Чуть задумавшись, едва не столкнулся с соседкой Надей. Поговорил и с ней. Она до сих пор одна. От тоски иногда её тянет в запой.
-- Может, сделаешь мне ребёнка? Я никому не скажу, что он твой. Тоскливо одной, а тут хоть кровинушка родная будет.
-- А почему я?
-- А кто? Женатые супругов своих боятся, а не женатые все пьют. Тоня от тебя вон какого здоровяка родила.
-- Я там не виноват!
-- А кто? Она ещё в школе про тебя все уши прожужжала, говорила, что выйдет за тебя замуж и уедет с тобой на берег моря и будет, как Асоль, каждый день ждать тебя на берегу. Весь посёлок потешался над её мечтой. Ты, наверно, до того времени и не знал её? А после того, как вас однажды увидели вместе, она и забеременела. Как её ни допрашивали, она не сказала, кто отец. Едва экзамены сдала, как увезли в родилку.
-- А никто не считал, сколько времени прошло с нашей с ней встречи?
Надя просчитала, загибая пальцы.
-- Десять месяцев. Может, переходила?
-- Тогда возьмите анализ на ДНК. А в сентябре я адмиралу камин перекладывал. Он и человек сто подтвердят. Может, как князь Гвидон, комаром к ней прилетал?
-- Ладно! Успокойся. Они не дают анализ ДНК взять. Раз ты камины перекладываешь, то можешь и каменку переложить?
-- Могу. Только сплетникам ничего не делаю.
-- Саша! Я тебе поселковую сплетню передала. Теперь могу любому, кто такое скажет, предложить посчитать месяцы. Ведь даже твоя мать этого не догадалась сделать.
-- Ладно! Разбежались! А ведь ты мне в школе очень нравилась!
-- Саша! Не посмотришь каменку?
Я даже не обернулся.
Вечером Надя пришла к маме и они долго шептались. Я в это время рассказывал папе новости нашего училища.
-- Саш! Помоги Наде. От тебя же не убудет
-- Ладно! Под твою ответственность.
Мне долго не спалось. Я спустился вниз и пошёл по огороду. Вечерняя прогулка и лёгкая зябкость всегда облегчали мне засыпание. Возвращаясь к сеновалу, услышал громкий призывный шёпот Нади.
-- Саша! Лестница упала. Не могу с сеновала спуститься. Поставь, пожалуйста.
Я подошёл к её сараю. Лестница лежала в сарае под сеновалом. Светлая ночь позволяла рассмотреть чуть ли не забитые гвозди. Поверх лестницы лежала короткая доска. Видимо, она оторвалась от потолка, а на неё и опиралась деревянная стремянка. Я поднял лестницу и, подвинув внутрь, опёр на следующую за отпавшей. Поднимая, почувствовал, что одна ступенька сломана, скорее всего, упавшей сверху доской. Когда лестница прислонилась к следующей доске, та сдвинулась – не приколочена.
-- Саша! Сил нет! Побыстрее!
-- А что случилось?
-- В туалет хочу.
-- Давай так.
Я прислонил лестницу к боковой стороне лаза.
-- Осторожно! Тут ступенька сломана.
Надя, почти не задевая ступеней, слетела вниз и, скрылась за полотнищем двери. Сквозь щели было видно, как она быстро присела, будто упала, и тут же полетел звук сильной струи жидкости.
-- Спасибо, Саша! Не знала, что и делать. Лестница сломалась?
-- Да, одна ступенька. А поддержу её, пока залезаешь.
Надя подошла ко мне и, чуть обняв, поцеловала. Я невольно положил руку на её талию. Под белой рубахой не было ничего. Прежняя школьная влюблённость всколыхнула какие-то давние чувства. Даже почувствовал нарастающее напряжение. Его ускоряло касание её тела.
-- Прости меня за разговор днём. Я не верила в те сплетни. Хорошо, что ты подсказал, как тебя защищать.
Ещё сильнее обняв, она припала к моим губам, прижавшись к набухающему члену то ли животом, то ли бедром. Поцелуй оказался чуть длиннее, чем моя выдержка. От Нади пахло почти так же, как от Паши. Она была чуть плотнее, чуть крупнее, но не выше. Чуть более упругие груди прижались через рубаху к моему телу. У меня почему-то поплыла голова. Надя на шаг отошла от меня и вновь шагнула, быстро чмокнув в щеку.
-- Придержи, пожалуйста! Что это?
Чуть отступив, она потрогала упруго напрягшийся член.
-- Я знала, что ты меня всё ещё любишь! Я чувствовала это! Ты мне тоже нравишься! Пошли со мной.
Её пальчики нежно сдавили через трусы член и чуть двинули на нём кожу. Отпустив меня, она чуть грузно поднялась по ступеням, задев ногой руку, держащую сломанную ступень. Похоть меня закинула на верх. Ориентируясь на белое пятно её ночной рубахи, я догнал её, и мы упали на постель, к которой она подошла. В отличие от нас, она накрыла сено не покрывалом, а ватным матрасом.
-- Надька! Если бы ты знала, как ты мне нравилась. Я половину ночей видел тебя во сне, трогал твоё тело, гладил твои груди и занимался сексом. Утром просыпался обмазанный спермой.
-- Я не знала об этом. Сейчас пользуйся. Я очень хочу от тебя ребёнка. Никто не будет знать, что его отец ты. Я пить брошу, ни одной рюмки не приму. Клянусь в этом. Только сделай мне ребёночка!
Не слушая её, я уже задрал подол рубахи, сдвинул трусы и прокатил головку между половых губ, показавшихся мне по-девичьи упругими. Колени Нади раздвинулись, открывая полный доступ к её интиму.
-- Ах! Какой большой!
Подвинувшись в сторону головы, я всадил своё имущество до самого предела. Меня больше возбудило не упругое дно, а небывалая упругая мягкость половых губ и родовых путей, чем-то напомнивших обмякший воздушный шарик.
По всем приметам, у неё давно не было мужчины. Заметная ширина говорила об этом. Через несколько движений я почувствовал приближение оргазма и задвигал тазом поперёк. Надя взвыла. Наверно, если бы я не целовал её в это время в губы, она могла и вскрикнуть. Движение тазом вверх дало понять, что она сейчас созреет. Несколько движений, и мы мычим, тиская друг друга в объятиях. Только что пассивно отдавая губы для поцелуя, она вдруг сама стала целовать. И всё это невероятно соответствовало моим подростковым мечтам и снам.
Надя почти не отличалась от Паши ростом, но была крупнее в кости, круглее частями тела, мясистее и значительно отличалась более упругой кожей. Она была смесью бабьего тела с девичьими чертами. Я чётко ощущал даже упругость её грудей, чего не было у Паши. Возможно, я, просто, привык к Паше. Успокоившись дыханием, мы молча лежали. Надя не прогоняла меня с себя.
-- Ты меня не осуждаешь?
-- За что?
-- За то, что я допустила тебя.
-- Я очень мечтал об этом в детстве, завидовал твоему мужу. По-детски размышлял, как тебя соблазнить. Я был на грани сумасшествия.
-- А я не помню тебя. Даже когда рядом жить стали. Но ты меня сегодня удивил: настоящим мужчиной стал. У меня же кроме тебя и мужа других мужиков не было.
-- Были. Когда мы седьмой класс закончили, у тебя какой-то праздник был. Ты пьяная спала. К тебе пришли двое парней и оттрахали тебя сонную. На другой день тебя дядя Федя использовал, а на третий день ты пришла домой без трусов и даже на койку лечь не смогла. От кого-то из них ты и забеременела потом.
-- Как узнал, что я была без трусов?
-- А мы не удержались и тоже тебя попробовали. Всем можно было, мы из зависти и попробовали. Так что ты была моей первой женщиной.
-- А я ничего этого не помню. Я пьяная вообще ничего не помню.
-- Надь! Можно повторить?
-- Что спрашиваешь? Я же тебя не прогоняю.
В этот раз Надя была чуть другой. При первых движениях она вывернула наружу половые губы, чтобы убрать мешающие волоски с них. Тиская и целуя друг друга, мы задвигались. Используя весь свой опыт и знания, я старательно сдерживал себя, делая всё, чтобы продлить её оргазм и побыстрее добиться следующего. Наверно, даже я кончил не менее пяти-шести раз, а про неё и говорить нечего. Она уже едва двигалась и едва мычала, охваченная очередным оргазмом.
Я был немного в лучшем состоянии. Свалившись с её тела, лёг рядом. Надя отдышалась.
-- Ты что со мной сделал?
-- Ты же этого хотела. Ты же просила ребёнка.
-- Я просила ребёнка, а ты меня совсем замучил.
-- Это было плохо?
-- Если бы я раньше знала такое, то ещё в школе отдалась бы тебе. Такое и представить не могла.
Надя повернулась на бок и обняла меня, положила голову на моё плечо. Наверно, у неё не было сил.
-- Сашка! Такой молодой, а какой умелый! Хочешь, я тебе буду вечной любовницей. Ты будешь приходить ко мне в любое время, и я буду всегда тебя ждать. Ты только знак подай, чтобы я поняла, что тебе женщину надо.
-- Что ты несёшь?
-- Не знаю. Я только ребёнка хотела, а ты…!
На моё плечо закапали слёзы.
-- Надя! Что ты? Я же не хотел тебя обидеть!
-- Не знаю. Мне невероятно хорошо! Ты не представляешь, как мне хорошо!
-- Представляю.
-- У меня никого нет. Мои умерли, а мужнины знать не хотят. Твои родители помогают, поддерживают. Я им очень признательна! Жизнь была серая, не интересная, вот и напивалась, чтобы расслабиться.
-- Ты красивая женщина с ослепительной фигурой. Нашла бы хорошего мужика.
-- Хорошие мужики уже прибраны другими. А мне остался хлам да молодёжь. Хлам и без меня никому не нужен, а у молодёжи другие понятия. Ты же меня не возьмёшь?
Я стал рассказывать, в какие условия я попаду после училища, какие трудности постигнут мою жену. Услышав ровное дыхание, смолк. Надя спала. Иногда её руки и ноги чуть вздрагивали. Я осторожно погладил её спину. Под рукой не ощущалось бабское тело. Надя издала чуть слышный звук. Дотянувшись до оголившегося бедра, погладил его.
-- Саша! Прости! Не смогла удержаться. Мне сегодня невероятно хорошо. Останься со мной спать.
-- Не надо народ дразнить. Я завтра приду. Не забудь про сломанную ступеньку.
Мыркнув что-то, Надя слегка всхрапнула.
Ночь на сеновале показалась мне слишком холодной. Даже пожалел, что ушёл от тёплого тела соседки. Надо было взять телефон, поставить будильник и придти к ней спать.
Утром пришёл к Наде ремонтировать лестницу. Она встретила прихрамывая.
-- Забыла про сломанную ступеньку. Сорвалась.
-- Ушиблась?
-- Ага! Ещё ногу ободрала.
Надя подняла подол до пояса, оголив очаровательное крепкое бедро, покрытое сплошной штриховкой царапин. Вид бедра, так и оставшегося для меня идеальным, вскружил голову.
-- Давай я подую. Тебе же не дотянуться.
Встав на колени, охватив бедро чуть изнутри, стал обдувать. В детстве так у нас снимала боль мама. Поднимая голову выше, перехватился руками выше, специально коснувшись выпуклости трусов, охватывающей половые губы. Надя содрогнулась. Присела.
-- Ты нечаянно или женщину хочешь?
-- Специально и хочу. А что есть?
-- Пойдём поищем.
Поднявшись, она повела меня в спальню.
-- Такая подойдёт?
-- Не откажусь.
Надя обняла меня и, вздрагивая, припала губами.
-- Сашка! Ты же меня с ума свёл! Ты же ребёнок, а я голову потеряла. Умоляю, только не бросай меня хотя бы в этом отпуске. Я буду делать всё, что ты захочешь.
Я около часа изводил её. Сегодня она была другой. Наверно внутри отекло, потому что ощущалось некоторое приятное сдавливание. Я чувствовал матку и неровности стенок, ожившие мышцы и такую реакцию оргазма, что я с трудом удерживался от своего.
-- Саша! Не утомляйся. Я дам, как захочешь. А то потом долго не сможешь. Пошли, я тебя завтраком накормлю. Не завтракал ведь?
Она права. Хотя не очень хотелось отрываться от столь похорошевшей соседки.
Надя положила кашу с тушёнкой и смотрела на меня, подперев щеку рукой. Налила травяной чай. Плеснула в чашку себе.