Виктор, держа в руках белый конверт, подписанный красивым почерком, стирал едкие слёзы с щёк, которые, несмотря на старания парня, всё продолжали течь из сильно опухших глаз. Стальной взгляд потемнел, и зрачки парня теперь казались чёрными, словно уголь, а сам он выглядел, будто мертвец. Длинные пальцы стянули тёплую зимнюю перчатку, оголяя мертвенно-белую кожу; глаза прищурились. Виктор вскрыл конверт и, шумно сглотнув, начал читать письмо, написанное незадолго до смерти его лучшего друга.
***
Кир и Виктор были знакомы с детства. Импульсивный и целеустремлённый Кирилл нравился и учителям, и детям: хорошо учился, был дружелюбен, играл на фортепиано. Довольно разговорчивый и назойливый, но с добрыми душой и сердцем — было первой мыслью Виктора, когда они только-только познакомились. В голубых глазах Кирилла всегда отражалось небо, и даже в пасмурный день Виктор мог увидеть в них задорную пляску солнца, так ярко сияющего на небосводе.
У них было много общего. Несмотря на свои противоположные характеры, мальчики очень тесно общались, и все вокруг удивлялись тому, как харизматичный и весёлый Кирилл и замкнутый грубый Виктор могли найти общий язык. На самом деле, их единственный увлечением была музыка — она и связала их вместе. Белокурый Кир играл на скрипке, Вик — на фортепиано. Чуть ли не каждый день они проводили в академии, репетируя пьесы и достаточно большие произведения; а потом, уставшие, вместе шли домой и смеялись — громко, чтобы все знали, как им весело. Виктор называл Кира солнцем, Кир называл Виктора небом. Нужно было признаться, что друг без друга они просто не могли — не вздохнуть, не выдохнуть. Кир был словно спасением для Виктора, лучиком света, надеждой на что-то яркое светлое...
— Эй, Вик, — однажды окликнул его Кирилл во время репетиции. — А что ты сделаешь, если солнце однажды навсегда угаснет?
— Перестану смеяться.
Тогда Виктор не придал его словам значения. Потому что блондин постоянно задавал странные и глупые вопросы, на которые у Виктора совершенно не было ответов. Тогда он просто пожимал плечами и снова задумчиво начинал вертеть в руках смычок, пока неугомонный Кир, умолкнув, разыгрывался на любимом чёрном рояле. В такие моменты необычайно красивая мелодия уносила Виктора далеко за пределы реальности; он думал, как было бы хорошо всегда быть вместе — вот так, вдвоём, в этом маленьком тёмном кабинете...
А Кир всё играл. Плавно, без единой ошибки; и Виктора как будто затягивало в бездну, и там росли ромашки, и там пели птицы... Облака, словно белые барашки, кружились вокруг него, танцуя; ветер то с силой гнал их, то останавливался, переключаясь на затихшее ромашковое поле — таким видел мир Виктор, когда для него играл Кир. Но краски исчезли также быстро, как и появились. Кира не стало.
Виктор помнит, как во время их последнего выступления Кирилл улыбался, словно яркое солнце; улыбался Виктору, не толпе. Виктор помнит, как, поднимаясь, рука, обтянутая чёрной тканью пиджака, дрожала, и холодная хрупкая ладонь ладонь легла на его плечо. Виктор помнит, как Кир уходил, сияя улыбкой, будто не замечает ничего — настолько он радовался жизни, настолько он любил её. Его глаза, весёлые и добрые, смеялись, а сам Кир, взъерошивая свою блондинистую шевелюру, прощался:
— Хорошая работа, Вик, — его голос дрогнул. — Продолжай в том же духе. Я верю в тебя.
И, подмигнув, скрылся в толпе громко орущих людей, которые, к слову, даже не замечали одиноко стоящего скрипача по среди большого актового зала — им было плевать. Они ходили туда-сюда, выкрикивая чьи-то незнакомые имена, но среди них не было того, кто бы заметил Виктора, что всё продолжал стоять, шумно вдыхая и выдыхая воздух. А дождь за окном моросил, стуча каплями по стеклу; а сентябрь уже заканчивался, унося с собой все воспоминания...
Кир умер в конце осени, когда первый снег уже покрыл землю, образуя пушистое белое покрывало. Бледное тело, неподвижно лежащее на больничной койке, напоминало фарфоровую куклу — настолько оно выглядело неживым, нечеловеческим. Виктор сжимал хрупкую ладонь друга в своей и боялся отпускать, потому что знал, что, если сейчас отпустит Кира — больше никогда его не коснётся. А хотелось. Так хотелось видеть Кира живым, рядом; смеяться вместе, гулять, переживать неудачи... Но Виктор отпустил, потому что ему удалось в последний раз увидеть его улыбку — добрую, светлую, дарящую надежду.
«Всё будет хорошо» — безмолвно пообещал Кир, после чего его небесно-голубые глаза в последний раз посмотрели на Виктора, а потом закрылись.
Виктор заплакал.
***
«Наверное, ты это прочтёшь, когда меня уже не будет. Не думай, что это трагедия, а просто живи дальше. Понимаешь, у всех так бывает — кто-то рождается, кто-то умирает. Мы с тобой — не исключение... Помни, что я всегда рядом с тобой, что я наблюдаю. Не смей совершать дурацких ошибок, слышишь? Просто научись отпускать, научись смотреть вперёд, и тогда всё будет хорошо. Ведь жизнь — она одна, не упускай свой шанс, иди дальше! Тебя ждёт великое будущее, Вик. А я прожил ровно столько, сколько мне отвели небеса. Ничьей вины в этом нет... Поэтому, пожалуйста, живи ради меня.
Прощай,
твой Кир»
Виктор читал, смаргивая слёзы, и улыбался.
Впервые за всю осень он смог спокойно вздохнуть.
— Это была наша последняя осень...