– За свой имидж Кашпировский должен благодарить мою мать! – сказала моя будущая жена в первую же минуту нашего знакомства.
– Твою мать! – восхитился я, и меня тут же посвятили в тайну трёх пальцев.
Оказывается, знаменитая чёлка, сводившая с ума миллионы, была творением рук моей будущей тёщи. Это её три пальца от его бровей заводили всей стране будильники и рассасывали келоидные рубцы.
– Кстати, у тебя есть рубец? – спросила меня моя будущая жена. – Ну или хотя бы энурез? А то я могла бы устроить.
– Энурез?!!!
– Сеанс.
И я промямлил что-то про небольшой шрамик.
– Вот и отлично! – сказали мне и через неделю отвели на Кашпировского.
– Та-а-к, – собирала меня в дорогу мама. – Канистра с водой, будильник, банка гуталина...
– А будильник-то зачем? – удивлялся я.
– А что он, по-твоему, будет заводить?!.. Да, и вот это папа просил очистить.
– Самогон?!
Тяжёлый рюкзак оттянул мои плечи.
Места нам определили в центре: в самой гуще отъявленных адептов. По левую руку от нас расположились келоидные рассасыватели, по правую – ночные мокрушники, самые нетерпеливые из которых уже вошли в транс и, предвкушая скорое исцеление, бились в тихих корчах.
Обрамляли зал бабки-неваляшки. Равномерно рассредоточившись по периметру, они приняли вторую балетную позицию и по команде старшей дружно заколыхались.
Народ, узрев в том тайный сигнал, принялся извлекать из вещмешков и авосек предметы домашнего обихода: мази, горчичники, бутыли и клизмы.
Девушка из третьего ряда тонкими, как у пианистки, пальцами мерно, словно чётки, перебирала пулемётную ленту презервативов.
– Ну, Васечька, давай лечиться! – проговорила неряшливого вида старушенция, вытаскивая из мешка облезлого котищу. И ко-гда тот, дрогнув ухом, зло осмотрел зал, свет стал медленно затухать.
Сидящий впереди нас мужчина решительно сорвал с головы шляпу, нацелив глянцевую лысину на кулисы, и из-за них выплыла знаменитая на три тёщиных пальца чёлка.
Бабки-неваляшки заколыхались энергичнее.
Выйдя на авансцену, экстрасенс огнемётным взором сходу прожёг два первых ряда так, что сидевшие в них завибрировали, а самые неудержимые кинулись в оркестровую яму, и по рядам пронеслось восторженное:
– Твою ж мать!
На лице моей будущей жены заиграла победоносная улыбка.
– Страдающие энурезом есть?! – обратился врачеватель к залу.
– Е-е-е-е-сть! – решительно отозвалось правое крыло.
– Тогда слушаем мою установку: заводим будильники!!.. Ну же! Энергичнее!.. Ослабевшие мужчины переводят стрелки с полшестого на двенадцать!
Тут запыхтело и левое крыло, а на сцену поползла слоноподобная дама на костыле.
Ухватив страждущую за руку, целитель могучим рывком установил её перед собой, затем мощно ударил открытой ладонью в покатый лоб и, сказав: «Иди!», отправил, уронившую костыли даму, пируэтами в направлении кулис.
– Твою ж мать! – снова прокатилось по рядам, и моя будущая жена посмотрела на меня многозначительно.
После чудесного исцеления слоноподобной сцена преврати-лась в настоящую арену боевых действий. Словно мишени на огневом рубеже на ней выстраивался хворый люд, и врачеватель, двигаясь вдоль строя, вымеренными ударами отправлял калек в лечебные нокауты.
Вскидывая руки, исцелённые опрокидывались, и молодцеватые парни в темных костюмах уволакивали за кулисы их здоровые, безжизненные тела.
По мере того, как гора костылей и палок на сцене множилась, напряжение в зале нарастало.
Вскоре он уже гудел, будто улей, и бесновался, как на адском шабаше.
Бабки-неваляшки, не в силах более себя сдерживать, уже вовсю отплясывали африканские народные танцы, заведя глаза под брови, а брови под платки. Зал без всякого стеснения ревел:
– Чудо, твою мать! Чудо!!
И торжествующая улыбка не сходила с лица моей будущей жены.
В какой-то момент мне почудилось, будто облезлый кот, тычась мордой, что-то яростно нашёптывает в старушечье ухо, а лысина впереди сидящего мужика покрывается белым лебяжьим пухом.
– Кто тут с рубцами и шрамами?!! – вырвал меня из мысленного хаоса властный голос экстрасенса, и я вместе со всем залом без-вольно вскинул обе руки.
– Отлично! – прогремел целитель. – Тогда сосите!!!
– Сосё-ё-ё-ё-ём!!! – грохнули в ответ возбуждённые зрители и под яростными ласками крепкой врачующей ладони стали избавлять себя от лишней одежды, обнажая рубцы, ожоги и уродливые шрамы.
Мужичонка с лебяжьей лысиной остервенело рвал на себе рубаху. Женщина из третьего ряда тонкими, как у пианистки, пальцами лихорадочно стягивала платье. Завозилась с молнией и моя будущая жена.
– Э-эх! – поддавшись общему порыву неожиданно для себя выкрикнул я и одним яростным рывком стянул штаны к коленям.
– Так вот он какой твой шра-амик! – улыбнулась мне моя спутница...
И через месяц мы оказались в ЗАГСе.