Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я смог встать со своей табуретки. Конечно первое, что я сделал – открыл бутылку водки и выпил прямо из горла. Потом попробовал включить свет. Света по-прежнему не было. Я выпил еще.
И вдруг мне показалось, что мою входную дверь кто-то открывает. Я сидел в зале и даже не стал подниматься с места. «Какая разница, - подумал я, - разорвет меня монстр в прихожей или в зале на диване».
Но это был не монстр, вернее… Это был профессор Вольский со своим ассистентом Федей и даже с «летающей девицей», которая была сейчас блондинкой в черном маленьком платье.
Они медленно и молча зашли в зал. Вольский сел в кресло и сказал:
- Что, электричество кончилось? Федя, зажги свечи, не говорить же с хозяином квартиры в темноте.
Федя, как заправский фокусник, достал откуда-то два старинных подсвечника, каждый с тремя свечами, достал спички и зажег свечи.
Вольский:
- Ну вот, так лучше. Электричество, конечно – это очень удобно, но свечи располагают к задушевной беседе. Гена, - обратился он к «летающей девице», - принеси бокалы и коньяк, который мы взяли с собой, а то, по-моему, Алексей уже выпил всю свою водку, да еще в одиночестве, а это говорит о том, что либо он чем-то очень расстроен, либо просто любит пить один. Но с нами-то, я надеюсь, он не откажется выпить еще? – и Вольский уставился на меня своим леденящим пронзающим взглядом.
- Конечно, не откажусь, - сказал я не очень приветливо, впрочем, мне уже было все равно.
- Ну, еще бы, - ответствовал Вольский, - этот коньяк мне подарил Симон Боливар – мастер франкмасонской ложи «Порядок и Свобода» в Кадисе, когда мы праздновали с ним победу под Новой Гранадой.
Гена открыл бутылку, разлил по бокалам, подал Вольскому, мне, Феде, взял свой бокал и бесцеремонно шлёпнулся рядом со мной на диван. Федя же аккуратно присел на ручку кресла Вольского.
Я сделал глоток. Ничего особенного я в этом древнем коньяке не почувствовал, наверно потому что был уже и так капитально пьян.
Вольский выпил свой бокал, отдал его Феде и сказал:
- Ну что ж, любезнейший Алексей Дмитриевич, видит Бог, я всеми силами своей души, если, конечно можно так сказать, - криво усмехнулся профессор, - хотел, что бы моя скромная просьба о помощи с картиной принесла вам как можно меньше проблем и неудобств. И так бы оно, конечно, и было, если бы вы не сделали всё по-своему. Как вы уже, наверно, отлично поняли – картина непростая, очень непростая. Она позволяет заглянуть в будущее…
- Что?! – обалдел я, - какое будущее?! Да она же плодит каких то нереальных монстров, которые уничтожили население всего нашего двора!
- Картина лежит у вас на подоконнике, милейший. И где же монстры? Вы, конечно, так ничего и не поняли. Просто-напросто все эти люди сейчас у вас во дворе получили возможность побывать в своем будущем, а именно в тех условиях, в которых они окажутся после смерти, каждый в соответствии со своими так сказать грехами, хоть я и не люблю это допотопное слово. Конечно, там, где они сейчас находятся, им предстояло оказаться несколько позже. Но что такое каких-то 20-30 или даже 40 лет в масштабах вечности, где они будут пребывать в прочувствованных ими сегодня условиях.
- Ужас!… - только и смог выдавить из себя я.
- Вот и я говорю – ужас просто, какой-то параноидальный, маниакальный, садистский кошмар. Но этот порядок не мной установлен и не мне против него протестовать.
- А кем он установлен? – ничего не соображал я спьяну.
- Ну, батенька, вы либо атеист, либо вообще… уже напились до сильного отупения… Федя, Гена, кем установлен такой порядок мироздания, скажите гостеприимному хозяину!
И Федя с Геной хором сказали:
- Богом.
Я сначала жутко разозлился на этот поклёп, но, поскрипев мозгами, с ужасом осознал, что вообще-то так оно и есть. Вернее, как оно там, никто не знает, но церковь, вроде, так и говорит, что грешники обречены на вечные жуткие муки.
Мне стало плохо, и я убежал в ванную.
Когда я вернулся, Вольский сказал:
- Могу сказать вам, Лёша, с полной достоверностью, что в данном вопросе церковь не врет.
Мне было плохо. И я ничего не ответил. Я только подумал, что тогда на земле у нас просто рай, по сравнению с нашим вечным будущим. И Мне стало совсем плохо.
Вольский же смотрел на меня бесстрастно, леденяще и пронзительно, и молчал. А мне жутко захотелось его задушить.
И вот тут он усмехнулся и сказал:
- Не отчаивайтесь так, мой юный друг. У вас есть возможность вернуть всех ваших соседей в ваш «земной рай», - последние два слова Вольский сказал особенно саркастично.
- Какая?! – воскликнул я.
- Возможность? Надо поучаствовать в одном мероприятии. Что-то вроде корпоратива грешников вашего двора, - даже хохотнул Вольский.
- Ненавижу корпоративы, - ляпнул я, но тут же спохватился и сказал – я согласен. Когда и где?
- Вот это деловой подход, - одобрил Вольский.
- Дело в том, что тут неподалеку есть два почти даже неплохих заведеньица. Я, конечно, хотел в Елагине, там и зал больше и обстановка попрестижнее. Но хозяин почему-то заломил мне слишком необоснованную оплату банкета, не знаю, может, спутал меня с кем. Но я же не олигарх, а простой профессор искусствоведения. Ну, иностранец, но это-то при чем. Да, впрочем, конечно, оно и к лучшему. Не более как час назад его арестовали за нелегальную торговлю дизайнерскими химическими препаратами и заведение его пока будет закрыто. Остается Шампанерия, как раз вот почти напротив вашего дома, милейший. Там, конечно, поскромнее, но зато цены реальные и хозяин посговорчивее. Да… Ой, простите, утомил вас. Вижу. Действительно, вам-то какая разница, раз вы не любите корпоративы. А я так, очень уважаю такие мероприятия. Там иногда бывает довольно забавно… Да, простите. Всё. Увлёкся. Так, значит, вам надо будет явиться туда завтра к полночи.
- Кремом не надо мазаться? - спросил я желчно. И вздрогнул от того, что развалившийся рядом на диване Гена при этом громко и заразительно заржал. Вольский тоже улыбнулся и сказал снисходительно:
- Не надо, Лёша, хотя… если есть желание….
- Нет! – сказал я быстро и резко.
- Ну, как угодно, - сказал Вольский надменно, - засим, позвольте откланяться, милейший. Попрошу не опаздывать. Форма одежды значения не имеет. До встречи. Пошли, моя верная свита. Захватите картину.
И они, наконец, убрались из квартиры.
Если сказать, что на душе у меня в тот момент было исключительно гнусно, это значит, ничего не сказать. Но других слов я не нашел. Еще почему-то в голове у меня, как застрявший лом, торчал один вопрос: «Что делать? Что делать? Я должен идти на сатанинский корпоратив. Что же мне делать?!
И тут взгляд мой упал на один мелкий предмет.
Продолжение следует
http://www.proza.ru/2019/02/28/116