В продуктовом магазине было людно. В первом зале я увидела возле прилавка с чаем одиноко стоящую бабушку лет восьмидесяти. Она бросала жалобные взгляды на покупателей и молчала. И тут её глаза остановились на мне.
- Доченька, - несмело проговорила старушка. - Дай денюшек, супчика очень хочется.
В кармане шубы бренчала какая-то мелочь. Не считая, я вывалила пригоршню двух-пятирублёвых монет просительнице и направилась дальше. Нужного товара не нашла, а потому вернулась. Бабушка протянула сложенную лодочкой ладошку и чуть не плакала, мимо неё с каменными физиономиями шествовали молодые и среднего возраста люди. Некоторые отворачивались.
Захотелось возмутиться, одёрнуть равнодушных, спросить, откуда в них столько жестокости, но подумала, что нарвусь на скандал, а потому снова подошла к старому человеку.
- Что вы хотели купить, бабуля? - поинтересовалась.
- Ножек куриных, - отозвалась старая женщина. - Супчика давно хочу, лапшички.
- А лапша-то есть?
Она закивала.
- Пойдёмте покупать ножки, - улыбнулась я и обняла её вздрагивающие плечики.
- Неужели купишь? - в полуслепых глазах загорелась слабая надежда.
И, ухватившись за меня трясущейся ручонкой, старушка зашаркала тряпочными сапогами в соседний зал.
Подошли к холодильнику.
- Вон те, - ткнула пальчиком со сломанным ноготком на упаковку голеней. - Только одну, больше не надо. Купишь?
В лице недоверие, недоумение. Неужели можно так разувериться в людях? Страшно...
Я вынимаю самый большой лоток и зову попутчицу в кассу. Становимся в очередь.
- У меня скидки, - протягивает дисконтную карточку бабуля.
На нас косятся.
- Если всем пенсионерам помогать, сами без штанов останемся, - ворчит за спиной женский голос.
- Нечего их приучать, - вторит мужской.
Напрягаюсь. Молчу, ввязываться в склоки не в моих правилах. Старушка ёжится и тоже молчит, только по щекам разливается багровая краска.
Расплачиваюсь, отдаю покупку, вижу благодарную улыбку, вслед летят благословения, пожелания здоровья и счастья.
Почему-то становится стыдно. Выбегаю на улицу, вдыхаю морозный воздух и чувствую, как закипает ярость, чего со мной сто лет не бывало. Сетую, что не обернулась, не отругала недовольных моей добровольной акцией, не заступилась. Не оглядываюсь, но верю, что бабушка уже вышла из людского скопища и, прижимая к груди куриные голени, спешит домой в надежде сварить супчик и потешить свою душеньку.
О её детях не думаю, всё в жизни бывает. Но если они есть, в старости тоже останутся без поддержки и опоры. Обязательно. И те, кто на глазах у молодёжи высказывался против благотворительности, на своей шкуре прочувствуют, как стоять возле полного еды прилавка, ощущая в животе холодную ноющую пустоту.
А как вы думаете? Или равнодушие тоже черта вашего характера?