Как поднимался человек - 7

Николай Орлов-Черкашин
                /Рассказы о первобытном обществе/


                ВЕЛИКОЕ АФРИКАНСКОЕ БЕДСТВИЕ


   Старый Ун, суровый и грозный вожак стада рыжеволосых, сидел на поваленном на землю трухлявом, покрытом мхом дереве и, прикрыв глаза, отдыхал. Казалось даже, что он спал, но тревожно трепетавшие края его широкого, приплюснутого носа, вдыхающего все незнакомые запахи, и взгляды, которые он, нет-нет, да бросал по сторонам из-под опущенных тяжёлых век, говорили о том, что вожак всегда остаётся вожаком, и всегда в ответе за членов своего стада. Он сидел, положив на колени свои большие, покрытые густым волосом полуруки-полулапы, а рядом, у его правой ноги, покоилась, прислоненная к упавшему стволу дерева, внушительных размеров палка с острыми, обломанными на нижнем конце сучками. Члены его стада, перекликаясь между собой, бродили неподалёку, у края саванны, обрывая с веток деревьев зрелые, а чаще недозрелые плоды,  с треском проламывались через кусты в поисках добычи, и с криками и воплями бросали палки и камни в подвернувшуюся им живность. Живность эта, уже давно имеющая печальный опыт общения с рыжеволосыми, старалась от них как можно быстрее убежать, уползти или улететь. Кому это удавалось, тот мог считать, что ему повезло, и он ещё сможет на другой день увидеть солнце над саванной; кому же нет, тот неизменно становился жертвой прожорливых и беспощадных двуногих существ. Даже крупные звери, в том числе и хищники, предпочитали не вступать в схватку с этими властелинами саванны, а старались скрыться как можно скорее, и этим спасти свои жизни. Лишь самые смелые и грозные - такие, как львы и саблезубые тигры ещё могли наводить страх на рыжеволосых, и то только тогда, когда их было много, а рыжеволосых мало. Такие случаи всё же бывали, и поэтому старый Ун и не спал, охраняя своё стадо от любой возможной опасности. Но пока такая опасность никому не грозила, и он продолжал спокойно сидеть с полуприкрытыми глазами на поваленном дереве.
   Глухой и грозный рокот на небе заставил его вздрогнуть и открыть глаза. Он поднял их вверх, и увидел, что небо внезапно заволокло тяжёлыми чёрными тучами, из-за которых то и дело раздавалось зловещее громыхание. Старый Ун потянул носом воздух и сурово наморщил свой низкий лоб.
   Сомнений не оставалось - над саванной начиналась гроза.

                *   *   *


  Вожак рыжеволосых за свою долгую, почти двадцатитрёхлетнюю жизнь видел и пережил много гроз, ливней, и затяжных тропических дождей, поэтому надвигающаяся гроза его не очень встревожила. Льющиеся с неба потоки воды его давно не пугали, грохот из-за туч - тоже. Единственное, чего он, - впрочем, как и все члены его стада, по-настоящему боялся - это вспышек небесного огня, и летящих на землю страшных бело-красных молний, от которых сердце сначала замирало в груди, а затем от страха подскакивало к самому горлу. Молния ударяла в землю, и от этого вспыхивала трава в саванне; молния била в дерево - и дерево тотчас охватывало огнём. Молнии жгли, палили, разили всё живое - и не один рыжеволосый уже стал жертвой их ненасытной ярости. Зная это, рыжеволосые, застигнутые грозой, старались поскорее добраться до своих пещер в Красном ущелье, и спрятаться в их глубине, куда никакая молния уже не могла достать.... Поэтому, услышав раскаты грома, старый Ун задрал вверх голову, и стал угрюмо всматриваться в небо, стараясь угадать - как долго продлится гроза, и успеют ли они добежать до родного  ущелья, чтобы не стать добычей беспощадного небесного огня - если он, конечно, вдруг появится на небе. Ведь бывало - и не раз - что, прогромыхав и пошумев мелким, коротким дождиком, гроза быстро прекращалась, и солнце снова, как и прежде, продолжало сиять над саванной. Но в этот раз всё было не так. Вожак тянул ноздрями воздух, вертел косматой головой по сторонам, и всем своим нутром ощущал - надвигается что-то ужасное, совсем не похожее на мелкий дождик, да и на грозу тоже. Что-то страшное, что ему было совершенно неведомо и непонятно, и оттого становилось ещё страшней. Он встал и тревожно огляделся. Да, что-то в природе было не так...

                *   *   *

   К небесному грохоту неожиданно прибавился какой-то новый, отдалённый, но явно "земной" гул. Он шёл от цепи недалёких гор, начинавшихся сразу за большим озером, по берегам густо поросшим растительностью. У этого озера, "поильца" саванны, всегда кипела жизнь. Множество разных животных ежедневно приходило к нему на водопой. Было оно родным и для нескольких поколений рыжеволосых, которые, делая частые вылазки в саванну, постоянно утоляли в нём жажду. Присмотревшись, вожак рыжеволосых увидел, что над одной из гор, самой дальней и самой высокой, прямо к быстро темнеющему небу поднимаются клубы чёрно-белого дыма, которые становились с каждой минутой всё гуще и гуще. Старый Ун, глядя на этот странный дым, и слыша такой же странный гул, издал тревожный гортанный звук, отчего все окружавшие его члены стада тотчас прекратили свои занятия и испуганно застыли на месте. Впрочем, некоторые из них, наиболее зрелые и опытные, тоже обратили внимание и на грохот с неба, и на гул земли. Одни рыжеволосые, издавая такие же, как и Ун, тревожные звуки, вертели головами по сторонам, пытаясь понять, что же такое происходит, а другие со страхом уставились на вожака, стараясь по его поведению сообразить, велика ли опасность, и ожидая от него какого-то нового сигнала к действиям. Но Ун, весь обратившись в зрение и слух, угрюмо смотрел вдаль. Он даже слегка пригнул голову, и весь напрягся, пытаясь высмотреть и, - главное, - уяснить, с какой стороны ждать этой самой опасности, и как она выглядит. Он смотрел, и он увидел, - и не только он, а также другие его сородичи:  по спокойной до того поверхности озера внезапно пошла быстрая рябь; затем вода разом забурлила, вспенилась, и горячие струи, шипя, стали одна за другой рваться вверх, опадая в глубины озера со страшным шумом. Ещё минута - и озеро словно взбесилось!

                *   *   *


   А следом за озером "проснулась" земля. Глухой гул, шедший от горной цепи, стал постепенно нарастать и приближаться. А затем - то ли от гула, то ли от чего-то другого - начала мелко-мелко дрожать почва под ногами, затрепетали листья на деревьях, потом затряслись и сами деревья, - и, наконец, землю тряхнуло так, что даже взрослые члены стада рыжеволосых едва устояли на ногах, а детёныши, - те, которые не сидели на спинах самок, а могли уже передвигаться самостоятельно, стали падать один за другим, в испуге хватаясь за старших... Такого старый Ун не помнил ни разу за всю свою жизнь. Крепко держа в скрюченных пальцах палку и увесистый камень, он продолжал свирепо озираться по сторонам, пытаясь всё-таки увидеть невидимого врага, но никак его не находил, - и это пугало Уна больше всего! Земля дрогнула ещё раз, потом - через какой-то промежуток времени - снова, и тотчас саванна, от горизонта до самого неба, наполнилась стуком и топотом. Выскакивая со всех сторон - из-за деревьев, из-под кустов, из зарослей высокой травы, мимо оцепеневших от ужаса рыжеволосых бежали животные. Их были сначала десятки, потом сотни, а потом уже - и тысячи. Они мчались, не разбирая дороги, бежали, куда глаза глядят, куда вёл их инстинкт самосохранения. Хищники сталкивались с травоядными, большие - с маленькими, но времени на разборки между собой у них не было - всех одинаково обуяло чувство страха перед надвигающейся неведомой опасностью. А опасность снова проявила себя - горы, словно все эти спасающиеся животные, задрожали; над ними, в клубах бело-чёрного дыма, блеснули одна за другой яркие вспышки, похожие на блеск молний, и из недр ближайшей горы, как перед тем из недр озера, ударил вверх столб огненно-красной жижи. Это заработал внезапно оживший вулкан. Рёв и гул со стороны гор всё сильнее и сильнее усиливался; вперемешку с клубами дыма, языками огня и потоками жаркой лавы вниз, в долину, полетели тучи камней, безжалостно засыпая вокруг всё живое и неживое. Земля ходила ходуном, полыхали кусты, падали деревья, и вскоре вся саванна занялась огнём. Обезумевшие от страха четвероногие метались туда-сюда в поисках выхода из этого огненного ада, и сотнями гибли - кто от падающих сверху камней, кто - от огня, а кто - под копытами себе подобных...

                *   *   *

   
   Старый Ун и его сородичи, придя,наконец, в себя, тоже бросились наутёк, стараясь как можно быстрее добраться до спасительного родного ущелья, и укрыться в своих надёжных земляных пещерах. Но тех из них, кому всё-таки посчастливилось добраться до пещер, подстерегала новая опасность. К извергающемуся лавой вулкану и полыхающей саванне прибавилась ещё одна напасть - небо, темневшее всё больше и больше, разразилось невиданной грозой. Потоки дождя хлынули из облаков на землю, и за несколько часов загасили и вулкан, и степной огонь. Но этим, увы, дело не кончилось - дождь продолжал лить и лить, вода всё прибывала и прибывала. Небольшое мирное озеро, служившее верой и правдой как рыжеволосым, так и другим обитателям саванны, разлилось до невероятных размеров, из озера превратившись в широкую, мутную реку. Вода бушевала повсюду; гремел, не переставая, гром; вспышки молний то и дело озаряли тёмно-багровое небо. Перепуганные, дрожащие от холода рыжеволосые, тесно прижавшись друг к другу, уже вторые сутки молча сидели в своих пещерах, ожидая, когда всё это, наконец, закончится. Старый Ун, вместе с тремя самками, их детёнышами, и молодым самцом - своим сыном, сидели в самой большой, - как и положено вожаку стада, - и просторной пещере, и с тоской ждали окончания грозы. Молодой самец - Огги, сидевший у самого входа, сквозь шум дождя неожиданно услышал снаружи какие-то странные, непонятные звуки, похожие то ли на журчание, то ли на хлюпанье воды. Он осторожно высунул голову из пещеры, и обомлел - всего в нескольких метрах под ними действительно плескалась вода! Ущелье было почти до самого верха затоплено...

                *   *   *

   Предводитель стада рыжеволосых видел в своей жизни многое, - но то, что он увидел за эти последние два дня, повергло его в трепет. Это "что-то" было непонятным, страшным и грозным, и становилось всё страшнее и грознее с каждым часом. Едва им удалось спастись бегством из ставшей вдруг такой неузнаваемой, горящей и грохочущей саванны, и укрыться в родных пещерах, как и здесь их настигла новая, ещё более ужасная опасность. Вода в ущелье поднималась всё выше и выше, и скоро все нижние пещеры уже были затоплены. Оттуда поначалу неслись жалобные крики и стоны, но вскоре они смолкли; те, кому посчастливилось, и удалось вскарабкаться вверх по склону, - те выжили; остальных постигла незавидная участь. Ведь в те времена, времена полулюдей-полуобезьян, наши далёкие предки ещё совершенно не умели плавать, и любое их нахождение в воде чуть выше головы означало только одно - неминуемую смерть! От хищника, от огня ещё можно было убежать, - но от воды, разлитой кругом, насколько мог охватить глаз, никуда не убежишь, - разве только вверх, вверх... И Ун, поняв это, вместе со всей своей семьёй, не раздумывая ни минуты, и видя, как справа и слева от них, выскакивая из своих нор, вверх по склону ущелья карабкаются его рыжеволосые соплеменники, выбрался из пещеры, схватил свою неизменную палку и, грозно покрикивая для порядка, тоже стал взбираться вверх вместе со всеми, - и сделал это вовремя. Через какое-то время первые струи воды, сначала будто не решаясь, стали перекатываться через край пещеры; затем, осмелев, они заполонили её дно, а вскоре уже хлынули внутрь неудержимым потоком. Не прошло и получаса, как пещера, в которой так уютно чувствовало себя не одно поколение рыжеволосых, жадно всосав в своё большое горло последние мутные струи, скрылась под водой...

                *   *   *

   Взобравшись, наконец, на самый верх ущелья, под вопли и крики обезумевших от страха рыжеволосых, старый Ун огляделся вокруг. Но картина, которая раскинулась перед ним, наполняла ещё больше ужасом и унынием - по всей равнине клокотала вода. Она несла вывороченные с корнем деревья, кусты, массу жёлто-зелёной травы из саванны, и трупы, трупы, трупы... Две молодых самки, одна из них с детёнышем на спине - вот все, кто остался в живых от семейства Уна, все, кто сумел добраться до вершины ущелья. Обе они испуганно жались к вожаку, и тихо и жалобно постанывали, беспомощно глядя на расстилавшуюся перед ними бескрайнюю водную ширь. Кое-кто из уцелевших рыжеволосых, выбравшись наверх из ущелья, и высунув голову наружу,  увидел, что их снова окружает вода, и в отчаянии бросился обратно, вниз по склону; другие, цепляясь за камни, стали пробираться ближе к своему вожаку. Ун, наморщив узкий лоб, и выпятив вперёд челюсть, сосредоточил всё своё внимание на том, что он увидел впереди. А увидел он следующее: по безбрежной водной глади, подпрыгивая на волнах, вдалеке плыло большое дерево, и на на его поваленном в воду стволе сидело несколько разных животных, отчаянно вцепившихся когтями в скользкую кору. Они рычали, визжали от страха, пытались столкнуть друг друга в воду - НО ОНИ ПЛЫЛИ, И ОНИ БЫЛИ ЖИВЫ! При виде этого зрелища лоб старого Уна тут же разгладился, и глаза победно сверкнули - он нашёл решение!.. Ни секунды более не раздумывая, подчиняясь великому инстинкту самосохранения, он кинулся вниз, к воде, вошёл в неё по колено, и стал ждать, когда подплывёт следующее дерево. И оно не заставило себя ждать.

                *   *   *

    Дерево было большой пальмой, вывороченной с корнем. Тяжёлый корень тянул дерево вниз, в воду, но поскольку ствол был длинным, а верхушка пальмы утопала в зелени, всё это как-то уравновешивало, и плывущее дерево вполне сносно держалось на волнах. На стволе дерева, по всей его длине, сидело несколько грязных, мокрых, перепуганных мелких животных. Проплывая по мелководью мимо рыжеволосых, пальма зацепилась корнями о землю, и замедлила своё величавое плавание. Воспользовавшись этим, Ун в несколько широких, насколько позволяло течение, торопливых шагов подошёл к дереву и, одним ударом своей палки сбросив с пальмы двух или трёх отчаянно визжащих животных, прыгнул животом на ствол, а затем взгромоздился на него верхом, опустив ноги в воду. Внимательно наблюдавшие за его действиями рыжеволосые, подняв неистовый крик, тут же бросились вслед за ним и, по его примеру, оседлали пальму. Кое-кому не хватило места, но оставшиеся теперь уже знали, что им надо делать и, нетерпеливо подпрыгивая на месте, стали ожидать, пока подплывёт следующее дерево, чтобы, следуя за Уном и его родичами, взобраться на него и, спасая свои жизни, плыть вслед за своим вожаком. А вожак, обе самки, детёныш, и ещё один, совсем молодой самец, сидя верхом на стволе неспешно плывущей пальмы, отбиваясь от агрессивно бросающихся на них соседей-животных, и одного за другим сбрасывая тех в воду, уплывали всё дальше и дальше от своих родных пещер, от затопленного ущелья, в котором прошла вся их жизнь, - уплывали и уплывали вперёд, в далёкую и пугающую неизвестность...
       
                *   *   *

    Так они плыли три дня, изнемогая от солнечных лучей днём, и дрожа от холода ночью. Усталые, измождённые, голодные, перебившие и сожравшие всех животных, плывших вместе с ними, и готовые уже кусать друг друга, - но боясь при этом упасть в воду и утонуть, рыжеволосые из последних сил цеплялись за ветки, сучки, и ствол дерева. Детёныш молодой самки, висевший у неё за спиной, умер на третью ночь, но продолжал держаться на неё руками-лапками до тех пор, пока трупное окоченение не прошло, солнце не начало палить вовсю, - и детёныш, наконец, разомкнул объятья, и тихо соскользнул в воду. Услышав за спиной всплеск, и не обнаружив детёныша, самка подняла отчаянный и горестный визг; но, понимая, что ничего уже сделать нельзя, постепенно утихла, и с отрешённым видом замерла на стволе пальмы, лишь изредка шевеля толстыми губами. Старый Ун, сидевший впереди, как и положено вожаку, одной пятернёй держался за ветку пальмы, а в другой сжимал свою неизменную длинную палку, которой отталкивал время от времени другие плывущие деревья и большие кусты, если они подплывали к ним слишком близко, и грозили при столкновении опрокинуть всех в воду. Следом за ними, в большом отдалении, на стволе полусгнившего дерева, плыли ещё несколько уцелевших рыжеволосых. На других же обломках деревьев, хоть их попадалось уже очень мало, то рыча и визжа, то бессильно затихая, плыли животные и птицы, которым каким-то чудом удалось спастись от ужасного наводнения. Часы шли за часами, день сменялся ночью, а вода всё несла и несла деревья вперёд, и конца и края не было этому огромному водяному пространству. Наконец, как-то рано утром Ун, дремавший, опустив голову за нижние ветви пальмы, вздрогнул от внезапного резкого толчка. Он с трудом поднял голову вверх, и усталым, помутневшим взором уставился вперёд, пытаясь понять, что могло его разбудить. Он протёр глаза, затем ещё раз, и ещё, - а потом разинул рот, и сиплым, но радостным воплем разбудил всех остальных. Пальма, подплыв, своими верхними ветвями уткнулась в низкий, пологий берег. Вода, наконец, кончилась, и перед ними была твёрдая, каменистая поверхность. Перед ними была земля...
   Они были спасены!

                *   *   *

   Пальма, покачавшись на волнах у берега, поплыла дальше, а Ун, две самки и молодой самец, плывшие вместе с ним на пальме, остались на берегу, провожая её грустными взглядами. Всё-таки она несколько дней служила им прибежищем и спасением, не дала погибнуть, донесла до пределов водной стихии, и помогла ступить на спасительную твёрдую землю! С другого, полусгнившего дерева, зацепившегося корнями за большой камень у берега, и сразу же рассыпавшегося от удара об этот камень, спрыгнуло,а скорее, бессильно сползло в воду, - благо у берега её было всего лишь по колено, - ещё несколько рыжеволосых. Отдышавшись у самой воды, они, завидев стоящих в отдалении Уна и других выживших членов их стада, воплями и взмахиванием конечностей всячески привлекавших их внимание, тяжело ступая по непривычно острым камням, побрели навстречу сородичам. Вскоре все выжившие соединились, и встреча эта была и радостной, и печальной одновременно. От их стада осталось совсем-совсем немного, остальные или погибли, или были унесены дальше безжалостной водой. Оглядев всех, кто остался, Ун тяжело вздохнул. Но что он мог поделать, в конце концов? Не по его вине погибло стадо, а те, кто выжил, понимали, - если бы не он, подавший пример, как надо спасаться, то погибли бы все до одного. И среди оставшихся в живых он по-прежнему являлся вожаком - самым старым, самым сильным и самым опытным. Окинув взглядом окрестности, Ун снова вздохнул. Такой картины он ещё никогда не видел. Кругом были скалы, которые круто вздымались и уходили вверх, до самого неба. Везде камни, камни и камни, и лишь где-то вдали, у края горизонта, синели верхушки лесов. Но старый Ун понимал, что назад, в родное ущелье, в саванну и джунгли путь для них уже отрезан навсегда, - и поэтому здесь, на этом месте, куда их выбросило волнами, им надо будет приспосабливаться и жить дальше, несмотря ни на что. Ещё раз смерив взором каждого из испуганно жавшихся друг к другу, и с надеждой глядящих на него рыжеволосых, Ун поднял с прибрежных камней оброненную им палку, потряс её, отяжелевшую от воды, - и затем, нахмурив лохматые брови, и решительно сжав могучие челюсти, сделал первый шаг вверх по склону, навстречу новой, неведомой жизни...

                *   *   *

                Конец