Княгинюшка-ведьма и её фюрер-Л

Григорий Сухман
- Убери, я не могу на это смотреть!- тоном, не терпящим возражений Яша протянул обратно подаренную фотографию трёхлетней давности, где был он сам с женой,"княгинюшкой"(он всегда её так называл), сам даритель, друг с сорокалетним стажем, и его дети с внуками.
- Она тут какая-то уродина, а я помню её  красавицей, глаз не мог оторвать...
Впрочем, улыбка у него самого, на этом снимке, выглядела скорее сардонической, плохо замаскированного страдальца, и не клеилась с обстоятельствами, хорошо ему известными как"хорошая мина при плохой игре". Впрочем, игры никакой не было, а был последний отрезок её земного существования, упорно теснимый из их совместной жизни запущенным раком, не поддающимся никакому лечению, и он это знал, хотя и гнал эту немыслимую для него ситуацию. Мара смотрела с фотографии своими чернющими, кавказскими глазами сквозь фотографа, поглощённая собой, изображая безразличие к окружавшим её людям, похожее на радость общения. От момента снимка до её смерти оставалось целых три месяца. Ещё три месяца жизни!

Как это было принято в больших городах, в августе Яша с молодой женой выехали отдыхать в скромный посёлок Мохнач, на Северском Донце. Первоначальный вариант отпуска в Песочине, где кроме протоки, впадавшей в Уды, была только одна достопримечательность - церквушка Василия Великого, был отвергнут ввиду близости к их городу, из которого они хотели вырваться на природу. "В дали от шума городского" их ничего не интересовало, квартиру осталась охранять дочка княгинюшки, студентка. Они сняли очень дёшево флигель у местного кузнеца, и немало удивлялись, что встречавшиеся на той же улочке соседи старались не столкнуться с ними, не здоровались, как принято в сёлах даже с приезжими. Секрет открылся позже, когда Яша спросил о природе этого феномена мужика, копавшего недалеко картошку. Тот с удивлением переспросил:
- Так что, вы не знаете, что он - ВЕДЬМАК?
Конечно не знали. Но, подойдя ко двору кузнеца, Яша обратил внимание на угольно-чёрную корову с белой звёздочкой во лбу, кошку, живущую в собачьей конуре, петуха, евшего с кошкой из собачьей миски и саму собаку с повисшим хвостом, сторонившуюся своих "квартиросъемщиков". На немой вопрос к Маре она парировала:
- А мне что с этого? Пусть хозяин меня боится!..

Завтракая в горнице с кузнецом, Яков обратил внимание, что хозяин то и дело бросает взгляды под стол, к ногам его "княгинюшки". Он заинтересовался, тоже глянул туда же - и оторопел. У её ног спокойно сидела кошка и деловито вышагивал петушок. Чем она их примагнитила, он так и не понял. Впрочем,"магнит"у неё работал давно, и поле его распространялось на всех принимающих эту отнюдь не молоденькую женщину. И Яков исключением не был... 


Как ни странно, Яша и Марочка были знакомы лет двадцать, а то и больше... Вернувшись после войны из эвакуации в Рыбинск - есть такая дыра на Алтае, в 400км от тамошней столицы, Барнаула, где отец Яши работал в"оборонке"инженером, Яша рос себе худеньким и застенчивым пацаном, которого любой мог обидеть. На выручку "разбираться", всегда приходил Шура, на два года моложе брата, но поведением - его антипод: сложением и смелостью - боец, красотой и ростом - причина аханья тогдашних девчонок, чем он без всякого стеснения пользовался, а почему они такие разные, даже родители не понимали. Нет-нет, Яша тоже рос спортсменом, но драчуном никогда не был - среда общения была другая, поинтеллигентнее. Да и увлечения у братьев были разные. Если хобби младшего состояло в "таскании за юбками", то старший увлекался литературой, стишки сочинял да играл в футбол - аж в сборной института сельскохозяйственного машиностроения, туда даже ребят с пятой графой брали. Инженеров готовили очень широкого профиля, так что "сельский" диплом вполне годился для любого машиностроительного производства, главным делом было - устроиться на работу.
С институтских дней завёлся у Яши друг-портянка, Виктор: симпотяга, эрудит, лидер во всех начинаниях и просто видный парень - с ним всегда было интересно. Даже когда друг на втором курсе женился, Яша продолжал к нему ходить в гости, как домой, и подраставшая их девочка воспринимала его "своим" вполне естественно. Более того, молодые родители называли Яшу "членом семьи",и однажды, оттеснённая на второй план от увлечения гостем родителями, Олечка с обидой, вслух, заметила:
- Яша - член семьи, а я тут - Кто? Кем вы меня назначили?
Сидевшие за столом опешили, а потом рассмеялись: ребёнок попал в точку...

Отношения в этой сложившейся квадриге были не просто корректными, но дружескими без всяких экивоков, их и перечислять нужно в строчку: Яша, его друг Виктор,  жена Виктора Мара и Олечка, их дочка. Мара закончила факультет растениеводства, имела двух сестёр, в Москве и Батуми, да мать в Курске. Её отец проживал где-то в Иране, и после войны связь с семьёй не поддерживал и никак не помогал. Кроме основной, "растительной" специальности, Мара обучилась отлично вязать. Не говоря о том, что вязаные вещи в семье были её рук делом, удавалось и продавать кое-что, деньги шли в"кубышку", дабы приобрести машину или расшириться - это был предел мечтаний советского человека. На Яшу она смотрела как на мужнина друга - и не более того. Оба товарища работали на одном и том же предприятии начальниками отделов, Яков - конструкторского, Виктор - производственного, согласование проектов плавно и часто переходили с производства домой - и всё шло замечательно. Но, в отличие от целеустремлённого друга, Яша обладал более возвышенным характером, муза, временами посещавшая его, дарила какую-то строчку и он, на досуге, дорабатывал её в лирическое стихотворение. Иногда, не записав её - такое яркое видение никуда ведь пропасть не может!- Яков с ужасом сталкивался с известной всем поэтам проблемой - "незабываемая" строка исчезала из головы, и вспомнить её, гениальную, разумеется, не было никаких шансов. Сочинителям этот процесс отлично известен: спустившаяся невесть откуда мысль требовала для себя одежду из других строк, и совсем не всякий мог разглядеть эту главную в готовом стихотворении строчку, родительницу всего стиха. "Стихи не пишутся, случаются.."-часто повторял про себя Яша вслед за ровесником, ставшим знаменитым, Андреем Вознесенским.

И однажды Яша накрутил стих на свалившуюся с неба строчку "..прикрытая вуалями дождя...", закончил его в гостях, и в качестве "друга семьи", прочитал его Маре.
Она неожиданно, не поднимая глаз, мимоходом, произнесла: всё написано ради одного "...прикрытая вуалями дождя". Яша чуть не упал. Откуда она знает, как догадалась? Ответ был прост: почувствовала. Ничего себе, "просто" чужая жена! Виктор такого чувства был лишён напрочь. А у Яшеньки открылись глаза, внимательно следящие за собеседницей-ровней. Их беседы за традиционными встречами с тех пор неожиданно для Якова приняли совсем другой оттенок взаимной приязни, глубокого понимания и... Яков боялся назвать это слово про себя. Формально всё продолжало катиться по прежним рельсам, но внезапно открывшаяся новая составляющая уводила отношения к новым горизонтам, в которых некоторые участников вечерних посиделок не отдавали отчёта. Зато их отметила Олечка!. Её папа, бывало, уезжал в командировки, и Яша на правах оставшегося мужчины делал соответствующие работы, включая школьные домашние задания. Однажды девушка без всякой задней мысли попросила:
- Папа, начерти треугольник, не поняла как рассчитать его площадь через радиус описанной окружности: у нас такое задание по тригонометрии.
Возможно, она подсознательно оговорилась, но Яков воспринял это по другому и строго выговорил старшекласснице;
- Твою просьбу я выполню и конечно помогу, но у тебя есть свой папа, я - только "член семьи". И, нарисовав чертёж, объяснил ей что откуда вытекает и как получается итоговое соотношение через радиус круга: S=abc/4R.
Весь конфликт был спущен как бы на тормозах, но отношения Якова и девочки стали заметно другими.

В то время, как отношения Мары и старинного "друга семьи" развивались по нарастающей спирали, её отношения к Виктору охлаждались в такой же пропорции, хотя он ничего Якову и не говорил, их ежедневные встречи у них дома продолжались, но теперь это напоминало производственное совещание с антисемейным оттенком. Мара не скрывала своим поведением, что у неё на первом плане - Яков, а уж на десятом - муж. Вместе они ворковали о незначительных делах, обсуждали меню на завтра, куда бы следовало поехать отдыхать летом или на какое сходить кино, Виктор в обсуждение не вмешивался, хотя его характер лидера по жизни с трудом сдерживался хозяином, он просто тихо кипел и не скрывал этого, но до семейных сцен дело никогда не доходило. Яков настолько погряз в этой связи с недавней незнакомкой, с которой он нечаянно познакомился, что не видел вокруг ничего и никого (при формально  продолжавшимся браке с Мары с Виктором). И однажды муж громко произнёс сакраментальную фразу:
- Я не могу жить с женщиной, которая меня не любит!
 Мара не ответила, только опустила свои чёрные, полные слёз глаза. На следующий день ей предстояла командировка в дальний колхоз - на месяц.

И тут Виктор дал волю своим чувствам: решил доказать, что он вполне состоятелен и ценим женщинами. Лучшего способа, как привести к себе домой бабу с работы, он не нашёл. Как бы никто не видел: дочка в институте, Яков на работе допоздна. Только соседки были на месте - это он во внимание не принял, зато вернувшаяся из командировки Мара, получив соответствующее представление на лавочке у подъезда об аморальном поведении муженька, предложила ему убираться сию минуту. Что и было исполнено: загруженный автомобиль укатил в направлении то ли родичей, то ли подружки - обязательство "вывязать мужу" машину она честно выполнила, оставшись жить с дочкой. Яков уже появлялся совсем в другом качестве, которое обозначается как"близкий друг", но предложение мамы переселить к ним Якова (а тот жил с родителями и братом) дочка встретила не просто без энтузиазма, а просто в штыки. Возможно, она считала его причиной распада её привычной семьи - теперь уже об этом спросить некого.

Некого, потому что вскоре произошла трагедия: девушка попала под машину, тяжёлая травма головы привела к фатальному результату: доктор Лисс, известный в городе травматолог, ничего сделать не мог. После нескольких дней в реанимации она умерла, не приходя в сознание. Мара с Яковом отдыхали в это время безмятежно в Сочи и были вызваны телеграммой одного из её друзей, однокурсника Оленьки. Виктор тоже активно участвовал в похоронах, присутствовал на поминках по месту своего недавнего проживания, и, подвыпив, отозвал Якова в сторону, хотел объясниться, как ощущал Яков, да только махнул рукой и ушёл. Больше в домашней обстановке они не встречались, хотя на работе обычные контакты начальников двух смежных отделов продолжались - в трудовом формате.

                Время стоит,ожидая потопа,
                но слышу:течет безвременье.
                Я одинок, как глаз Циклопа
                на огромном темени.
               
Мара посчитала, что всё произошло из-за неё, будто дочь оказалась заброшенной на фоне новых, сильных, и неподконтрольных, как наваждение, её чувств к Яшеньке и впала в тяжелейшую депрессию, из которой вывести её могло только чудо. И этим чудом оказался Яков."Любовь выскочила перед ними, как из-под земли выскакивает убийца в переулке"- такой строчкой можно было бы описать это лекарство, заимствованное строчкой из наконец-то опубликованного гениального романа М.Булгакова "Мастер и Маргарита",который они, как и вся интеллигентная публика страны, тогда обсуждали. Мара влюбилась в суженого своего точно так же, как он в неё, чуть не с первого взгляда, уже будучи в браке - но никогда бы не позволила себе в этом признаться как в силу воспитания и восточных традиций, так и общественного мнения. А тогда, после строчки с"вуалями дождя", просто проявила своё осторожное, не ожидаемое Яковом чувство... И вот теперь, естественным, но задержавшимся актом их давних отношений "друг семьи" создал семью новую: сделал благословенное предложение возлюбленной. Понятно, Мара приняла его всем сердцем. Родители Якова весть о свадьбе "засидевшегося в девках" старшего сына-холостяка приняли с радостью - они давно знали о существовании этой женщины в окружении любимого и преданного им  Якова. Непростой вопрос об обмене-размене квартир довольно быстро утрясся: молодые переехали в двушку на четвёртом этаже хрущёвки, а пенсионеры - на первый этаж новостройки, недалеко от речки с хвойной посадкой.

Была и ещё одна причина взаимопонимания молодых. И Яков, и Мара не были вполне здоровыми людьми, хотя окружающие об этом не знали. Он страдал от кожной болячки иммунного происхождения, а она - последствиями перенесённого гепатита. Хрен редьки не слаще, как говорится, но им один знакомый порекомендовад книжку Поля Брэга "Чудеса голодания", они ухватились за рекомендации автора пособия как за спасательный круг в кораблекрушениии. Что значит не кушать день-два? Ну, скажем, ничего, если для дела нужно. А неделю? Почти все ответят одним словом: перебор. Разумеется! Ведь советским людям надо на работу хотя бы ходить, про шевелить там лодыжками  просто промолчим. А уж про три недели полного голода, на воде, мало кто и слушать захочет, пусть результаты будут даже волшебные, но...так же и подохнуть можно?! Так вот: Марочка всё это вынесла не только под воздействием своего"фюрера"(так она своего мужа иногда с улыбкой кликала перед подругами), но и ввиду...улучшения своего состояния. И это было не только самоощющение - все печёночные пробы пошли на спад, а против цифр в анализах не попрёшь. Тоже самое говорила ей лечащий врач, давно знавшая неважнецкую ситуацию со здоровьем своей пациентки. Попытки выведать у Марочки секрет её резкого выздоровления вызывала у той улыбку и знак рук "семафором"- одним пальцем она указывала на небо, а вторым - на своего Яшеньку. А что же благоверный? И у него дела пошли на поправку. Раньше он без глюкокортикоидных мазей жизнь не представлял, а теперь и зуд меньше, и шелушение не то - организм выбрал самосохранение в ущерб...весу. Да, "фюрер" начал катастрофически терять вес, и никакое усиленное питание по выходе из очередного "ныряния в голод" не помогало его восстановить. Но Яков упорно продолжал выбранную им линию питания, ибо ощущал на себе её правду, а истощение - всего как нежелательный эффект, который жить не мешает. Оба они в один голос утверждали, что "избавление от шлаков меняет качество их жизни исключительно в лучшую сторону". Все, знавшие их до и после могли подтвердить этот тезис как научное доказательство правильности теории профессора Брэга...

Но такой стиль "жизни в голоде" не мог соответствовать положению начальника конструкторского бюро - когда ты в недельной голодовке, на работу ходить как-то не хочется, точнее, не можется. И хотя товарищ Брэг относился к нагрузкам при лечении голодом спокойно, не всем его пациентам и последователям это было по плечу. Не сильно печалясь, Яков написал заявление "Прошу уволить по собственному желанию в связи с состоянием здоровья" и отнёс его в отдел кадров, чем сильно озадачил руководство, ибо подобрать такого же умного, взвешенного и опытного инженера на освобождаемое ДОБРОВОЛЬНО место было делом непростым. У Мары была та же история, но её подружки предложили ей должность агента Госстраха: торчать на виду у всех ежедневно не надо, зарплата сносная, страховками можно заниматься в удобное тебе время, главное, план выработать и отчёт вовремя сдать. Яша устроился электриком на подстанцию скорой помощи, быстро привёл там вверенное хозяйство в порядок и договорился, что в случае необходимости его просто будут вызывать, а появляться там чаще двух раз в неделю не следует. Руководство с него пылинки сдувало: не пьёт на работе(такого ещё не было!), все работы выполняет качественно и быстро. Бывало, за ним, как за директором, выезжала персональная машина "Скорой помощи"- от короткого замыкания никто не застрахован. Они боговали: сколько времени, что можно было потратить на прогулки, чтение, музыку, здоровье они потратили уже впустую, когда ВРЕМЯ это невосполнимо! При чём тут низкая зарплата? Свобода тратить себя на интересующие тебя вещи - превыше всего. А уж когда это касается здоровья... Надо сказать, что слухи о чудо-электрике разошёлся по городу, всем нужен был трезвый человек с руками из правильного места. Якова соблазнили работой в соседней с жильём школой на тех же условиях - и он согласился, в то время как Мара "живую копейку" шапочками вывязывала на заказ торговок с Благбаза, так что и бюджет семейный, и лечение голодом не пострадали. Деньги, разумеется, оставались и семья откладывала их на летний отдых.

 Никакого будущего нет.
 Судьбы,как планеты,движутся по орбитам,
 и,может быть,сегодня
 мы идем вслед за тем,что было вчера,
 смотрим ему в спину и не узнаем,
 а оно нас не видит...

Часто ли мы узнаём о счастливой паре сорокалетних влюблённых голубков? Именно так они и выглядели:любовь, взаимное уважение, согласие сочились из их жизни без перерывов на: приём пищи, мелкие ссоры по пустякам, размолвки по поводу траты денег. Одно огорчало Мару: когда она забеременела, Яков не поддержал её план выносить ребёночка. Впрочем, его аргументы были серьёзны: кто поставит на ноги нового человека, когда оба родители вот-вот будут на пенсии, как взять такую ответственность перед будущим, чтобы их не проклинали. Сейчас-то он жалеет о тогдашнем "НЕТ", но кто ж его, будущее, может предсказать в положительном смысле? И на выкидыш у более чем сорокалетней женщины никто не обратил внимание, дело житейское.  Яков даже полом ребёнка не поинтересовался -"...чего нет, того нечего считать"- процитировал он фразу из Эклезиаста - для себя и для жены. Как она переживала! Как она переживала! Нет-нет, муж её поддерживал, на могилу её дочери они всегда приносили цветы в день рождения Оленьки.
                В день рождения,а не смерти
                мы приходим сюда и плачем,
                оттого что для нас наши дети
                даже там-от живыми значатся...

Конечно, это его стихи! Но Яков записывал их теперь исключительно редко, время затягивало раны потерь, приносило сюрпризы, в том числе - немыслимые ещё вчера.

Совершенно неожиданно, после "гонок на катафалках", когда был выполнен странный план "пятилетка в четыре генсека", ворота СССР приоткрылись, а затем настежь распахнулись: мол, катитесь, кому тут не нравится! Оказалось, миллионам граждан советская власть с коммунистическим враньём, всепроникающим милитаризмом и простым голодом была не в радость - тех, что с еврейскими корнями, приютил маленький Израиль, остальные иммигранты бросились в прочие "палестины"- и Яков с Марой оказались в Тель Авиве, где их приютил уехавший раньше приятель, а через некоторое время оба подыскали себе работу с жильём и погрузились в новую жизнь. Она оказалась не такою страшной, как пугали коммунисты, тем более почти все прежние друзья и знакомые оказались там же - в Земле Обетованной, что скрашивало тяготы абсорбции на незнакомом языке, но не отменяло их.

                Море Средиземное-синего цвета,
                в старом Яффо божественны краски.
                Обошли люди почти полсвета,
                на круги своя возвратились пасынками.

                Кто не топтался на этом побережье-
                евреи,греки,арабы,турки...
                Чьими следами и чьими надеждами
                вымощены в Яффо кривые переулки?

                О моя осень,золотая и бабья!
                Пощади мое сердце,невыносимо ранимое.
                Пощади,Господи,глупых и слабых,
                даруй им милость свою незримую.

Пролетело три года, и брат Якова, Шура, уговорил перебраться на север, работы там было с гулькин нос, зато дешёвые квартиры Акко оказались козырной картой. Там наши новые, немолодые репатрианты и осели. Шура вскорости "проканал" в Канаду(под крышей своего сына), а Яков с 80-ти летними родителями остался поджидать документы на въезд. Если бы канадское правительство вовремя не спохватилось, то и остальные члены семьи были бы там - но кому нужны нахлебники "в возрасте"?... И зажили герои нашего рассказа счастливо, родителей Якова похоронили, перенесли вторую ливанскую войну, когда подарок Хызбалы,"Катюша",разбила соседний дом,а квартира на берегу средиземного моря превратилась в базу отдыха для всех их родственников и знакомых . Например, племянница Мары из Бней Брака регулярно приезжала к тётке погостить, а также её шестеро детей, религиозных и воспитанных, не обижали стариков невниманием, называя их дедушка и бабушка без всяких кавычек, ибо таковыми они и являлись. Уже и первая правнучка появилась на коленях у прабабки.

Только возраст да болячки по другому и не называются, даже профессор Брэг против них бессилен(сам-то он утонул в океане 96 лет от роду, и его книга о голодани автора не спасла).Мара чувствовала некие изменения в своём организме, но мужа не посвящала. Зато пошла на курсы, прошла гиюр и на вопрос "а зачем это тебе"? спокойно ответи Якову: да чтобы у тебя хлопот с могилой было поменьше... Кушала, гуляла, водочку с 5(!)перцами в бутылке попивала, пока не свалилась на ровном месте. Тут-то её в больнице и обследовали, обнаружив 2 серьёзные болезни разом:аневризму аорты,следствие атеросклероза, которая могла лопнуть в одночасье, и запущенный рак матки. На предложение мужа пойти на резекцию аневризмы она отреагировала словами: ещё раз скажешь - пойду и повешусь, а рак заявил о себе сам... Известная при нём повышенная вязкость крови привела к инсульту и инвалидности. Яков устроил её в больницу, 5 минут пешком от дома, где она тихо уснула через 3 месяца...Как рыдали внуки у её могилы! Обожали они её - других слов нет, чтоб их утрату понять.

И живёт Яков сам, помогает  домоуправительнице, читает электронную книгу, подаренную ему внуками, гуляет, ходит на уроки Торы, свято блюдет субботу, критикует нравы, описываемые в современных книжках:
" Да как можно так писать о сексе? Где трепетность первого прикосновения к девушке? Где тот строй мысли, который один только и ведёт к человеческой близости, а не к скотскому соитию. Где эта литература с тонкостью чувств и глубиной переживаний. При чём здесь "не модно", когда выхолащивается сама литература, призванная воспитывать молодёжь. Где художественность описания"?
Больше суток непрерывного голодания он уже не выдерживает - вес долго не восстанавливается, но свою перцовку - стаканчик в день - не пропускает.
   
27.2.2019