Каждый день, как последний (Клеопатра)
- Как Вы красивы...
- Я не красивая, я просто живая...
- Вы самая живая... (Дети Райка к/ф)
- Это так легко - любить! (Дети Райка к/ф)
В царские чертоги после утренней прогулки с посещением мавзолея Марка Антония направлялся великолепный кортеж. Впереди шли жрецы и трясущие медными систрами жрицы в белоснежных платьях с перевязями, далее - смуглые рабы, разбрасывавшие лепестки роз. Следом везли колесницу с расписными носилками, в которых восседала сама Клеопатра Vll Теа Филопатор. На голове "царицы царей" возвышался плотно прилегающий чепец в виде самки грифа, сжимающей в когтях знак вечности Шен. За ней семенил вельможа, несший опахало из страусиных перьев. Затем вели леопардов, один из них был чёрен как нубиец. Звери утомились и страдали от жажды. Шествие замыкали придворные в высоких париках, танцовщицы и акробатки с узкими бёдрами. Завершали процессию солдаты императора, повсюду сопровождавшие знатную пленницу.
При входе во дворец царица заметила часового, лицо которого было сокрыто под льняной тканью, делавшей его похожим на бедуина. При ярком свете она поймала его невинный и в то же время дерзкий взгляд. Обернувшись, Клеопатра успела рассмотреть статную фигуру, округлые ладони, одна из них покоилась на рукоятке меча, готовая выхватить его в опасный момент.
- Как он посмел так смотреть на меня! – негодовала царица, ранее подобный проступок охранника мог стоить ему жизни. Но не теперь...
Отпустив многочисленную свиту, кроме больших кошек, которых напоили и покормили говядиной, Клеопатра, принимая ванну, осведомилась о нём у царедворца. Узнав, что это один из преданных ей легионеров, она велела позвать его, чтобы принять совместную трапезу. Что и было сделано. Сняв повязку, молодой человек оказался краше, чем можно было предположить, тёмные, непокорные кудри выбивались из-под блестящего шлема, на правой скуле, подёрнутой легким пушком, выделялась родинка. Расспросив гастата о происхождении, Клеопатра предложила ему место рядом с собой, вытеснив четвероногих любимцев. Началось привычное пиршество, раз за разом повторяющееся в течение уже многих лет. Правда, недавно несколько дней подряд она не выходила к столу, в глубоком отчаянии лёжа в постели, в таком состоянии её застал Октавиан Август, во второй раз неожиданно посетивший царственную особу. Его так испугала эта безумная египтянка со всколоченной нечёсаной гривой, обрамлявшей бледный, истощённый лик, что он попытался утешить несчастную, взяв с неё слово прекратить голодовку.
Клеопатра приказала подать крепкого вина, смешанного с духами и аттическим мёдом. Пригубив освежающей влаги, она задумалась, вспомнив чувство обречённости, которое, казалось, никогда не покинет её. Все изменили ей.
- Одна, одна, - сердце защемило от мучительных воспоминаний.
Муж – мёртвый лев. Новый Цезарь, которого она хотела покорить своей пленительной грацией, сочетающейся с умом, образованностью и чарующим голосом, отверг Её, как беззубую рыночную торговку. В этот раз царица явилась победителю, облачённому в пурпурную тогу и увенчанному лаврами, не в образе Афродиты, плывущей на судне с золочёной кормой под алыми парусами, в сопровождении эротов, играющих на флейтах и кифарах, как некогда своему возлюбленному, а в облике простой нимфы, без тяжёлых украшений, толстого слоя румян, хны, сурьмы, помады (изготовленной из кошенили, охры, муравьиных яиц и рыбьей чешуи). Лишь сотня отборных жемчужин украшала её распущенные волнистые волосы, полупрозрачная туника обнажала сохранившуюся упругую грудь, дивную талию, подчёркнутую пояском. Маленькие ножки с изящными щиколотками были обуты в кожаные сандалии. Одни браслеты с крупными изумрудами на тонких запястьях и массивный перстень с аметистом, всё, что она осмелилась оставить себе, выдавали в прелестной дриаде небожительницу. С годами начинаешь понимать, что такое настоящая красота - она чурается напыщенных речей, фальшивых локонов и надменного взора.
Но тщетно. Клеопатра смутно осознавала, что это начало конца. Проведав от влюблённого в неё римского офицера Корнелия Долабеллы о том, что через три дня Октавиан собирается отправить её морем в Рим, чтобы в качестве невольницы, закованной в цепи, сопровождать императорский триумф, царица решилась на крайнюю меру. Сегодня она умрёт. Давно при ней находилась полая шпилька, наполненная проверенным ядом.
- Детей он не тронет! Они римляне по крови! - эта идея воодушевила её.
Отлучившись на рассвете к могиле Антония, Клеопатра совершила возлияние на каменные плиты и, возложив прихваченный для этого случая венок, дала клятву супругу присоединиться к нему вскоре.
Завтрак постепенно перешёл в обед и продолжался до позднего вечера. На огромных серебряных подносах несли ароматную баранину под чесночным соусом с разбросанными вокруг оливками, горы латука и зелени, жирных гусей и уток, солёных перепёлок, жаренный на вертеле бок антилопы, козий сыр, лежащие стопкой дымящиеся лепешки и пышный хлеб. На отдельном столике, увитом гирляндой из цветков лотоса, теснились всевозможные сладости, привезенные с лучших восточных базаров, виноград, финики и гранаты. В сосуде в форме длани курились благовония. В бронзовых, отделанных перламутром, чашах плескалась вода для омовения рук.
Захмелев, Клеопатра повеселела. Она любовалась сотрапезником, его чреслами, стройными, как у Апполона, пухлым ртом, сильными кистями, убившими множество врагов, но не знавшими женского тела. Царица запустила свои пальцы в его чудную шевелюру.
- О, эти воины! Они все нуждаются в ласке, как дети или животные. - подумалось ей.
Клеопатра избегала мыслей о старости. Сухощавый Гай Юлий Цезарь, обладавший редкой харизмой, обрюзгший Марк, возомнивший себя Дионисом - все они были старше её. Да, они сделали царицу великой и она по-своему обожала их. Но никто не мог сравниться с любовниками с глазами лани, за которые можно отдать полцарства! У этого были такие же. Она прильнула губами к его шее с заметно выделявшимся кадыком, и застонала как Бастинда, впившаяся в жертвенную плоть. Близкая смерть обостряет желание. В его влажных очах она уловила страх. И жалость.
- Жалость лучше, чем презрение, - заключила царица. И ещё:
- Мужчины не боги. Им не нужны наши души.
Потом ей захотелось на волю. Схватив горящий факел, она поднималась по бесконечным лабиринтам коридоров и лестниц наверх, на плоскую крышу. Занималась заря. В летнем небе догорали хрустальные звёзды. Верхушки пирамид окрасились в розовый цвет. Клеопатра жадно вдохнула прохладный воздух, который принёс ветерок из остывшей за ночь пустыни, и прошептала:
- Всё кончено...
Слеза, бриллиантом сверкнув в лучах восходящего солнца, покатилась по её нежной щеке.
- Всё кончено! – повторила она, увидев вдали войска Октавиана, сплошным кольцом окружившие Александрию.
Вернувшись и успокоив встревоженных служанок, царица нашла юношу спящим на ковре. Поправив спутанную прядь у вспотевшего виска, она поцеловала его в слегка наморщенный лоб как ребёнка, как своего Цезариона:
- Прощай! Нас ждут в Царстве мёртвых.
Проснувшийся воин принялся умолять прекрасную царицу дозволить разделить вместе с ней страшную участь.
- Ты слишком хорош, чтобы умереть. Впрочем...
Представив, что это милое создание достанется иной, более удачной сопернице, Клеопатра горько усмехнулась:
- Что же, зелья хватит на всех.
- Оно не понадобится! У меня есть оружие.
Клеопатра повелела доставить в опочивальню спелых смокв, напоминавших ей о детстве. Частенько она, сбежав с уроков в сады на берегу Нила, забиралась на фиговое дерево и обрывала плоды инжира, бросая их детворе из прислуги, толпившейся внизу. Она любила свой народ, его грозных богов, замысловатые иероглифы, из всех Птолемеев знакомые ей одной, мрачные гробницы среди жёлтых песков, священные обряды, в коих учавствовала как живое воплощение Хатхор — дочери Бога Ра. Надев с помощью Ираиды и Хармионы одежды, подобающие фараону Египта и "Богине, любящей отца", царица, устроившись на роскошном ложе, поспешила отправиться в последний путь. Поговаривают, что в горшке с фигами крестьянин пронёс аспида, спрятанного под ворохом листьев, и якобы Клеопатра, обнажив предплечье, подставила его под укус змеи. Так это или нет, неизвестно.
История умалчивает о том, что кроме двух бездыханных женщин у ног госпожи, вблизи неподвижной царицы лежал юный легионер с застывшей улыбкой на холодных устах.