Наш мир – большой. Никто ещё не облетел Вселенную от одного конца до другого. Но за границами Вселенной есть и другие миры, ничуть не меньше. Они разные. Некоторые скучные, некоторые весёлые, а есть и волшебные.
В одном таком волшебном мире живут, как легко догадаться, волшебники, которые управляют другими мирами. И так получилось, что за нашу Землю отвечает один старенький и немного чудаковатый волшебник по имени Локустоттер.
Как-то раз утром он сел на кровати, нащупал ногами тапочки, почесал бороду и зевнул. Пора было приниматься за работу, но совсем не хотелось. Должно быть, он просто не выспался. Локустоттер нехотя встал, прошёл в ванную, умылся и почистил зубы. Их у него было сто сорок семь. Волшебники всегда выращивают себе зубов побольше, с запасом, когда есть такая возможность, чтобы в старости не остаться с беззубым ртом. Зато и чистить такой частокол тяжело, так что из ванной Локустоттер вышел ещё более измотанный и уставший. Готовить ему стало лень, поэтому он наскоро наколдовал себе на завтрак кривой бутерброд и стакан нектара. Пожевал немного, вздохнул и, накинув халат, прошёл в свой кабинет.
Там вдоль стен стояли совершенно обыкновенные книжные шкафы, в которых ровными рядами выстроилось очень много книг – и обычных, и волшебных. Впрочем, я вам могу сказать по секрету, что все на свете книги – волшебные, ими только надо уметь пользоваться. Но сейчас Локустоттеру книги были не нужны. Он и так знал, что должен делать.
В углу кабинета над большим стеклянным столом висел огромный полупрозрачный шар, похожий на глобус. Это, в общем-то, и был глобус, только волшебный, созданный самим Локустоттером. И на нём светились разными цветами точечки-города.
Каждое утро Локустоттер подходил к глобусу, рассматривал его кусочек за кусочком и, если нужно, вмешивался в наши земные дела. Делалось это так. Если Локустоттер видел, что в каком-то городе или деревне чего-то не хватает, он это добавлял с помощью волшебных капель. Скажем, если у людей закончилось терпение, или трудолюбие, или ума у них не доставало, Локустоттер мог капнуть немного из пипеточки, и всё становилось заметно лучше.
Но в этот раз получилось не очень хорошо. Оглядывая глобус, Локустоттер вдруг заметил, что в одном маленьком городке осталось совсем мало любви. Вот-вот закончится. Локустоттер покачал головой, набрал из колбочки в пипетку нужной жидкости и занёс над мигающей точечкой. Любовь, если вы не знаете, в жидком виде обычно золотого цвета, но, когда распыляется по воздуху, её совсем не замечаешь, вроде бы как и нет её совсем.
И тут у Локустоттера зазвонил телефон, лежащий в стороне, на тумбочке. Локустоттер пипетку сунул в карман халата, отошёл и снял трубку. Звонил другой волшебник, Дормантветтер.
- Привет, - сказал Дормантветтер. – Ты сегодня вечером чем занимаешься?
- Привет, - ответил Локустоттер. – Да не было особых планов. А что?
- Просто у меня скука смертная, - сказал Дормантветтер. – Может, я к тебе в гости зайду? Обсудим последние новости. Вон, недавно новое заклинание изобрели от склероза, название забыл…
- Хорошо, - сказал Локустоттер, - заходи. Только не очень поздно, а то я что-то не высыпаюсь в последнее время.
- Часов в шесть тогда, хорошо?
- Хорошо.
Они попрощались до вечера, и Локустоттер вернулся к глобусу. По рассеянности ему показалось, что с маленьким городком он уже разобрался, и он перешёл к следующему.
А в том самом городке в это время стояла кромешная ночь. Люди спали плохо, ворочались, будто бы им чего-то не хватало, и видели страшные и неприятные сны.
Утром в одной квартире проснулся мальчик Петя и посмотрел на часы.
- Мам! – крикнул он сердито. – Ты чего меня не будишь? Мне в школу пора.
- А ты почему будильник не завёл? – крикнула мама с кухни. – Я не должна за тобой следить. Ты сам уже большой. Иди ешь.
Петя приплёлся на кухню, сел на табуретку, попробовал кашу. Каша была солёная и совсем не сладкая, с комками.
- Фу, - сказал он. – Ты, мама, разучилась кашу варить. Совсем плохая стала. Старая мама.
- Конечно, старая, - ответила мама. – Пока такого оглоеда родишь да вырастишь, не мудрено постареть. Жри давай. А не хочешь жрать, так в школу собирайся.
Петя съел две ложки, подавился комком, сглотнул и встал из-за стола.
- Я так из-за тебя в школу опоздаю, - проворчал он.
- А мне какое дело? – сказала мама. – Это тебе нужно, а не мне.
Петя наскоро собрался и на улицу вышел. Не успел он и пары метров отойти, как мимо на огромной скорости пронеслась машина, разбрызгивая грязь из лужи, и Петя еле успел отскочить, чтобы не запачкаться. Точнее сказать, не успел, потому что на штаны и ботинки грязь всё-таки попала.
- Совсем обалдели, - сказал он. – Хорошо ещё, что я по тротуару шёл, а то бы вообще сшибли.
И он направился в школу. По дороге ему всё время казалось, что что-то не так. Люди смотрели недобрыми взглядами, собаки на поводках рычали, встречные прохожие пихались плечами и попами, а из одного окна прямо перед носом у Пети вывалили ведро вонючего мусора.
- Фу, - сказал Петя. – Вот уроды. Никого не люблю.
Шёл он довольно медленно, потому что в школу идти ну совсем не хотелось. Обычно немножко хотелось, а сегодня нет. Но, однако, как Петя ни тянул время, скоро он добрался до крыльца школы и вошёл внутрь.
- Ноги-то вытирайте! – закричала на него уборщица на входе. – Грязные все, как свиньи, так хоть ноги бы вытирали. Как вы мне надоели, мелочь пузатая!
Петя вернулся к половичку, нахмурился, ноги вытер злобно.
- Вот, вытер… - проворчал он. – Получите.
- Ты как со мной разговариваешь? – завопила уборщица. – Может, тебя к директору отвести?
- Да меня-то за что? – возмутился Петя. – Я же не сам себя обрызгал. И так уже опаздываю.
И он, стараясь поскорее миновать злую уборщицу, прошёл в раздевалку.
В школе было шумно. Вроде бы уже начался урок, но гвалт стоял почти как на перемене. Изо всех классов доносились истерические крики учителей, грохот, голоса школьников…
- Что все, с ума посходили сегодня? - проворчал Петя и распахнул дверь в класс.
Марья Васильевна была учительницей строгой, но справедливой. Зря не наказывала, по мелочам не придиралась. В другие дни. А сегодня, как только Петя вошёл, она зыркнула на него сердито и сказала:
- Иванов! Урок уже начался, между прочим. Стучаться надо и просить разрешения войти.
- Извините, - буркнул Петя и пошёл на своё место.
- А ну стой! – закричала Марья Васильевна, и Петя даже оторопел, настолько было от Марьи Васильевны непривычно крики слышать. – Выйди из класса, постучи и войди.
- Да я ж вошёл уже, - сказал Петя, глядя в пол.
- Ещё раз войди.
Петя вздохнул, развернулся и поплёлся к выходу. Закрыл за собой дверь, постучал. Открыл дверь, заглянул.
- Марья Васильевна, можно войти?
- Заходи, - сказала Марья Васильевна.
Но как только Петя перешагнул через порог, он снова зыркнула на него сквозь очки:
- А теперь ещё раз.
- Что ещё раз? – не понял Петя.
- Ещё раз выйди, постучись и войди.
- Да сейчас же я нормально вошёл! – возмутился Петя.
- Я не заметила, хочу ещё раз посмотреть.
Петя начал злиться. Он вышел, сжал кулаки, потом резко ударил в дверь ногой и вбежал в класс.
- А теперь заметили?! – прокричал он, весь красный от злобы.
Марья Васильевна ответить не успела, потому что на Петю прыгнул Пушкин. Дело в том, что дверь, распахнувшись, сильно ударилась об стену, так что и без того ободранная штукатурка ещё больше осыпалась, а портреты, висящие сверху, на стене, на гвоздиках, угрожающе закачались. У Пушкина терпение не выдержало, гвоздик вылетел, и портрет в тяжёлой раме обрушился Пете на голову.
- Ай! – сказал Петя, чувствуя, как осыпает его осколками стекла. – Вот видите, до чего вы довели…
Но он осёкся, потому что почувствовал, как по его лбу течёт что-то горячее.
- Сам виноват, - сказала Марья Васильевна, вынимая осколок стекла, воткнувшийся Пете в лоб. – Сходишь в уголок здоровья. Потом вернёшься и всё уберёшь за собой.
- Почему я-то? – пробормотал Петя, перепуганный собственной кровью.
- А кто? – спросила Марья Васильевна. – Пушкин, что ли?
- Да он же первый начал! – возмутился Петя, но тут же прикусил язык, опустил глаза и вышел, чтоб отправиться в уголок здоровья.
Дверь оказалась запертой. Постучал. Через минуту открыла сонная молодая медсестра, Вера Кирилловна.
- Ты чего тут хулиганишь? – спросила она Петю.
- Вот, - Петя ткнул пальцем в свой лоб и испачкал в крови палец. – Я порезался. Надо сделать что-нибудь. Там, зашить или замазать чем-нибудь, не знаю.
Вера Кирилловна бросила взгляд на Петин лоб.
- Вот ещё! - сказала она. – Совсем ранка небольшая. У меня и так бинта мало и пластырей. И вообще я чай пью.
Она собралась уже закрыть дверь.
- Э! – завопил Петя, цепляясь за дверь. – Да у меня же кровь! Она же вся вытечет! Я же помру!
- Ну, если совсем всё плохо, то это не ко мне, - сказала Вера Кирилловна. – Иди вон в поликлинику, в травмпункт. Вот если бы у тебя вши были…
И тут она всё-таки вырвала дверь из пальцев Пети, захлопнула её и заперла изнутри на ключ.
- Да где ж я возьму вшей? – пробормотал Петя, озираясь по сторонам.
Однако кровь из ранки уже пугающе заливала глаза, и Петя решил отправиться-таки в поликлинику. Он спустился вниз, оделся в гардеробе и направился к выходу из школы.
- Ага! – закричала ему уборщица. – С уроков выгнали? Так тебе и надо, злыдню невоспитанному!
- Да ну вас всех! – закричал Петя. – Сами вы все злые!
Уборщица увидела окровавленное Петино лицо, отшатнулась и перекрестилась.
А Петя уже нёсся по улице, готовый заплакать от обиды.
- Пластыря даже пожалела, - бормотал он. – Что за люди?
Он забежал в поликлинику и подбежал к окошечку регистратуры. За окошечком, высоко, ворочался кто-то в белом халате.
- Тётенька! – крикнул Петя. – Можно мне в травмпункт? У меня тут кровь на лбу.
- А полис есть? – спросили из окошечка. – И паспорт.
- Нету ничего, - сказал Петя. – Мне же восемь лет только…
- Тогда не сможем принять, - сказали из окошечка, и Петя тут увидел, наконец, круглое лицо регистраторши. – Вот маму приведи с полисом, тогда, может быть, посмотрим…
Окошечко закрылось.
В Пете вскипела злоба.
- Да что же это такое?! – закричал он. – Человек у них тут кровью истекает, а у них Северный полюс! Вы же все клятву бюрократа давали!
И он сильно стукнул кулаком по окошечку, да так, что окошечко захрустело.
- Эй, ты, – сказали сбоку громким басом. – Сейчас полицию вызову!
На Петю надвигался огромный лысый великан в чёрной форме с надписью «Охрана».
Петя испугался. Он подумал, что его и правда могут сейчас арестовать за хулиганство и за хрустнувшую дверцу. Великан-охранник смотрел злобно, скалился, а во рту у него сверкал железный зуб.
Петя вырвался из поликлиники и побежал куда глаза глядят. Он бежал, бежал, пока не увидел впереди какой-то тёмный лес.
- Где это я? – пробормотал он, повертелся на месте и не увидел ничего, что бы ему показалось хоть немного знакомым. Кустики подозрительные, домики старые. Скамеечка, а на ней дедушка старенький сидит с палочкой.
- Дедушка! – крикнул Петя, подбежав к нему. – А где это я? Как мне домой попасть?
Дед Игнат очнулся от своих грустных мыслей и уставился на Петю. Дед Игнат был одинок, не было у него ни жены, ни детей. Он давно вышел на пенсию и получал в месяц девять тысяч рублей. Из них шесть ушли на квартплату, две – на замену старых развалившихся ботинок, пятьсот рублей на починку очков, а остальное на лекарства. Дед Игнат три дня ничего не ел.
Он посмотрел на Петю и стал считать. Портфель и книжки можно было продать тысячи за две как минимум. Это двести упаковок «Доширака» или сорок калорийных булочек, о которых дед Игнат мечтал последние семнадцать лет. Ещё у Пети были новенькие ботинки, которых бы хватило на несколько куриных грудок, куртка, шапка и шарф, которые пересчитывались в почти что бесконечное количество пачек дешёвых макарон, а кроме того, была надежда, что у Пети в карманах завалялся какой-нибудь мобильник, который обеспечил бы питание деда Игната на год вперёд.
Ещё у деда мелькнула мысль, что и сам мальчик весит килограммов двадцать пять, что в пересчёте на говядину получалось очень даже недёшево… Но тут дед вспомнил, что вставная челюсть у него лежит дома в стакане, и решил про мясо пока не думать.
- Кхм, - сказал он, проглатывая слюну. – Я, мальчик, лучше тебя провожу. Тут место тихое, сам ты никак не дойдёшь…
И он встал со скамеечки и стал показывать Пете дорогу. Правда, куда именно, пока не решил.
А Локустоттер тем временем, переделав кое-какие домашние дела, решил переодеться в нормальную одежду, чтобы не встречать своего коллегу в халате. Он снял халат, надел джинсы и свитер, а халат стал сворачивать и убирать в шкаф. И тут в кармане халата нащупалось что-то твёрдое. Пипеточка с золотой жидкостью. Минуту Локустоттер на неё смотрел, а потом всё понял.
Он подбежал к глобусу и увидел, как точечка, которая изображает маленький городок неподалёку от Москвы, вся тревожно моргает красным тревожным цветом.
- Ох ты ж… я ж… балбес безмозглый… - пробормотал Локустоттер и, поднеся пипеточку к глобусу, капнул на горящую точку немного любви.
- Кхм, - сказал дед Игнат. – А вас, молодой человек, как зовут?
- Петя, - ответил Петя.
- Очень приятно, - сказал дед Игнат. – И меня тоже Игнат Петрович, между прочим. Так что мы почти тёзки. Но я тебе хочу, Петя, заметить, что ты очень неправильно сделал, что с незнакомым человеком согласился вместе пойти. Ты бы мне хоть адрес свой сказал. А то веду тебя, а ты и не знаешь, куда.
- Ой, простите, - сказал Петя. – Это я переволновался чего-то, совсем забыл.
И назвал свой адрес.
- Молодец, - сказал дед Игнат, - что свой адрес знаешь. Но тебе ещё повезло, что меня встретил, а не какого-нибудь злого человека. У меня, к примеру, дома ещё горбушка засохшая должна где-то быть, я ещё потерпеть могу, а бывает так, что и совсем есть нечего. Нарвался бы на маньяка, или пенсионера, или ещё хуже того.
- Да что вы, - сказал Петя. – Я же сразу увидел, что у вас глаза добрые.
- Хе-хе, - сказал дед Игнат. – Это да. Я люблю детей. Ну, вот мы и пришли.
Они и правда как раз подходили к Петиному дому. А там их поджидала целая толпа перепуганных людей.
- Вот он! – закричала Петина мама. - Нашёлся!
- Иванов, ты уж прости меня! – сказала Марья Васильевна, прижимая Петю к себе. – Зря я на тебя набросилась. Ты и опоздал-то всего на минутку…
- Вы меня извините, Марья Васильевна, - сказал Петя. – Что хамил вам и что Пушкина разбил.
А медсестра из уголка здоровья и регистраторша из поликлиники, тоже непрерывно извиняясь, плача и целуя Петю, по очереди наклеивали ему на лоб пластыри…
- Ну, я пойду тогда, - сказал дед Игнат.
- Стойте-стойте! – сказала Петина мама. – Раз уж у нас так хорошо всё закончилось, заходите в гости. Хоть чаю попьём.
- Чаю – это можно! – обрадовался дед Игнат.
И потом они долго пили чай и разговаривали. Деду Игнату надавали с собой всяких сладостей и хлеба, чтобы он мог их дома поесть со своей вставной челюстью, а мама Пети клятвенно заверила, что они с Петей вместе завтра починят Пушкина и повесят на место.
- Так что, - сказал Локустоттер, наливая нектар Дормантветтеру, - ты меня больше по утрам не отвлекай, когда я работаю.
- Не буду, - сказал Дормантветтер. – Но вот ты мне объясни, пожалуйста. Почему эти люди не могут сами, без нас, обходиться? Почему мы им должны всё время что-то добавлять? То любовь, то мудрость… Так же и отвыкнуть можно думать своим умом, а только ждать подачек.
- Не ругай их, - сказал Локустоттер. – Они научатся. Я им с каждым разом всё меньше дозу капаю. Постепенно сами станут друг друга любить. Иногда надо только одному чуть-чуть начать, и любви будет становиться всё больше и больше. Это ума вот всегда не хватает, сколько его ни капай. А любовь – она множится. Если тебе человек хорошее сделал, то добром со всеми хочется делиться…
- Ну, может быть, - сказал Дормантветтер. – А вот нектар у тебя отвратительный. Совсем ты, старик, колдовать разучился.
- Да не заводись, - сказал Локустоттер. – Радуйся, что я вообще могу его сделать в свои-то годы. Лучше ты меня своим, вкусным, как-нибудь угости.
- Заходи ко мне завтра, - сказал Дормантветтер, вставая. – Угощу.
Они улыбнулись друг другу, пожали руки, и Дормантветтер отправился к себе, а Локустоттер – спать, чтобы выспаться получше и с утра больше не делать ошибок. Слишком дорого они обходятся, ошибки волшебников. Да и ошибки людей, честно сказать, тоже.
Февраль 2019