Василий Петренко . моб. 8 903 397 53 73
СТЕПАН
Степану было, примерно, лет двадцать семь. На фронте он получил ужасную контузию: отшибло мозги и порвало нервы. Как инвалида войны, его, на содержание, определили в колхоз им. Чкалова- в наш колхоз. Ростом Степан был, как сказали бы нынче, метр с кепкой. Весил не намного больше суслика. Не было в нём ни силы, ни ума. Наши сельские хулиганы, подростки лет шестнадцати, забавы ради, поставят его вниз головой, скажут: "стоять Степан!" и отойдут в сторонку,---потешаются. Так и торчит Степан посреди улицы вверх ногами, пока кто-то из взрослых прохожих не вернёт его в нормальное положение.
Однако во время припадка бешенства сила в нём появлялась. Завалит, бывало, какую зазевавшуюся, бабёнку наземь, приставит нож к горлу - зарежу так твою мать! Баба визжит, отбивается - бабе страшно . Ножичек хоть и маленький, перочинный, а все-таки нож. Степан-то безумный - может и впрямь в горло воткнуть. Одним словом, женщины и дети боялись Степана пуще, чем лешего жившего в ольховой роще.
Склоны увалов, меж которых располагается село Бурёнино, покрыты супесчаной почвой. На таких почвах получаются отменные арбузы. Охранять бахчи поручали деду Садовникову. Но детей-то в сёлах в послевоенные годы было не меньше, чем мух в коровниках. Деду одному справиться с ними было не под силу. Дед, зная дурную славу Степана , брал его себе в помощники. Когда Степан находился на бахче (а он был там неотлучно), пацаны бахчу обходили стороной. Дед мог из своего шалаша всё лето не вылезать.
К моей тете Ефимии из Ташлы приехал на лето внук, Колька Краснов; сын той самой Насти, о которой я уже упоминал. Кроме дедушки Павла у меня был ещё дедушка-дедушка Фёдор-отец моей мамки. Кольке он тоже приходился дедом, только двоюродным.
Дедушка Фёдор жил в самом дальнем конце села. Огород у него был полон разных разностей: смородина, малина, крыжовник. Самая сладкая морковка тоже была в его огороде. На моё предложение, наведать деда, Колька согласился. Дорогу к дедушке Фёдору, почему-то, мы выбрали ту, которая пролегала позади крайних изб села. Получалось так, что по правую руку от нас - село, по левую-увал, на котором бахчи.
Две недели назад, возвращаясь с прополки, метров на пятьдесят ниже бахчи, я приметил арбузный кустик с двумя маленькими арбузятами на нём. По дороге к дедушке, я вспомнил о тех зародышах арбузов и решил показать их Кольке. Колька от моего предложения, глянуть на них, не отказался. Но там Степан. Стр 6
Самого Степана нам не видно. Мы видим фон синего неба и шишкастую дубинку Степана. Возвышаясь над белёсыми соцветиями ковыля, дубинка перемещается то в правую, то в левую сторону. Степана мы боимся, но любопытство сильнее страха.
От окраины села до самой бахчи кто-то плугом проложил борозду. Легли, значит, мы в ту борозду, ползём. Колька впереди - я следом. Мы не видим Степана, Степан не видит нас. Но по дороге с бахчи идут три женщины. Они нас видят хорошо. Слышу, одна дурёха кричит:
"Степан, вон они!". Поплотнее вжался в борозду, но, вдруг, увидел голые Колькины пятки, пролетающие надо мной. Хотел окликнуть Кольку, поднял голову. А Степан - вот он! В каких-нибудь десяти шагах от моей головы.
Бежал я быстрей, "чем заяц от орла" и, наверное, быстрее, чем Горун Лермонтова с поля боя. Ни камней, ни канав на своём пути я не видел. Земли под собой не ощущал. Не ноги несли меня, крылья страха уносили от неминуемой гибели. ,
Степан настигнуть меня, десятилетнего мальца, не может, но и не отстаёт. Я слышу его мат. И, вдруг, вместе с матом, через мою голову, летит шишкастая дубина. Не на много успел я отбежать, пока Степан подбирал свою дубину.
-Стой туды-т твою мать!- орёт Степан и, едва не скользнув по моей макушке, дубина летит прямо под колени Кольки, Но Колька бегает быстрее, чем летает Степанова дубинка.
Вот уже и крайняя изба. Изба Дорошенковых. Около избы толпятся женщины. ---Стой!- кричит Степан и я, как кролик под гипнозом удава, замер на месте. Оглянуться не успел - дубинка Степана ударом в плечо свалила меня на землю. Рухнул , будто трава скошенная острой косой моего дедушки Павла.
Женщины рядом, но подойти бояться. Я слышу их голоса:- "Стой, Степан! Брось, Степан!" Степан ноль внимания. Дубина Дубинка Степана плясала по моему тощему телу, будто матрос на корабельной палубе. В плечо, в спину, в голову сыпались её удары. Боли я не чувствовал. Визжал больше от страха. Краем глаза вижу, приближается дед Алейников с длиной палкой. Деда Степан послушался и ушёл на свою бахчу. Его там нашли подростки. Лежал Степан на бахче со ртом забитым пеной. С ним всегда так было, когда он нервничал.
Визжать я перестал сразу же, как только Степан повернулся ко мне спиной. Теперь я уже думал: как мне явиться домой. Шишмаки, полученные от дубины , были у меня по всему телу. На темени сидела бульба, не помещавшаяся под ладошкой. Не заметить её моя мать ни как не могла. А заметив , могла ещё и от себя добавить.
Время было предвечернее, стадо коров возвращалось с пастбища. В стаде был свирепый бугай-бык производитель. Вот на него-то и надо свалить вину Степана, - нашел я выход из затруднения. стр 7
И, конечно же, стоило мне переступить порог, мать обратила внимание на мои пурпурные украшения, но ни как не отреагировала на мои объяснения. Она спешила в очередь на сепаратор. Молоко сепарировали у Завражиных. Это на соседней улице.
Встреча с матерью шишек мне не прибавила. На полу был расстелен тулуп, теперь уже покойного, дедушки Павла. Расплостав на нём своё многострадальное тело, я уже собирался блаженно отдаться во власть Морфею, но тут с треском, чуть не слетев с петель, разверзлась дверь.
В дверном проёме стояла не моя тихая, застенчивая мать-тигрица готовая за жизнь своего детныша сразиться хоть с самой смертью. .
Оказывается, в очереди мамку спросили:- « Феня, твой сын дошёл до дома?». И рассказали о моём общении с безумным Степаном.
Оставив очередь, мамка ринулась спасать сыночка. Если бы ей по пути встретился Степан, она бы, в тот момент, из него рыболовный крючок сделала. Но моя мамка была человеком быстро отходчивым - увидев меня в добром здравии, быстро успокоилась и вернулась в очередь на сепаратор.
Вскоре в Москве объявился человек заявивший, что это он Тупиков Степан, а тот ,что в Бурёнино страдает от увечья--его брат Юрий. Через пару месяцев тот московский Степан, приехал и забрал нашего Степана в Москву на лечение. Только наш Степан до Москвы не доехал. Где-то под Куйбышевым (Самарой) свалился с баржи и утонул в Волге.
Вначале мной овладело чувство удовлетворения - мой обидчик наказан. Но через два-три дня мне стало Степана жалко. И я от всего сердца Степана простил. А простив Степана я сам испытал облегчение - будто освободился от чего-то лишнего, не нужного.