Этот текст, под редакцией Светланы Лукиной, опубликован в газете "Новые Горизонты" в номере 3 от 17.01.2019 и номере 4 от 24 января 2019 г.
Последнее время не утихает ажиотаж вокруг Колчака – люди дискутируют на телевидении и в прессе, создаются литературные и не очень литературные произведения, снимаются кинофильмы. Уже всем известны его открытия в Арктике, подвиги в ходе сражений 1-й Мировой войны на Балтике и в Чёрном море, изобретения им новых образцов мин и торпед. Прошло уже всенародное обсуждение интимной жизни адмирала с Анной Тимирёвой. И, не смотря на то, что Колчак дворянских кровей и понятие чести для него должно быть свято, многие россияне умиляются от того, что он «увёл» жену друга, так и не оформив законный брак с ней. Сторонники Колчака возносят его до небес, и установили ему памятник в Иркутске. Противники утверждают, что он не реабилитированный военный преступник, поэтому памятник установлен не законно и его нужно срочно снести. Страсти накаляются, и участники споров намерены отстаивать их в суде. Никто и не задумывается о том, что памятник адмиралу вообще и памятник ему же, но в Иркутске – это разные вещи. Для Иркутска совсем не важны ни мины, ни торпеды, ни Арктика, ни сражения 1-й Мировой в северных и южных морях, даже последняя любовь адмирала не имеет никакой ценности для города «в середине Земли». Но кто из вас вспомнит такое, чтобы из-за смерти одного человека был отменён штурм города? Тем более, что штурмовать Иркутск собирался генерал Войцеховский, приведший отступающих каппелевцев к стенам нашего города. Этого генерала не остановил даже неминуемый расстрел царской семьи, когда он штурмовал Екатеринбург. Несомненно и то, что за обретение мёртвого тела адмирала, белое воинство, всё равно, штурмовало бы Иркутск, ведь не бросили же они скончавшегося под Тулуном Каппеля, а везли в санях до самой Читы. Только узнав о том, что бывший Верховный правитель «ушёл в мир иной» подо льдом Ангары, белые ушли за Байкал, не причинив городу великих разрушений и человеческих жертв. Значит – смерть Колчака, для Иркутска, важнее всей его жизни, и он достоин памятника в нашем городе. У читателей может сложиться впечатление о том, что я сторонник белого адмирала. Но, на самом деле, я его противник – он правил Сибирью чуть больше года, однако население, проживающее на подконтрольной ему территории, массово восстало против его власти. Только в Иркутской губернии, возмущённый народ, был объединён в три партизанские дивизии – 1-ю Балаганскую, под командованием Дворянова Н.В., 2-ю Братскую возглавил Бурлов Н.А., 3-я Ленская была под началом Молчанова А.Е.. А всего красных иркутских дивизий, «встретивших» остатки отступающих колчаковских армий, было шесть. И, кроме трёх крестьянских дивизий, за Советскую власть сражались черемховские шахтёры, железнодорожники всех станций, отряды легендарного красного анархиста Каландаришвили, венгерские, китайские, корейские и прочие интернационалисты. Всего вооружённых противников режима Колчака на Иркутской земле, набралось около 27 тысяч, а это не от хорошей жизни. Есть у меня и личные претензии к адмиралу – 30-го января 1920 года, в двух верстах от станции Зима, при селе Ухтуй, красные дали бой отступающим к Иркутску каппелевцам. В этом бою погибло 600 моих земляков. А командовал боем, со стороны красных, заместитель командующего вооружёнными силами, при иркутском «Временном революционном комитете», Нестеров А.Г.. Тот самый капитан Нестеров, арестовавший 15 января, 1920 года, в Иркутске, адмирала Колчака. Как не странно, Нестеров и тогда был заместителем командующего войсками, но только не красного ВРК, а эсэро-меньшевистского «Политцентра». Но, уже через неделю, стал заместителем лидера партизанского движения Иркутской губернии, Даниила Зверева. Кстати, полный георгиевский кавалер Зверев, по информации из разных интернет источников, окончил службу в царской армии то-ли фельдфебелем, то-ли прапорщиком. Поэтому, иметь капитана в штабе, при отсутствии у партизан кадровых офицеров, имеющих опыт широкомасштабных боевых действий 1й Мировой, было шикарно. Не смотря на такую популярность в Гражданскую войну, вы нигде не найдёте о Нестерове ничего, кроме ареста им адмирала и командования боем под Зимой. А кто он? Откуда? Когда и где родился? На ком женился? Как дослужился до капитана? И что было с ним после Ухтуйского боя? В доступных источниках, даже его настоящего отчества нет, а не то чтобы фотографии. В связи с отсутствием этой информации, есть возможность проявить фантазию. Кто и где будет проверять достоверность изложенного в книгах и прессе материала? Взять, к примеру, Леонида Шинкарёва написавшего книгу «Старая рында». Описывая нежную любовь адмирала и Тимирёвой, он якобы нашёл её последнюю записку Колчаку, перехваченную чекистами. Но этого ему было мало, поэтому, в 70-х годах, он встречался с Нестеровым лично, на станции Забитуй, где тот, будучи сухоньким старичком, работал в местном коммунальном хозяйстве чуть ли не дворником. Шинкарёв официально заявляет, будто его собеседник провёл в лагерях и ссылках сорок лет. Автор книги думает, что проверить это нельзя, раз его «собеседника» нет в живых. А вместо демонстрации отсканированной записки, публикуется знакомство с человеком, разлучившим влюблённых. Натыкался я и на информацию в газетных статьях, где Нестеров Александр имел отчество Григорьевич. И, в конце-концов, в связи с возникшими у меня сомнениями, решил обратиться в архив. Надежды на архив у меня были смутными, и каково же было моё удивление, когда оказалось, что о Нестерове есть всё, вплоть до мельчайших подробностей и фотографий, на которых он хоть и старичок, но не сухонький, а вполне себе справный. Есть даже фотография огромного куска мрамора на могиле не заслуженно забытого красного «эсэра». На мраморе выбит текст листовки, из которого следует, что 15 января 1920 года, в 9ч.55мин. вечера, Колчак и председатель совета министров Пепеляев, арестованы и доставлены в Иркутскую Губернскую тюрьму. На второй грани отёсанного камня сведения о самом капитане – Нестеров Александр Герасимович, 1896 – 1980 г.г. Но самый ценный документ – это, конечно же, автобиография, в которой почему то нет, не то чтобы полной даты рождения, но даже год рождения не указан. Фотография надгробного камня и фото 3 на 4, с «уголком» для печати на документы, прикреплены к листам биографии скрепкой. Если кого то интересует оригинальный текст, то обращайтесь в архив, а я изложу суть на своё усмотрение: Родители: Герасим Степанович и Евдокия Егоровна Нестеровы в прошлом крестьяне, ушедшие из деревни на заработки, на постройку Сибирской железной дороги. По окончании стройки отец остался в службе пути дороги рабочим и дослужился до начальника станции Забитуй (видимо. уже при социализме). Брат: Виталий Герасимович Нестеров – офицер Советской Армии, танкист, погиб в великую Отечественную войну. Младшая сестра: Нина Нестерова – комсомолка, студентка горного института, умерла. Старшая сестра: Мария Герасимовна Ольховская персональная пенсионерка, проживает в посёлке Забитуй. После окончания сельской школы учился в духовном училище г. Иркутска, на этом настаивала мать, так как священников не брали в солдаты. По окончании училища два года учился в семинарии, но был исключён за бунтарский дух. В годы 1-й Мировой войны окончил ускоренный курс военного времени в Иркутском пехотном военном училище, выпущен прапорщиком. После военного училища служил в запасном полку в Иркутске. В 1915 году направлен на русско-германский фронт в составе 9-го Сибирского стрелкового полка, был несколько раз ранен. Закончил войну в чине капитана (за два года от прапорщика до капитана – редкий случай). С фронта вернулся в Забитуй. С февраля1918 г. Работал в Ангарско-Черемховском отделении Иркутского союза обществ кооперации (Ирксоюз) и в городе Черемхово инструктором не торгового отделения. По установлении в Сибири белогвардейской власти, летом 1918 г. призван в белую армию. За отказ от должности начальника гарнизона в г. Черемхово, рядовым отправлен в Иркутск. Из Иркутска, в должности командира роты 47-го Иркутского полка убыл на Уральский фронт. В начале 1919 г. был эвакуирован для лечения в тыловой госпиталь Иркутска. (Значит, был ранен, а так-как с 4-го марта 1919 года было начато наступление Колчака на Москву, то Нестеров видимо в нём участвовал). В Иркутске женился на Елене Петровне Прейсман – бывшей сотруднице секретариата в образованном после Октябрьской революции органе Советской власти под названием Центросибирь. В 1918 г., Елена Петровна руководила военно-полевым госпиталем на Нижнеудинском фронте и лечила, раненных в боях с мятежными чехами, красноармейцев. Выйдя замуж за раненного колчаковского офицера и сменив фамилию, у начальника советского госпиталя больше не было необходимости скрываться, и она легально поселилась в Иркутске. Жена Нестерова энергично взялась за его политическое перевоспитание и добилась того, что осенью 1919 года он вступил в партию большевиков и принял активное участие в декабрьском восстании. По заданию большевистского руководства в лице Чудинова Д.К. и Сноскарёва А.Л., при помощи левых эсэров-автономистов (единомышленников большевиков), вошёл в состав главного командования эсэро-меньшевистского Политцентра, чтобы большевики могли держать под контролем его войска. Под руководством энергичного капитана была разоружена колчаковская охрана тюрьмы в Глазковском предместье, из которой освободили, одели, обули, накормили и вооружили политзаключённых. Среди освобождённых оказались лидеры большевиков Букатный Василий Людвигович и Бурсак Иван Николаевич. Не смотря на то, что Политцентр заключил перемирие с колчаковской администрацией Иркутска, Нестеров связался с освобождёнными из тюрем и вооружёнными большевиками, находящимися под руководством Букатного и Бурсака, и сообщил, что возможен вооружённый прорыв белых из города через Рабочее предместье и вывоз ими ценностей из иркутских банков. (Вот ирония судьбы – на тот момент в Иркутске одновременно находились войска колчаковского гарнизона, эсэровского Политцентра и красные дружины большевиков). Красные ударили первыми и отбили у колчаковцев готовые к вывозу 295 пудов золота, 4000 пудов серебра и другие ценности. При этом была захвачена вся артиллерия белых. Овладение Иркутском эсэрами позволило задержать Колчака с золотым эшелоном. Это было принципиально, ведь, если кто знает, то летом 1918 года, эсэровская армия КОМУЧа захватила это золото у большевиков в Казани. Потом этот КОМУЧ, надеясь уйти от поражения, заключил договор с белогвардейским Временным Сибирским правительством, в котором состоял Колчак. Этот бело-эсэровский союз против большевиков назывался Уфимской Директорией. Но, как только закончилась 1-я Мировая война, и статус России, вновь, стал важен на мировой арене, Колчак отказался от договора с лидерами эсэров. Забрав у них боеспособные войска во главе с Каппелем и Войцеховским, а также захваченный ими золотой запас царской России, адмирал объяснил лидерам крестьянского движения, что его новое правительство представляет собой диктатуру класса эксплуататоров и его задача подавить диктатуру пролетариата, поэтому, с «голытьбой» ему не по пути. И вот, 15 января 1920 года свершилась месть обманутых Колчаком эсэров, предотвративших вывоз царского золота за рубеж. Если бы «золотой эшелон» ушёл за Байкал, кто бы простил этих представителей Советской власти, за утрату захваченной в Казани казны? Да им и так не простили – это видно из автобиографии капитана Нестерова. Не смотря на то, что из текста следует, будто арест Колчака был поручен Нестерову начальником штаба рабоче-крестьянских дружин Букатным В.Л., а не руководством эсэровского Политцентра, за свою службу в этой политической организации лихому капитану пришлось ответить. И это не смотря на то, что до октября 1927 года его карьера резко пошла в гору – до марта 1920 г. он командовал войсками Восточно-Сибирской Советской Армии в Иркутске. А это генеральская должность! Затем занимал высокие посты в Забайкалье при штабах Блюхера, Уборевича и Эйхе. В 1923 году обучался в Москве в Высшей тактической стрелковой школе РККА. В 1924 г. был направлен в Монголию и занимал там должность заместителя начальника штаба Народно-революционной армии МНР. Всё было слишком хорошо, поэтому нашёлся «добрый человек» (сам бывший эсэр) Яков Блюмин, которому для его работы в руководстве ГПУ не хватало показателей по борьбе с «врагами народа». И, бывший бравый капитан, арестовавший Колчака, прямиком из Монголии, отправился на Соловки. Но за ударный труд на строительстве Беломорканала он «отсидел» не восемь лет, а шесть и освободился в 1933 году. На свободе, Александр Герасимович, работал так же ударно и, занимал руководящие посты в промсовхозах на Средней Волге и в Оренбургской области. Даже в строительстве канала Москва-Волга принял участие. Однако в мае 1938 г., Особым Советом при НКВД, вновь арестован и поехал на Колыму. Мыл золото, валил лес. Как началась война был переведён в Тайшетскую тюрьму, затем в Мариинскую. Без отрыва от основной работы заключённого, окончил годичные курсы при учебном комбинате, и выучился на ветеринарного фельдшера. В июле 1948 г. узник вышел за колючую проволоку, но не на свободу, а был сослан на поселение на север Новосибирской области. Как ветеринар он принёс большую пользу окрестным колхозам и совхозам, что давало надежду на замену ссылки вольной волей. А получилось наоборот! Особым совещанием от 18 января 1954 года ему назначили ссылку «навечно». Только осенью 1954 г. Бог, наконец, смилостивился, и великому мученику объявили о прекращении ссылки. Выдали паспорт, но домой бело-красный «эсэр» ещё три года не уезжал, работая ветеринаром в местном совхозе. Причиной этому Александр Герасимович указывает отсутствие денег на дорогу, но тут же добавляет, что пока он «сидел», умерла его жена, и он повторно женился на местной жительнице Александре Архиповне Квашниной. Видимо, распродавали имущество, да и потребовалось время, чтобы уговорить жену на переезд. С 10 апреля 1957 года, Нестеров А.Г., вновь поселился в посёлке Забитуй и жил по адресу ул. Жданова, дом № 1. Работал начальником жилищно коммунального отдела шахтоуправления. И только в конце автобиографии, оформленной на девяти листах печатного текста, мне стала понятна причина, по которой она была написана. Вот цитата: «Состояние моего здоровья плохое, и всё же, работаю. Пенсии никакой не получаю, так как в 1938 году, следователь, собрав все мои документы, видимо, их уничтожил; он был зол на меня, потому что не смог заставить меня подписать сочинённый им фантастический роман о моей контрреволюционной деятельности. Писал свою автобиографию опальный капитан в 1964 году (под текстом странная дата 25/уц-64 г.), значит, ему было 68 лет. Итого – он провёл «за решёткой» шестнадцать лет и шесть лет отбывал ссылку принудительно, добавив себе, по собственному желанию, проживание по месту ссылки сроком на три года. Далее биографию нашего героя можно дополнить по хранящейся в архиве памятной записке М. Ольховской (это его старшая сестра): «Не смотря на неудовлетворительное состояние здоровья и загруженность на работе в шахте, которую Нестеров оставил только осенью 1964 г., когда лишь один месяц остался до его 68-й годовщины со дня рождения, всё же ему удавалось неоднократно выступать перед аудиторией в клубе шахты Забитуй, а так же в районном центре Кутулик». Исходя из этого, не трудно предположить, что автобиография была приложена к обращению в Иркутский Обком коммунистической партии, ведь работу в шахте он всё-таки оставил – значит, ему назначили пенсию. Ещё, из цитаты Ольховской, можно определить, что родился он осенью (что важно для установления точной даты рождения). Далее Ольховская описывает период с 1964 по 1967 г., когда бывший красный командир, ставший жертвой сталинских репрессий, выступал с лекциями о Гражданской войне перед школьниками и студентами практически всех учебных заведений Иркутска, а также перед представителями партийных, военных, культурных организаций города, не говоря уже о заводских рабочих и железнодорожниках. Из вышесказанного следует, что Нестеров А.Г. переехал жить в Иркутск – следовательно, ему дали квартиру – тогда жильё нельзя было купить «в ипотеку». Заканчивается записка тем, что в 1969 г., ввиду значительного ухудшения состояния здоровья, Александр Герасимович, вынужден был отказаться от публичных выступлений. Но он не отказался от публикации своих воспоминаний в прессе. С 3-го сентября 1977 года, в зиминской газете «Приокская правда», он опубликовал серию статей «Ухтуйский бой». Подшивка газет с «Ухтуйским боем» есть Иркутском архиве и в архиве города Зимы. Перед первой публикацией была напечатана его краткая биография, которая может дополнить вышеизложенное тем, что к 50-ти летию Советской Армии, Нестеров А.Г. был награждён орденом Красной звезды. Случился парадокс – сначала капитан Нестеров был жестоко наказан за участие в боевых операциях Гражданской войны, как за тяжкое преступление, а потом выяснилось что это подвиг. Украшена газетная биография еще и тем что, в 1927 году, командующий Народной Армией МНР Чойбалсан, высоко оценил Нестерова как военного специалиста, который принёс большую пользу для повышения боеспособности вооруженных сил молодой республики. А в памятной записке Ольховской есть информация о том, что к Советскому правительству обращался глава монгольских коммунистов Цедэнбал и министр вооружённых сил Лхагвасурен, ратуя за его реабилитацию. Видимо, монголам этот русский был роднее. Ну, вот и весь сказ. Судя по надгробному камню, умер талантливый российский офицер в 1980 году. Этот же камень свидетельствует о том, что под ним покоится не простой смертный, а человек достойный воинских почестей. И пусть его памятник поскромней монумента Колчаку, но, тоже, работа штучная. Вечная память им обоим…
Послесловие.
Если, кто-то пинает мёртвого тигра, то он трус, желающий выглядеть героем, и не важно, убит ли этот тигр охотниками, или умер от старости. У настоящих военных принято уважать достойного врага. Даже фашисты, захватившие Брестскую крепость, оказали воинские почести последнему защитнику, в одиночку продолжавшему вооружённую борьбу, после падения цитадели. А что творится в Иркутске? Ну ладно бы в Омске был поставлен памятник Колчаку, где Верховный правитель заслужил гнев трудового народа Сибири. Так нет же, надо судиться, настаивая на снесении памятника адмиралу в городе, который он своей смертью спас от тотального разрушения и человеческих жертв. Согласен, монумент лидера белого движения стоит на виду у жителей и гостей города и своим видом провоцирует недовольство его идеологических противников. А как же обстоят дела с надгробным памятником капитану Нестерову, арестовавшему Колчака в Иркутске, в январе далёкого двадцатого года? Никогда не думал, что буду искать могилу красного капитана, но работая в архиве, я познакомился с аспирантом Иркутского политехнического университета Хипхеновым Геннадием, увлечённо и кропотливо изучающим документы, связанные с Гражданской войной. От него я узнал, что похоронен Нестеров А. Г. на Радищевском кладбище. Любопытство завладело мной, и я отправился на поиски ниточки, неразрывно связанной с историей областного центра. До кладбища ходит маршрутка №9, на которую я сел недалеко от Центрального рынка, и без проблем доехал к окраине городского района с красочным названием Радищево. Как бывшему сотруднику МВД, найти администрацию кладбища мне было не трудно. В крепком одноэтажном доме, приспособленном и под контору, и под магазин ритуальных услуг, сидел коренастый мужчина средних лет, представившийся директором. Из визитки следовало, что зовут его Яковчук Александр Александрович. По моим ощущениям, он на моём лбу прочитал кто я такой, вот только не сразу понял что мне надо, полагая, что я ищу могилу родственника. А сообразив, что речь идёт о месте захоронения знаменитого капитана, заверил меня, что с поиском проблем не возникнет – были уже на погосте какие-то «столичные шишки», и не столичные тоже, правда давно. Александр Александрович выдал мне лист с отсканированной план-схемой, на которой Радищевское кладбище оказалось Маратовским. Но внезапная смена названия меня не смутила, гораздо важнее было иметь чертёж, на котором Яковчук А. А. авторучкой обозначил маршрут движения к цели. Перед расставанием мы подискутировали, был ли Нестеров хорошим, или плохим человеком. Оказалось, местный директор имел претензии к человеку, тело которого покоилось на подконтрольной ему территории. В ходе дискуссии, мой собеседник уверял меня, что заместитель командующего красным партизанским движением не только арестовал, но и участвовал в расстреле адмирала. Эта информация давно гуляет по интернету, и её автор убеждает всех в том, что, будучи студентом, из личной беседы с Нестеровым, закончившим лекцию, он узнал об этом никому не известном факте. Это не правда! Вот, к примеру, со стороны Советского Союза, акт о капитуляции Германии подписывал не Сталин, а Жуков – один из высших офицеров ставки. Но он не участвовал в расстреле приговорённых к смертной казни фашистских преступников после Нюрберского процесса. Это не его уровень. Так же и с Нестеровым – арестовать адмирала, по правилам военного этикета, мог офицер в звании не ниже полковника, а в рядах «эсэров», державших тогда «в руках» Иркутск, был единственный капитан. Но этот капитан являлся вторым лицом, после командующего, поэтому должность позволяла ему произвести арест Колчака. Эта же должность не позволяла ему опуститься до приведения в исполнение смертного приговора. Палачей и без него хватало. Оставшись каждый при своём мнении, мы с Яковчук А. А. решили не мешать друг-другу заниматься своими делами. Но, напоследок, он не навязчиво сообщил мне о том, что могила, которую я разыскиваю, находится возле дороги, а памятник прошлой весной упал, так как несколько лет земля под ним проседала, что и привело к его критическому наклону и падению. Ещё до моего визита «в царство мёртвых» я подозревал, что может так случиться, но не связывал свои подозрения с капризами почвы. Обнаружив лежащую на боку каменную плиту, присыпанную снегом, я раскопал её и понял, что сама упасть она не могла. Конструкция надгробного памятника была такой как у игрушки «Ванька - стань-ка» - центр тяжести внизу и, чтобы уронить её, надо хорошо постараться. К тому же, вместо просевшей земли, под основанием памятника оказалась бетонная плита, которая нисколько не отклонилась от линии горизонта. От этой заснеженной картины нехорошо попахивало вандализмом. Тем более, что лежала каменная плита на земле именно той из четырёх граней, на которой информация о лежащем в этой могиле человеке арестовавшем, ныне отлитого в бронзе, адмирала. Вернувшись в административное здание кладбища, я поинтересовался: «Как так получилось, что всё прошлогоднее лето (как минимум), памятник уважаемому советскими людьми человеку лежит на земле?» И оказалось, что у директора «руки не дошли поднять», хотя он давно собирался это сделать, пригнав автокран. А теперь уже поздно – та сторона, которая сообщает посетителям кладбища о том, что капитан позволил себе арестовать адмирала, вмёрзла в землю…