Переход Севастополь - Бухта Провидения (Петропавловск-Камчатский).
Дневник корабельного врача подводной лодки С-73.
Дневник вел лейтенант медицинской службы Леонид Балашевич (1960 год).
Рисунок автора "Неуютный Ледовитый океан".
11 августа 1961 г.
Последние дни, после ухода вспомогачей, в том числе нашей плавбазы, пришлось выйти на рейд и встать на якорь. Каждый подводник знает, как тоскливо стоять на рейде, – однообразная жизнь, якорные скучные вахты, один и тот же пейзаж, отсутствие движения вперёд – того, без чего так трудно морякам. Такие бесцельные стоянки очень угнетают. А обстановка в проливе Вилькицкого пока не улучшается, он почти на 10 баллов забит льдом, и нам с нашим трёхмиллиметровым лёгким корпусом нельзя и думать о проходе.
К счастью, я получил, наконец, письма от Белки, от Миши, от мамы. Белкины письма только радуют, помогают, а вот мама… Я уже боюсь вскрывать её письма – в них только болезни, горе и неудачи. Чем помочь? Ведь не только деньги нужны, а я больше дать ничего не могу – нет семьи, нет и не будет дома, ведь я флотский офицер. Остаётся только призвать на помощь всевышнего, если не поможет – утешит.
Наконец, вечером 10 августа получили приказ о подготовке к выходу. Утро 11 августа выдалось холодное, туманное; бухта, корабли и полоса берега тёмными причудливыми силуэтами выплывали из тумана. Сразу с подъёма начали готовить корабль к походу, подняли якорь вместе с енисейским илом. На нашем флагмане «СС23» взвился сигнал строиться в кильватерную колонну. Рейд ожил. Первыми начали безмолвно вытягиваться хищные тела океанских лодок, затем дали ход и наши «интеллигенты». Заработали дизеля, бухта наполнилась глухим рокотом и сизыми хлопьями дыма. На мачтах эсминцев плещутся сигнальные флаги: «Счастливого плаванья!» Вот проплывает у борта остров Конус, портовые краны Диксона, и мы выходим в открытое море. Наконец снова в движении, снова, вот уже почти год, мы идём вперёд. Вперёд ли? Пока во льды, навстречу самому трудному этапу пути.
А где-то далеко гудит, бурлит и пенится жизнь. Снова в ходу зловещие слова «мобилизация», «вооружение», «дивизии», «бомбы». Провокации. Вооружается Запад. Кеннеди не делает уступок. Речь Хрущёва по радио и телевидению. Игра в мир прекращается. Прекращается демобилизация, расконсервируются корабли, вокруг земли летает новая ракета – на этот раз Титов. Бдительность! Повышение боеготовности! Дадим отпор любому агрессору! Увеличим рабочий день на оборонных заводах!
Да, нельзя допустить, чтобы повторился 1941-й год. Неужели и нашему поколению, едва пережившему последнюю войну в качестве её жертв, придётся выступить теперь в качестве участников новой, гораздо более страшной?
13 августа, пролив Фрама
Долго, конечно, идти нам не пришлось. На подходе к островам Норденшельда стало известно, что обстановка в проливе Вилькицкого осложнилась, пройти его пока невозможно. Круто свернули на юг и, повиляв среди островов этого архипелага, встали на якорь в проливе Фрама, в паре кабельтовых от полуострова Еремеева, однофамильца Руслана. Конечно, на «яшке» «собака» моя. «Собака» – самое неприятное время для вахты, с ноля до 4-х, все остальные спят, минуты тянутся жевательной резинкой, ничто не нарушает первозданной тишины. Сижу на мостике квадратной неподвижной кубышкой, на мне одних штанов 5 штук, и медленно обвожу горизонт трубами бинокля. Холодный колючий ветер бьёт в глаза. Над землёй, над морем, почти касаясь мачт туманных силуэтов кораблей, ползут грязно-серые низкие облака, сливаясь на горизонте с плоской, безбрежной и безжизненной тундрой. Кое-где к морю подходят каменные гряды и снежные пятна, но вот я перевожу взгляд вдаль – и тщетно прижимаю к глазам холодные кольца, пытаясь остановить на чём-нибудь взор – тундра гола и однообразна. В ней что-то таинственное, она манит твой взгляд в надежде, что ему удастся зацепиться за что-то, но напрасно напрягаешь зрение – всё то же безмолвие, та же пустота. Только волна со скрежетом царапает железо обшивки, да одинокая чайка мелькнёт и исчезнет, да иногда чёрная лоснящаяся морда тюленя вынырнет у самого борта и сразу скроется в набегающей волне.
Чуть покачиваются на волне лодки – тоже со стороны молчаливые, мрачные и таинственные. Чтобы как-то скоротать время, читаю «Смерть Вазир-Мухтара» Юрия Тынянова. От этой книги ещё неуютнее становится в холодной пустыне, и мысли бродят далеко-далеко. Странно устроена жизнь – ведь каждого из нас ждёт домашний уют и ласка, и любимое дело мы найдём на обжитой земле, а вместо этого мы бороздим неприветливые воды в неуютном и тесном стальном цилиндре, и кто знает, действительно ли мы делаем важное дело? Говорить уже не о чем, ни в ком уже не осталось ничего незнакомого, нового. Остаются плоские шутки, скука. Зато появляется новая, хоть и ничтожная тема – её обсасываем до конца. на берег понежиться и стали жертвами белых медведей – иногда есть явные следы недавней борьбы. Иногда попадаются и следы человека – вот старая полусгнившая лыжная палка, остатки зимовки – доски, ржавый топор, насаженный на обломок дерева, кирка, консервные банки, печка-буржуйка с проржавевшей насквозь трубой и цинковый бак для воды. Это мы нашли на берегу, на прекрасном песчаном «пляже». Мы, конечно, не отказали себе в удовольствии убить несколько крыс, развели костёр и поймали молодого кулика (или какого-то его северного родича), но проявили великодушие и отпустили его в родные каменные джунгли – пусть растёт!
С юга пролив Фрама ограничивает полуостров Еремеева, покрытый такой же однообразной тундрой. Здесь, на берегу залива, расположена зимовка со странным названием Бирули. Наш флагманский механик был там с офицерами штаба. Они нашли там четыре заброшенные избы, оставленные в страшном беспорядке, какой бывает, если люди уходят внезапно или покидают своё жильё с радостью, бросая с удовольствием по всем углам всё, что может напоминать о безрадостной жизни, зная, что впереди ждет другая, интересная и содержательная жизнь. Здесь и невыделанная до конца шкура белого медведя, и обрывки старых журналов, и самодельные столы, и целый склад инструментов.
Продолжение следует.