третий в самое святое, в самую суть, в то, что определяет нас как других и отделяет нас от других в этом мире.