Мария Николаевна пришла в нотариальную контору всё в той же траурной одежде, что ходила весь последний месяц. И не потому, что горе ее было беспредельно. Разменяв седьмой десяток лет, она к смертям родных, друзей и знакомых как-то стала привыкать. Вот и супруга своего, оплакав с подобающей кротостью и горестью, проводила в последний путь, не теряя присутствия духа. Она не вопила у гроба, что тут же ринется вслед за ним в могилу, не на кого ей было надеяться даже в этих горестных хлопотах. Похороны, поминки, памятник заказать и поставить… Так вот и не снимала своих черных одеяний, напрочь отказавшись от суетных мыслей о себе.
Уже когда подошла к конторе, увидела на крыльце старых приятелей, Елену и ее мужа Петра Георгиевича. Даже не удивилась, что и они здесь, наверное, приглашены из-за каких-нибудь памятных подарков от Кирилла. В глубине души она немного удивилась, что муж вообще оставил завещание. Особых богатств они не нажили, перестройка вообще отняла последнее, что было. Доживали век в спальном районе, в однокомнатной квартире, детей бог не дал, да Кирилл их и смолоду не хотел, а Маруся у него из подчинения не выходила.
Поздоровались, Елена сочувственно погладила ее по плечу, Петр поклонился. Они жили в одном дворе, познакомились, гуляя по вечерам со своими собаками. Потом и собак не стало, иногда Сорокины приглашали их к себе погостить на дачу, иногда Кирилл зазывал посидеть вместе за столом на какой-нибудь праздник. Словом, приятельствовали.
Нотариус открыл папку, прочитал завещание. Сидящие за столом онемели, словно не для них и не про них всё это было сказано. Отошедший в мир иной свою долю в однокомнатной квартире завещал Сорокиной Елене Васильевне (следовал адрес и данные паспорта). Супруге Марии Николаевне отходил по завещанию домашний скарб и альбом с фотографиями, почему-то оговоренный особо. Петр Григорьевич в завещании не упоминался. После неловкой паузы именно он поспешил сказать: "Мария Николаевна, это какая-то нелепость, Леночка, разумеется, откажется в вашу пользу!" И тут же был перебит своей женой: "Не надо за меня говорить, я сама решу! И вообще - воля покойного священна!" На этих словах она порывисто поднялась, опрокинув свой стул, испугалась грохота и в смятении вышла из комнаты. Петр Григорьевич кинулся за ней, и вдова наконец подняла глаза на нотариуса. Тот упорно смотрел на папку и листок с нелепым завещанием.
- Послушайте, а как я от этой однушки могу отделить 50-процентную долю? - С тихим недоумением спросила она чиновника, словно это он придумал ей на старости лет такое испытание.
- Разные могут быть варианты, - уклончиво промямлил нотариус, - размен, продажа, может быть, отказ в вашу пользу... Во всяком случае, до вступления в права наследования есть полгода сроку. Собственно, от меня больше ничего не зависит.
Так оглушенная этим завещанием Мария Николаевна и побрела домой. Она новым взглядом окинула свое семейное гнездышко, машинально сняла черную накидку с зеркала, остановилась перед портретом в черной рамке на комоде. Муж смотрел на нее внушительно и, как ей показалось, ехидно. Нелепо, как все нелепо, чем она могла вызвать такую его ненависть, что даже в гроб с нею лег! Мария опустилась в кресло, сцепила руки, не спуская глаз с портрета, лихорадочно стала перебирать. Да, сумасшедшей страсти в их жизни не было, он не вручал ей кольца с бриллиантом, стоя на коленях, не носил на руках, не осыпал цветами... Бывало, ссорились, радовались, когда покупали какую-то утварь. Отпуск очень развлекал обоих... Нет, все не то, не о том. Разве в старости, на пороге в мир иной, вспоминают покупку дивана или разбитую посуду? Работали, жили, как все, что же в нем копилось все эти годы? За что он с нею так? Мария даже заплакать не могла, не могла осознать и понять, за что ее так страшно оскорбили, унизили - или указали какое-то ей положенное место? И почему - Елена? Этот вопрос, наконец, всплыл, но никакого продолжения ему даже в мыслях не было. Сорокины жили дружно, заподозрить приятельницу в грехах Мария никак не могла. Что же это? Почему? За что? Она пока не думала, как ей реально выйти из создавшегося положения, куда деваться, она всей практической беды еще не осознала. Только глубоко оскорбленное чувство виноватой - без вины.
У Сорокиных, живущих гораздо состоятельнее, это завещание вызвало еще больший разлад. И в душе каждого, отдельно, и между супругами. Петр Григорьевич был категоричен: "Следует немедленно отказаться от такого наследства в пользу вдовы, немедленно! И с какой стати, вообще, ты не понимаешь, что это - оскорбительно?" Елена закусила удила: "А с какой стати я должна отказываться? Меня не касается, с какого перепугу он решил ее наказать, что там между ними было, не касается! Но это - реальные деньги! Я уже ничего не смогу заработать, никому я не нужна! А это - деньги, законно мне отказанная доля!" Муж пытался ее вразумить: "Лена, Леночка, у нас - трехкомнатная квартира, дача, старый дом в деревне... Есть сбережения. Чего тебе не хватает, на что ты польстилась, зачем? Ты представляешь, какие пойдут кривотолки?"
И кривотолки пошли. Да не с подачи Марии, которой было совестно вообще говорить о том, что покойник... выгоняет ее на улицу. Но Елена развила бурную деятельность, начала разузнавать, сколько может стоить квартира в их районе, в какую сумму выльется завещанная доля. Стала расспрашивать, нет ли среди соседей юристов и риэлторов. Так очень скоро скандальное завещание стало достоянием гласности. Кумушки на скамейке начали судить-рядить, что ж такого могло быть между Еленой и Кириллом, чем могла за свою долгую супружескую жизнь провиниться перед мужем тихоня Мария... Живейший интерес вызвал у дворовой общественности Петр Григорьевич. Обманутый муж? Счастливый любовник? Он тут вообще - кто и как? Сладкими голосами кумушки пытались выражать сочувствие вдове - уже не в связи с горькой потерей супруга, а с предстоящими хлопотами в поисках угла. Глаза сочувствующих горели азартным огнем неутоленного любопытства!
Мария пробегала мимо соседок, опустив глаза, почему-то пристыженная и одновременно взбешенная. В голове тяжким молотом колотилось неустанно только одно: "За что? Как с этим быть?" Ответа не находилось.
Как-то вечером к ней зашел Петр Григорьевич, смущенно помялся на пороге, но потом решительно прошел в комнату, уселся без приглашения, помолчал.
- Мария, я не понимаю и не хочу понимать, почему это произошло. Если хочешь знать, что я по этому поводу думаю... Мужчина так не должен поступать, ни при каких обстоятельствах, ни при каких поводах. (Она дернулась, хотела что-то сказать, но он жестом руки остановил ее и продолжил). Погоди, дай я скажу. Я уверен, что он просто - негодяй, мерзавец, кинувший комья грязи во все стороны, уходя на тот свет. Пусть Бог его судит. Я верю, что ты тут не при чем. (У Марии по щекам потекли слезы, она смотрела на Петра, не отрываясь, больше не пытаясь перебить). Ленка просто как с ума сошла... Сколько с ней ни говорил - бесполезно. Сегодня я собрал свои вещи и вечером на электричке уезжаю в деревню, в старый отцов дом. Он конечно развалюха...но сколько мне уж осталось, мы ведь - старики. С ней в одной квартире я больше оставаться не могу. К тебе зашел только сказать, что в этой истории никто не виноват, кроме Кирилла. Этот паршивец знал, что последует за его завещанием. Пусть так. Он, нечестивец, бросил нам всем вызов. Отвечать на него каждый должен сам, договориться не получается. Держись, Маруся. Может быть, она одумается, поймет, что не в деньгах счастье. Ну, а если нет...
Он поднялся, постоял с поникшей головой и снова тихо повторил: "Держись, Маруся", - с тем и вышел. Она, наконец, разрыдалась, облегченно, свободно, причитая и качая головой, укоризненно пеняя на что-то сама себе. Выплакалась. Ей стало легче, хотя проблема никуда не делась. И Мария твердо себе сказала, что это - не ее проблема. Она ничего предпринимать не будет. Пусть все идет само собой. На этом и успокоилась, потихоньку начала налаживать свою одинокую старушечью жизнь. Как Петр сказал? «Сколько уж нам осталось, мы – старики».
Когда прошли положенные по закону полгода, ее известили, что давно уже в ее пользу от своего наследства отказалась Елена. Но они с тех пор не виделись, почему-то ни разу не встретились. Куда она подевалась?..