Версия с иллюстрациями и гиперссылками: http://samlib.ru/editors/b/baranow_p_a/linl.shtml
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.
Автор этих строк (как и большинство читателей) стихотворение Лермонтова «Прощай немытая Россия» помнит со школы. Тем удивительнее было узнать, что существует, оказывается, целая сис-тема аргументов, доказывающих, что это хрестоматийное стихотворение Михаилу Юрьевичу не принадлежит.
Первым в 1989-м году сомнения в подлинности стихотворения высказал известный филолог, специалист по Лермонтову С. А Андреев-Кривич. В том же году развёрнутую статью написал из-вестный писатель и публицист В. С. Бушин. В 2004-м году литературовед М. Д. Эльзон заявил о том, что стихотворение не может принадлежать Лермонтову. Его поддержал такой крупнейший учёный, как директор Пушкинского Дома Н. Н. Скатов.
А в 2014-м году уже в статье «Лермонтовского энциклопедического словаря» профессор И. П. Щеблыкин категорически выступил против авторства. Таким образом, версия нелермонтовского ав-торства уже давно перестала быть в научном сообществе маргинальной.
Каковы же аргументы противников Лермонтовского авторства?
1 аргумент: отсутствует автограф. Стихотворений различных авторов – в т.ч. и Лермонтова – без автографа немало. Но в данном случае нет и каких-либо косвенных свидетельств лермонтовского авторства. Нет информации, что Лермонтов читал это стихотворение или где-то упоминал о нём. Ни один современник не оставил воспоминаний, в которых говорилось что-либо об этом стихотворении. Нет ни одной рукописи этого стихотворения (пусть и принадлежащей не Лермонтову) ранее 1873-го года.
2 аргумент. Неизвестен источник появления текста. Стихотворение известно нам благодаря П.И. Бартеневу, известному издателю своего времени, редактору журналов и пушкинисту. Впервые оно появилось в 1873-м году в письме П.А. Ефремову, специалисту по Лермонтову и издателю его сочи-нений. Ответ Ефремова Бартеневу неизвестен. Но с обратной стороны бартеневского письма Ефре-мов карандашом написал четверостишье Лермонтова. В таком виде текст сохранился в архиве. Вот это четверостишье:
Люблю я парадоксы ваши
И ха-ха-ха, и хи-хи-хи,
Смирновой штучку, фарсу Саши
И Ишки Мятлева стихи.
Эльзон считает, что Ефремов таким образом зафиксировал для потомков своё отношение к сти-хам, присланным ему Бартеневым. Так это или нет, сказать трудно. Но точно известно, что ни в одно из своих изданий Лермонтова присланный Бартеневым текст Ефремов не включил.
Примерно в то же время Бартенев отправил стихотворение мемуаристу и литератору Н.В. Путя-те. Причём, текст несколько отличался от того, что был отправлен Ефремову. Ответ Путяты неизвес-тен.
В 1887-м году стихотворение (как достоверно лермонтовское, но без ссылки на источник) было опубликовано издателем П.А. Висковатовым. Затем, в 1889 им же опубликовано повторно. Источник вновь не указан, зато на сей раз Висковатов точно указывает, при каких именно обстоятельствах стихотворение было создано. «Это стихотворение было написано Лермонтовым в, досаде на неко-торых недоброжелателей его, недопустивших добиться отставки. Во время хлопот о ней Граф Бенкендорф приказал поэту оставить Петербург в 24 часа…». Откуда такие точные сведения, Вис-коватов также не сообщает.
В 1890-м стихотворение публикует в своём журнале уже сам Бартенев.
Все три варианта Бартенева отличаются и друг от друга, и от обоих вариантов Висковатова. При этом в первых двух случаях Бартенев указывает на некий автограф Лермонтова, а в третьем случае – пишет «Записано со слов поэта современником». Кто этот современник, при каких обстоятельствах появился текст и т.д., – Бартенев не пишет. Висковатов о происхождении текста не пишет вообще ничего.
3 аргумент. Текст последовательно редактировался. Все редакции текста – 3 бартеневские и 2 висковатов-ские – отличаются друг от друга, и отличия не спонтанны и случайны. От редакции к редакции текст улучша-ется, становится сильнее с литературной точки зрения. Изначальное «его невидящего глаза, его неслышащих ушей» заменено на значительно более удачное «его всевидящего глаза, его всеслышащих ушей». «И ты, по-слушный им народ» заменено (причём не с первой попытки) на «и ты, им преданный народ», что звучит в ад-рес народа куда резче и оскорбительней. Беспомощное «за хребтом Кавказа» заменено на «за стеной Кавка-за». «Укроюсь» из первых четырёх вариантов в пятом превратилось в более архаичное и высокопар-ное «сокроюсь», от чего текст едва ли выиграл. Но зато к слову «ушей» в последнем варианте най-дена, наконец, рифма «пашей»: в первых вариантах стояло то «царей» то «вождей». Для удобства и наглядности всё это сведено в таблицу.
Редакция год 4 строка 5 строка 6 строка 7 и 8 строки Источник по-явления текста
Письмо Бар-тенева Еф-ремову 1873 … послушный им народ.
… хребтом Кавказа
Укроюсь от твоих царей
… невидящего глаза,
… неслышащих ушей
«Списанные с подлинника»
Письмо Бар-тенева
Путяте Не поздн. 1877 … покорный им народ
... хребтом Кавказа
Укроюсь от твоих царей
… всевидящего глаза,
… всеслышащих ушей
«С подлинника руки Лермонто-ва»
Публикация Висковатова
в журнале «Русская старина» 1887 … покорный им народ
... хребтом Кавказа
Укроюсь от твоих вождей
… всевидящего глаза,
… всеслышащих ушей
Источник не указан
Лермонтов. Сочинения под ред. Висковатова 1889 … послушный им народ.
... хребтом Кавказа
Укроюсь от твоих вождей
… всевидящего глаза,
… всеслышащих ушей
Источник не указан
Публикация Бартенева в журнале «Русский архив» 1890 ...им преданный народ
...стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей
… всевидящего глаза,
… всеслышащих ушей*
«Записано со слов поэта со-временником»
* В сигнальном номере журнала (в отличие от «канонических») напечатано: «От их невидящего глаза, / От их всеслышащих ушей». Версию из сигнального номера можно считать уже шестой. Или как минимум «пятой с половиной». Таким образом, текст явно дорабатывался. Кем? Точно не Лер-монтовым, ибо Лермонтов уже полвека как умер.
4 аргумент. Строчка «прощай немытая Россия» содержит явный анахронизм: «немытая». Упот-ребление слова «немытая» в переносном значении немыслимо для первой половины XIX века. Ни одного примера подобного употребления неизвестно.
5 аргумент. Смысл текста нехарактерен для Лермонтова. Патриотизм автора «Думы», «Бороди-но», «Родины» и др. стихотворений очевиден. Более того, патриотизм рос по мере взросления поэта. Отношения поэта и власти были почти всегда не лучшими, но его отношение к власти никогда не распространялось на страну в целом.
Последний аргумент, на мой взгляд, не менее важен, чем прочие. Но я его рассматривать не буду. Понять, что было в голове у Лермонтова, нам не дано. Мог написать в минуту раздражения, а потом никому не показывать? Мог. Вообще, к кому, как ни к поэту, применима поговорка «ради красного словца не пожалеет и отца». Конечно, очень не по-лермонтовски, но кто может быть полностью уве-рен? Кроме того, Михаил Юрьевич мог и сам быть не в восторге от смысла написанного: именно по-этому никому своё стихотворение показывал. Но и уничтожить пожалел.
Надо отметить и что патриотический аргумент, в принципе имеющий полное право на жизнь, увы, обесценен некоторыми его же сторонниками. Которые употребляют его таким образом, что лучше бы и не употребляли вовсе. В исполнении некоторых патриотов этот аргумент напоминает высказывания иных меломанов, слышанные мною в подростковом возрасте во время наших искус-ствоведческих диспутов. Сомнения в гениальности Виктора Цоя тогда встречали критические от-клики в стиле «Слышь, ты на Витю-то не гони!» Вот и Михаил Юрьевич тоже не мог назвать Россию немытой, потому что он патриот, Россию любил, и вообще пацан был правильный.
Одним словом, этот патриотический аргумент мы просто не примем в расчёт. Хотя здесь надо отметить в скобках следующий факт. В замечательном стихотворении «Опять народные витии» (ещё одном, автор которого, по мнению патриотов, не мог написать про «немытую Россию») есть зачёрк-нутые строки. Кстати, совершенно не обязательно зачёркнутые рукой Лермонтова. Строки таковы:
Веленьям власти благотворно
Мы повинуемся покорно
И верим нашему царю!
И будем все стоять упорно
За честь его как за свою.
Как правило, эти строки не печатают, либо в лучшем случае печатают в примечании. А меж тем эти строки достоверно принадлежат Лермонтову и написаны его рукой. У нас есть строки про «не-мытую Россию», не имеющие автографа, не ходившие в списках, и не отражённые ни в каких вос-поминаниях. Никаких попыток Лермонтова их опубликовать или распространить иным образом не-известно. И есть достоверно лермонтовские строки. Но в школе мы проходим первые, и не проходим вторые.
Кроме «патриотического» аргумента нет смысла останавливаться ещё на двух дополнительных аргументах, которые приводят противники лермонтовского авторства.
Аргумент о том, что Лермонтов не мог писать о «голубых мундирах» в связи с отсутствием тако-вых – не проходит. Мундиры светло синего сукна у жандармских офицеров были как минимум с 1827-го года.
Не проходит и аргумент о том, что Лермонтов не мог-де апеллировать к народу в целом. Якобы это было нехарактерно для той эпохи, когда творил Лермонтов. Дескать, во времена Лермонтова ли-тераторы обращались только к узкому кругу образованных граждан, но не к народу в целом. Народ в целом вовсе не брали в расчёт, и стали упоминать о нём, якобы, намного позже. Приведу характер-ную цитату из одной статьи на эту тему:
«То безмерное разочарование в «народе», которым буквально пронизаны стихи о немытой Рос-сии, наступило у нашей просвещённой «элиты» только лишь четверть века спустя. Именно тогда, после трудных реформ Александра II, покончивших с крепостным правом, в среде передовых людей России возникло мощное движение «народничества». В 60-е годы многие образованные люди, одно-временно доверчиво и напористо, взялись поднимать «народ» (то есть, многомиллионные кресть-янские массы) на борьбу <…>
Так вот, «народ» не понял и не принял тогда «народников»-либералов: то ли их идеи показались ему несколько преждевременными, то ли что-то не то было в их псевдокрестьянских одеждах… Короче говоря, «народ» в массовом порядке и где-то даже с удовольствием стал вязать прекрасно-душных «народников» и передавать их в руки полиции. Как мы помним, стихи о немытой России впервые возникли в 1873 году в письме П. И. Бартенева (который, между прочим, ранее и сам встречался за границей с Герценом). Тогда, в 70-е годы, не только П. И. Бартенев, но и вся передо-вая русская интеллигенция активно сочувствовала «народникам».
Этот аргумент тоже не выдерживает критики. Ещё когда Лермонтов был десятилетним мальчи-ком, М.Н. Языков написал свою известную «Элегию» (1824) в которой были такие строки:
Свободы гордой вдохновенье!
Тебя не слушает народ:
Оно молчит, святое мщенье,
И на царя не восстает.
Таким образом, народ как субъект по мнению «просвещённой «элиты» существовал ещё до Лер-монтова.
В целом автора этих строк впечатлила система антилермонтовских аргументов. Автографа нет; текст попал к публикаторам неизвестно откуда, причём Бартенев путается в показаниях; в процессе разные варианты явно обрабатываются и улучшаются; «немытость» – явный анахронизм, и это бро-сается в глаза даже не профессионалу.
Но будучи по складу своего характера консерватором, автор терпеть не может новых (особенно сенсационных) открытий, опровергающих устоявшиеся истины. Написано в школьном учебнике, «Лермонтов», значит – Лермонтов. И нечего мутить воду. Тем более, автору стало известно, что в 2017-м году группа профессиональных филологов по итогам круглого стола в Пятигорске подгото-вила сборник, в котором расставлены все точки над ё.
Даже в самой википедии – и то кто-то написал: «круглый стол с участием 25 российских и зару-бежных лермонтоведов решительно высказался в пользу безусловной принадлежности стихотво-рения М. Ю. Лермонтову». Ну уж в википедии-то врать не будут!
Обнадёженный этой информацией, автор обратился к сборнику. В нём собраны под одной об-ложкой все достижения филологов последних десятилетий, доказывающие авторство Михаила Юрь-евича. Первое, в чём автор убедился, это в том, что википедия врёт.
Во-первых, как отмечается в сборнике «Из 25 исследователей, принявших участие в работе Круглого стола, двое (В. Ефимов, Г. Ефимов) выразили убеждение в том, что стихи знаменитого восьмистишия – лермонтовские, но слово немытая – не принадлежит поэту, т. к. первопубликато-рами текста был плохо разобрандоступный им автограф стихотворения, впоследствии утрачен-ный. Вероятно, это слово немотная (немая).
Одна исследовательница (Я. Погребная), отметив, что «…образный строй и смысл стихотво-рения не противоречат ни убеждениям Лермонтова, ни общим принципам его поэтики», допускает возможность его включения в собрания сочинений М. Ю. Лермонтова в раздел произведений с точ-но не установленным авторством». То есть, «стол высказался», совсем не так «решительно» как хо-чется автору статьи из википедии. И лермонтовское авторство, по мнению участников стола, не так уж «безусловно», как википедист жаждет убедить читателя.
Во-вторых, среди «25 лермонтоведов», как именует их википедист, оказались такие люди, как:
- Береберова Е.Г. – доцент кафедры «Финансы и налогообложение» Института сервиса, туризма и дизайна (филиал) СКФУ в г. Пятигорске.
- Заславский О.Б. – доктор физико-математических наук.
- Гекки Магомет – лауреат всероссийской премии имени М.Ю. Лермонтова.
- Гальцев В.А. – член союза журналистов России, г. Ессентуки.
- Ефимов В. – независимый исследователь, г. Ванкувер (Канада).
- Ефимов Г. – независимый исследователь, г. Ванкувер (Канада).
- Колупанова Т.Ю. – аспирант ФГБОУ ВО «Липецкий государственный педагогический универ-ситет имени П.П. Семёнова-Тян-Шанского».
- Купцова Н.Е. – доктор бизнес администрирования и организационной психологии, директор по персоналу OOO «Бакарди Рус».
- Прилепин З. – писатель, журналист, поэт.
- Сиротин В.И. – член Союза Художников России.
Вопреки «википедии» из «25 лермонтоведов» филологами или хотя бы историками оказалось менее половины. Собственно, как филологические составителями сборника заявлены статьи семи (из двадцати пяти) авторов (стр.18 сборника). А сколько из этих немногих филологов являются «лер-монтоведами» – вопрос открытый. Тем не менее, сборник материалов круглого стола озаглавлен: «Проблема авторства стихотворения «Прощай, немытая Россия» с точки зрения современной фи-лологической науки».
Что ж. Коль скоро эти 25 человек имеют право говорить от имени всей «филологической нау-эки», то статьи сборника должны обладать огромной доказательной силой? Тем более, повторюсь, это статьи, собранные за более чем десятилетие.
С надеждой на это автор приступил к чтению. Увы. Попытки маститых литературоведов (а также немаститых, и не литераутроведов вовсе) доказать авторство Лермонтова способны разве что вос-кресить в памяти лермонтовскую же строчку «И жалкий лепет оправдания!»
Любопытной выглядит отсылка авторов к авторитету… Путина!
«Сторонникам версии импонирует мнение корифеев классического лермонтоведения, а также мнение президента России В. В. Путина, который назвал М. Ю. Лермонтова своим любимым по-этом и рассказал, что у него на столике всегда лежит его книга. На встрече с учителями – побе-дителями конкурса «Учитель года России – 2016» президент России прочитал стихотворение «Прощай, немытая Россия», отметив, что крайне оппозиционные взгляды великого поэта не меша-ли ему быть патриотом»
«В лермонтоведеньи познавший толк» Путин лично для меня авторитетом не является. Ни в чём. Но даже если б и являлся, то его мнение по вопросам далеким от его профессиональной деятельно-сти я бы выслушивать не стал.
Ирония судьбы заключается в том, что авторы сборника
а) прикрываясь политическим авторитетом Путина, упрекают своих оппонентов в политической ангажированности (это мы увидим ниже);
б) сами являются людьми политически ангажированными (мы в этом убедимся далее);
в) напоминают людей, лепивших из Сталина «корифея всех наук». Что особенно интересно, яв-ляясь при этом людьми совершенно иного, чем поклонники Иосифа Виссарионовича, политического направления (в чём мы тоже убедимся).
Странности начинаются с самого начала, ещё в тезисах круглого стола. В качестве аргумента по-дается, например, это:
«Стихотворение имеет свою собственную судьбу в истории русской литературы и русского ис-кусства, оно вдохновило М. Цветаеву, К. Бальмонта и др. авторов, отразившись в их творчестве. Автор стихотворения во многом предвосхитил то понимание духовного рабства, которое позднее по-разному преломилось в творчестве Н. А. Некрасова, М. Е. Салтыкова-Щедрина, А. П. Чехова. Стихотворение иллюстрировали А. А. Гурьев, А. В. Кокорин и др.»
Простите, но разве это аргумент? По мнению авторов раз Цветаева и Бальмонт не считали стихо-творение поделкой, то оно подлинное. Но тогда и «La Guzla», известная в переводе Пушкина как «Песни западных славян»,– безусловно подлинное произведение. Ведь сам Пушкин подделку не опознал! И не он один, польский классик Мицкевич – тоже. Так можно и признания Мериме в автор-стве не брать в расчёт. Сам Пушкин же! Какие уж там Бальмонт с Цветаевой!
Что касается «предвосхищения» духовного рабства, то не проще ли предположить, что предвос-хищения не было. Напротив, стихотворение было написано в то время, когда уже ничего не надо было предвосхищать: изменилось общественное сознание, Герцен с Огарёвым, Чернышевский, Не-красов и Салтыков-Щедрин уже тут, а народники ходят в народ, который «предан голубым мунди-рам».
«Немытая» – эпитет-неологизм, характерный для М. Ю. Лермонтова, стоящий в одном ряду со словесными экспериментами типа: «всеслышащие уши», «всесожигающий костёр».
Простите, но «характерный» эпитет нигде более у Лермонтова не встречается, а «всеслышашие» встречается только в самом же «Прощай немытая…». Авторы сборника доказывают нам, что вещь подлинная, поскольку аналоги выражений, вызывающих у критиков сомнения, встречаются… в этой же спорной вещи. Неподражаемо!
Использование формы восьмистишия, характерно для Лермонтова. Пастернак считал 8 строк идеальной формой стихотворения.
Восьмистишье – одна из характерных форм едва ли не для всех поэтов. И причём тут Пастернак? Если Пастернак считал, что восемь строк – идеальный размер, то восьмистишье принадлежит Лер-монтову? В огороде Пастернак, а в Пятигорске Лермонтов.
«Образ «Немытой России» был развит поэтами-петрашевцами – наследниками социальной по-эзии М. Ю. Лермонтова в 1849 году, задолго до опубликования восьмистишия, что делает несо-стоятельными попытки некоторых исследователей привязать историю создания произведения к дате его появления в печати» – пишут составители сборника. Что ж, интересно было бы узнать, ка-кие именно петрашевцы. А вот какие:
«Текст стихотворения «Прощай, немытая Россия» был опубликован при жизни современника М. Ю. Лермонтова (Д. Ахшарумова), развившего образ «Немытой России», который не возражал против лермонтовского авторства восьмистишия, ставшего знаменитым.»
Что ж, обратимся и мы к тексту Ахшарумова, написанному, напомню, через 8 лет после смерти Лермонтова
Я женщину увидел пред собой:
Чудовище передо мной стояло
Ужасной вышины, с огромной головой,
И руки грязные с участьем простирало:
Старуха мерзкая, отжившая свой век.
Немытая со дня рожденья,
На ней болезнь, разврат и преступленье, -
Всё, чем когда-либо был гадок человек;
Это называется «развивший образ немытой России»? Если я, например, назову исследовательни-цу Соснину «немытой», это будет означать, что она, по моему мнению, просто давно не мылась. Ес-ли же я назову «немытым» весь пятигорский форум, то здесь слово «немытый» уже употреблено в качестве эпитета. У Ахшарумова нет «немытой России», у него есть «немытая старуха». Да, петра-шевец Ахшарумов в этом образе – грязной отвратительной немытой старухи – запечатлел Родину. Именно так сей петрашевец, которому только что заменили смертную казнь ссылкой на Кавказ, Рос-сию себе и представлял. Но слово употребляется во вполне прямом значении. Не «немытая Россия», а немытая старуха.
Особенно умиляет здесь фраза «не возражал против лермонтовского авторства восьмистишия». Я тоже не возражал, пока не начал знакомиться с «аргументами» исследователей. А ещё Лев Толстой не возражал. И Альберт Эйнштейн не возражал. И Ленин со Сталиным не возражали. И Барак Оба-ма. И Папы Римские (ни один из них, в т.ч. и современники Лермонтова) не возражали. И что?
На выходе вместо «поэтов-петрашевцев» «развивших образ немытой России» мы получаем од-ного Ахшарумова, употребившего слово «немытая» по прямому назначению через 8 лет после смер-ти Лермонтова. Но авторы сборника, ничуть не стесняясь, на основании вышеприведённых «доказа-тельств» пишут в списке тезисов круглого стола: «Имеются косвенные свидетельства о существо-вании списков стихотворения в кружке поэтов-петрашевцев. Простите, но это прямой подлог. Та-кие аргументы не проходят даже в соцсетях среди школьников.
Далее авторы пишут: «Лексема «немытая» впервые зафиксирована в русской литературе в творчестве Николая Михайловича Языкова (1803-1846). В его стихотворении «Корчма» (02.01. 1825 г.) использован этот редкий для поэзии Золотого века авторский эпитет на грани прямого-переносного смысла.»
Я пить спросил – рукой немытой
Хозяйка кружку мне дала, –
Вода нечистая была:
Душа питья не приняла,
И я с поспешностью сердитой
Корчму покинул и лечу.
Несносный жар! я пить хочу!
Простите, это «на грани прямого-переносного смысла»? Следующий аргумент исследователей: «…Лермонтов употребляет это слово в поэме «Монго» («Мунго») в переносном, метафорическом значении». Читаем «Мунго»
Породы английской он был –
Флегматик с бурыми усами,
Собак и портер он любил,
Не занимался он чинами,
Ходил немытый целый день,
Носил фуражку набекрень;
Простите, но где тут метафорическое значение? Далее цитируется «Тамбовская казначейша»:
Но полк прошёл. За ним мелькает
Толпа мальчишек городских,
Немытых, шумных и босых.
Итого мы на всё творчество Лермонтова имеем два употребления слово «немытый» в совершен-но прямом смысле. А метафорического употребления «немытый» ни у него, ни у предшественников или современников нет совсем.
Культурологические аргументы, приведённые во вступительной статье, таковы:
(В. Ефимов; Г. Ефимов; В. И. Сиротин; Е. Н. Фадичева) – Нет неопровержимых доказательств в том, что стихи «Прощай, немытая Россия» не принадлежат перу М. Ю. Лермонтова. И надо ли было так торопиться отразить сомнение в этом в новом издании «М. Ю. Лермонтов. Энциклопе-дический словарь»?
Простите, но бремя доказательства лежит на том, кто выдвигает тезис. Мы имеем стихотворение, авторство которого не доказано. Доказывать, что вы не верблюд вы не обязаны. Доказывать, что вы верблюд, должен тот, кто назвал верблюдом вас. Т.е. те, кто приписывает Лермонтову стихотворе-ние.
«Торопиться»? Простите, с 1989-го года по 2014 сторонники лермонтовского авторства так и не привели контраргументов, подтверждающих подлинность произведения. Отразить сомнение после того, как четверть века ждали и не дождались доказательств, это значит «торопиться»?
Таковы аргументы из вступительной статьи. Теперь посмотрим на аргументы собственно из ста-тей авторов.
Журналист из Ессентуков Гальцев В.А. пишет: «Я знаю это стихотворение со школьных лет как стихотворение моего любимого поэта. Честно признаюсь, о существовании разных мнений по по-воду авторства данного произведения я узнал совсем недавно. И был премного удивлён. Между тем, в далёком 1990-м году (27 лет назад!) это стихотворение, а именно, идеи, в нём заложенные, по-могли мне написать проблемную статью: «Так ли воспитывать патриотов?», которая была опуб-ликована в нашей краевой газете «Ставропольская правда» (№№ 125-126 от 2 июня 1990 г.). <…>
Предлагаю вашему вниманию отрывок из той статьи:
«… Один из выступающих высказал мысль, которую можно свести к следующему: нам всем по-ра прекратить критиковать негативные явления в нашем обществе и, в частности, в армии, так как это играет на руку нашим врагам за рубежом… Не могу согласиться с этой точкой зрения. Как же тогда быть со строками М. Ю. Лермонтова:
«Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ»?
Гальцев вполне открыто объявляет нам свой мотив. Как же мы будем бороться с патриотизмом, если это не лермонтовское стихотворение? Надо, чтобы это был Лермонтов, тогда мы смело будем говорить: Лермонтов «эту страну» называл «немытой», значит, и нам сам бог велел!
В.А. Захаров из Москвы применяет аргумент ad hominem. «Ну, а кто такой Бушин? Да, совет-ский и российский писатель, публицист, литературный критик, фельетонист, общественный дея-тель. Вот и всё, что о нем найдете в интернете. Но это далеко не Бунин и не Распутин. Наверное, у него есть свой читатель, мне лично его творчество совершенно не интересно, как и тысячам чи-тателей России.
<…>
В феврале 1994 года, в преддверии 180-летнего юбилея поэта, версию Бушина в своей небольшой и малообоснованной статье, напечатанной в «Литературной России» (ЛР 1994, 18.02.94) поддер-жал некий Г. Е. Клечёнов, утверждавший причастность к мистификации/фальсификации архео-графа и издателя П. И. Бартенева. Ну и снова вопрос, а кто такой Клечёнов?
Спустя десять лет, в 2004-2006 гг. некая мадам А. А. Кутырёва двумя своими публикациями поддержала версию Бушина, и, как она считала, весьма аргументированно доказывала, что авто-ром фальшивки являлся Д. Минаев, а Бартенев был лишь её распространителем. Кто такая Куты-рёва и чем она известна в лермонтоведении
Кто такой М.Д. Эльзон, автор благоразумно спрашивать не стал. Но с Эльзоном он разделался не менее непринуждённо: «Известно, что Эльзон был большой фантазёр, который увлекшись какой ни будь идеей, с пеной у рта утверждал, что он точно знает, что тот или иной поэт или писатель по такому-то или иному поводу думал. Вот свои фантазии он и выкладывал в свои сообщения, а иногда и в свои писания».
Задать вопрос многолетнему директору Института русской литературы РАН (Пушкинский дом) член-корреспонденту Н.Н. Скатову «а ты кто такой?» Захаров тоже не осмелился. Но и Скатова За-харов легко укладывает на обе лопатки.
«Трудно сказать, что его подвигло на этот шаг, бывшего члена КПСС, а теперь отрекающегося от всяких марксистско-ленинских идей. Думается, у него развился новый метод отказа от всего прошлого коммунистического мировоззрения, господствовавшего и в литературоведении. Вероят-но, это была одна из попыток показать себя передовым российским литературоведом-аналитиком, патриотом, сокрушающим старые советские легенды.»
Ну, а другие противники лермонтовского авторства, такие как Хатюшин, Краснов (не путать с автором этих строк!), Сокуров и Бондаренко – вовсе пыль под ногами Захарова. И биография Лер-монтова, написанная Бондаренко – «Пустая и никчемная книга». Почему? А потому что «кто такой этот Бондаренко?!» «Чтобы написать подлинную биографию поэта, надо перелопатить столько материала, что и представить трудно. Ведь до сих пор никто из настоящих специалистов-лермонтоведов за это не взялся. А вот, видите ли, Бондаренко не побоялся»
Уместен вопрос, кто такой автор этой «научной» статьи Захаров? И чем он известен, кроме того, что похож на Паниковского с его знаменитым «А ты кто такой» и не менее известным «вы жалкая ничтожная личность»? Впрочем, перейдём к итогу «научной» захаровской работы.
«Считать, что Лермонтов не мог делать антипатриотические высказывания, это расписать-ся в своём собственном невежестве.
Если вы считаете, что А. Проханов, В. Бондаренко, Н. Бурляев и иже с ними, настоящие русские патриоты, я могу только посочувствовать тем, кто так примитивно мыслит, господа критики.
…
Вот почему мне неприятно видеть битие в грудь всяких, объявляющих себя православными, неофитов, которые и в храм-то не ходят, и не исповедуются, как это делал Лермонтов, что за-фиксировано не раз документально.
Все их рассуждения не имеют ничего общего с наукой, с подлинным лермонтоведением. Это просто дешёвая идеологизация, прикрытая завесой принадлежности к православию».
Далее за дело берётся Т. Ю. Колупанова.
«Резкое неприятие М. Ю. Лермонтовым социально-политической обстановки в стране приво-дит к тому, что в его творчестве концепт Россия приобретает содержательные компоненты «закабалённая», «закрепощённая», т. е. «взятая в кабалу, поставленная в зависимость от кого-нибудь»: «Прощай, немытая Россия, / Страна рабов, страна господ, / И вы, мундиры голубые, / И ты, им преданный народ» («Прощай, немытая Россия…»); «Россию продает Фадей / Не в первый раз, как вам известно, / Пожалуй он продаст жену, детей / И мир земной и рай небесный…» (Эпи-грамма на Ф. Булгарина, I); «Настанет год, России черный год, / Когда царей корона упадет; / За-будет чернь к ним прежнюю любовь, / И пища многих будет смерть и кровь…» («Предсказание»).
Актуализации подобной авторской позиции способствуют свободные сочетания имен прилага-тельных с ключевыми словами, номинирующими исследуемую лексему (Россия, родина, страна), что позволяет выявить признаковое наполнение концепта Россия: нищая, сирая, порочная, немытая».
Секундочку. «Немытая» встречается только в данном стихотворении, подлинность которого, до-казывается тем, что слово «немытая» встречается именно в нём же самом. Это во вступительной ста-тье уже было. Этим нас уже не удивишь. Но как из того, что Булгарин (по мнению Лермонтова) го-тов продать не только Россию, но и жену с детьми, исследовательница вывела, что Россия нищия и сирая? А как она вывела из того, что «придёт России чёрный год» тот факт, что Россия порочная? Это выше моего понимания.
Пафос статьи Н. В. Маркелова из Пятигорска также направлен против проклятых патриотов.
«Лермонтов не нуждается ни в адвокатах, неизмеримо более низких по уровню интеллекта, чем он сам, ни в воинствующих охранителях его патриотизма, истинного содержания которого они, увы, понять просто не в состоянии».
Устрашённый и раздавленный тяжестью этих «научных» доказательств, автор приступил к чте-нию статьи О.В. Миллер. Статья Ольги Валентиновны, написанная ещё в 2005-м году, называется «Кто прощался с немытой Россией, уезжая на Кавказ?». Считается, что в ней маститый литературо-вед, заведовавшая долгое время лермонтовским кабинетом в Пушкинском доме, решительно и окон-чательно расправилась со всеми попытками оспорить авторство Михаила Юрьевича. Более того, на её указанную работу, ссылаются так или иначе едва ли не все авторы сборника. Однако аргументы О.В. Миллер оказались ни чуть не серьёзнее.
Стихотворение нравилось В.Г. Короленко в 1890-м году, а у крупнейших исследователей, в т.ч. Виноградова «авторство Лермонтова не вызывало сомнений»
Помилуйте, Ольга Валентиновна! То, что «крупнейшие исследователи», не высказывали сомне-ний, ещё не значит, что их не было. Ведь вы же сами, г-жа Миллер, пишете: «известно мнение неко-торых литературоведов, хотя и не выступивших в печати по этому поводу, но также сомневающихся, что стихотворение написано Лермонтовым». Но даже если «крупнейшие исследователи» (а равно В.Г. Короленко) и впрямь не сомневались в авторстве Михаила Юрьевича, что это доказывает? У любого человека, который специально не занимался вопросом подлинности той или иной подделки, её подлинность может не вызвать сомнений. Тот факт, что «никто не сомневается» доказательством подлинности не является. Особенно учитывая, что в настоящий момент такие сомнения есть.
Следующий аргумент исследовательницы: «Недавно в своём выступлении Виталий Коротич по другому поводу высказал очень точную мысль, существенную в данном случае. Он напомнил, что советские годы приучили нас рассматривать понятия «Родина» и «государство» как нечто единое. Но это далеко не одно и то же.
Не видел такого противоречия и французский путешественник Альфред де Кюстин. Посетив Россию в 1839 году, он писал: «Я видел в России людей, краснеющих при мысли о гнёте сурового ре-жима, под которым они принуждены жить, не смея жаловаться; эти люди чувствуют себя сво-бодными только перед лицом неприятеля; они едут на войну в глубине Кавказа, чтобы отдохнуть от ига, тяготеющего на их Родине». Француз уловил настроение подлинных патриотов. Удиви-тельно, насколько эти строки созвучны стихотворению Лермонтова»
Произведение де Кюстина, невзлюбившего не столько русское государство (конечно, отнюдь не безупречное), сколько Россию как таковую, увидело свет в 1843-м году, через 2 года после смерти Лермонтова. Патентованного русофоба исследовательница записывает чуть ли не в русские патрио-ты. Но эту странность г-жи Миллер мы обсуждать не будем, для нас важно, что популярность де Кюстина в России началась много позже смерти Лермонтова, уже на другом этапе развития общест-ва и при другом накале в нём либеральной мысли. Не логичнее ли предположить, что не де Кюстин почерпнул «ценную мысль» у русских дворян конца 30-х, а интеллигенция второй половины XIX-го века – у де Кюстина, книгами которого она зачитывалась? В России 40-х гг. де Кюстиновские мысли совсем не вызывали восторга не только у бюрократии, но и в более широких дворянских кругах.
Впрочем, у де Кюстина были поклонники и в 1840-х. Процитируем исследование творчества де Кюстина, принадлежавшее Ксении Мяло: «По сути дела, Европа здесь столкнулась с явлением ещё новым для себя, с жанром, которому великое будущее было уготовано лишь в следующем веке. С жанром политической публицистики, тяготеющей по своей семантике к мифу, с последующим пре-вращением этого мифа в политический факт огромного значения и обоснование конкретных поли-тических действий. Триумфу де Кюстина в Европе сопутствовал страстный интерес к нему в Рос-сии. То общественное мнение, которое традиционно именовалось "прогрессивным", с восторгом, так болезненно поражавшим ещё Пушкина при виде энтузиазма, высказываемого "передовой моло-дежью" в связи с известиями о русских неудачах в Польше, приняло вынесенный России приговор»
Как видим, «прогрессивное» направление (к которому ни Пушкин, ни Лермонтов отнюдь не при-надлежали) в России никуда не делось. Напротив, представители его, оседлав отечественное литера-туроведение, записывают де Кюстина едва ли не в русские патриоты. И с болезненной эмоциональ-ностью делают из Лермонтова кюстиновского единомышленника. Слова самого Лермонтова, пусть сказанные и не про де Кюстина, напрашиваются сами собой.
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что; он руку поднимал!..
Далее Миллер пишет: «Другим доводом в пользу своей гипотезы авторы, отрицающие принад-лежность Лермонтову стихотворения, аргументируют тем, что стихотворение долгие годы не было известно, в печати не появлялось, не было переправлено Герцену в «Полярную звезду» или в «Колокол».
Бушин даже удивляется, что Бартенев, получив этот текст в 1873 году, не отослал его Герце-ну (которого уже три года не было в живых)».
Приведём цитату из Бушина.
«Вот уж если «Во глубине сибирских руд» или «Смерть Поэта» ходили действительно широко, так это и подтверждается обилием и свежестью упомянутых «следов».
Но еще более, чем первое столь позднее письменное упоминание, настораживает первая публи-кация стихотворения. Она состоялась, как мы уже говорили, в 1887 году, то есть спустя почти полвека после смерти поэта. Такой срок невольно наводит на новые раздумья, рождает особенно много сомнений.
Действительно, ведь были же гораздо раньше достаточно благоприятные времена и обстоя-тельства для обнародования. Разве не странно, например, что восьмистишие, которое широко хо-дило по рукам, не попало на страницы «Полярной звезды» или «Колокола» еще в 50-60-е годы? По-чему? Ведь Герцен и Огарев настойчиво, жадно искали тогда для своих зарубежных изданий произ-ведения подобного рода, и им удавалось всеми правдами и неправдами – помогали доброхотные кор-респонденты – получать из России и предавать гласности многие запрещенные или еще ненапеча-танные сочинения Рылеева, Пушкина, Белинского, Некрасова, Михайлова, Вейнберга и других писа-телей. Так, уже в 1856 году в «Полярной звезде» публикуется упоминавшееся нами послание Пушки-на декабристам «Во глубине сибирских руд». В 1860 году в «Колоколе» появились всего два года то-му назад написанные «Размышления у парадного подъезда» Некрасова. В 1861 году в огаревском сборнике «Русская потаенная литература 19-го столетия», вышедшем в Лондоне, печатается знаменитая эпиграмма Пушкина на Аракчеева – «Всей России притеснитель» и т. д. Там, за грани-цей, у Герцена и Огарева впервые являются на свет стихи и самого Лермонтова: в 1858 году в «По-лярной звезде на 1856 г.» – «Смерть Поэта», позже в «Колоколе» – «Увы! Как скучен этот го-род…»
Среди корреспондентов Герцена были такие литературно осведомленные писатели, критики, публицисты, как Добролюбов, Тургенев, Бакунин, Анненков и другие. Почему же никто из них не от-правил в Лондон, а потом в Женеву пропагандистски столь эффектное произведение великого по-эта, будто бы ходившее по рукам так широко? Почему не сделал этого сам Бартенев, обладатель копии, сделанной якобы с подлинника? Быть может, между Бартеневым и Герценом не существо-вало никаких отношений или они сложились неприязненно? Ничего подобного! Еще в 1858 году Бар-тенев передал Герцену «Записки Екатерины Второй», которые и были незамедлительно опублико-ваны в Лондоне на следующий же год. Вот бы при этом и восьмистишие-то передать! Ан нет…»
Бушин разоблачает слова иных литературоведов, которые настаивали на том, что стихотворение широко ходило по рукам. И показывает, что этому нет никаких свидетельств. Из чего Ольга Вален-тиновна сделала вывод о том, что Бартенев «получил этот текст в 1873 году» - совершенно неясно. К такому выводу нет ровным счётом никаких предпосылок. Вот то самое письмо Бартенева Ефремо-ву.
С рукописью Лермонтова произошла оказия: прежде, чем <была> кончена копия, ее потребова-ла назад доставительница, г<оспо>жа Столыпина и обещалась списаться с Шангиреями.
Вот еще стихи Лермонтова, списанные с подлинника.
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, послушный им народ.
Быть может, за хребтом Кавказа
Укроюсь от твоих ц<арей>
От их невидящего глаза,
От их неслышащих ушей.
Где в письме Бартенева Ефимову уважаемая Миллер увидела, что стихи попали к Бартеневу в 1873-м году? Бартенев пишет «С рукописью произошла оказия, а вот ещё стихи». Рукопись (это бы-ла рукопись неоконченного романа «Вадим»), была затребована назад г-жой Столыпиной. Но стихи вообще никак не связаны с рукописью, и могли либо храниться у Бартенева сколь угодно долго, к Столыпиной и Шангиреям они не имеют никакого отношения. Следовательно, Бартенев и послать эти стихи Герцену мог ещё при жизни Александра Ивановича. Но не послал, и Бушин совершенно оправдано использует это в качестве аргумента.
Прежде, чем обвинять Бушина в «неточности», г-же Миллер лучше бы уделить больше внимания чтению бартеневского письма-первоисточника.
«В письме Н. Н. Буковского к А. В. Орешникову есть сведения, не известные Бартеневу. Буков-ский под текстом указал: «1841 г. Москва. Перед отъездом в последний раз на Кавказ» Значит, был ещё источник текста с указанием даты и места написания». – пишет О.В. Миллер.
Простите, но это ровным счётом ничего не значит. Кроме того, что Буковский по каким-то при-чинам так считал. Например, если я в письме кому-либо напишу, что некий литературовед – идиот, это не будет означать, что у меня на руках есть «ещё источник» с указанием его (или её) медицин-ского диагноза.
Ну и наконец, по мнению Миллер, не мог Бартенев совершить подделку, потому что он хороший. «Вероятно, самое главное обстоятельство, которым надо руководствоваться при решении этого вопроса, – это личность Бартенева, всю жизнь посвятившего собиранию и публикации документов по русской истории, по истории литературы, без которых наша наука была бы намного беднее».
При этом она игнорирует как минимум Эльзона (умышленно игнорирует, ибо короткую статью Эльзона она обильно критикует). А у него чёрным по белому написано:
«Что же касается «непоколебимой репутации» П. И. Бартенева, то новейшие разыскания ус-тановили абсолютную мифологичность его статьи «Об А. А. Фете и его кончине», написанной явно с расчетом на то, что ее некому будет оспорить». Ссылается Эльзон на Н.П. Генералову.
Итак, в статье О.В. Миллер нет ровным счётом ни одного более-менее убедительного довода ав-торства Лермонтова! Зато натяжек и прямых искажений – полно.
Кандидат филологических наук А. В. Очман, повторив «аргумент Короленко», который оши-баться не мог, ибо обладал «тонким художественным чутьём и высокопрофессиональной художе-ственной хваткой», переходит к другим, не менее «убедительным» доказательствам. По его мне-нию, стихотворение принадлежит Лермонтову, поскольку выражает сильную степень гнева.
Глубочайшая лермонтовская уязвлённость порождает интенсивную вспышку гнева – одномо-ментную, мощную, порожденную осознанием неадекватности, несправедливости такого отноше-ния к себе со стороны любимой им России <…> Здесь впору припомнить некрасовское: «То сердце не научится любить, которое устало ненавидеть». Гневно-отчаянная лермонтовская реакция на оскорбительные деяния властей ситуационно соотносится с положением, в какое попадает Чац-кий, объявленный сумасшедшим и вынужденный громко хлопнуть дверью и демонстративно поки-нуть пределы света: «Карету мне, карету!»
Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету
Где оскорбленному есть чувству уголок!!!
Причём тут Чацкий? И каким образом литературовед усмотрел в стихотворении «вспышку гне-ва»? Ни один артист, читающий это стихотворение, включая Олега Даля и Александра Кутепова, «вспышки гнева» в нём не усмотрел. И размер, и лексика стихотворения настолько не похожи на «интенсивную вспышку гнева», что уже начинаешь сомневаться, читал Очман вообще это стихотворение. И такие сомнения имеют под собой почву. Потому что стихотворения Некрасова, которое наш матёрый литературовед цитирует, он точно не читал, и знаком с ним лишь по двум цитируемым строчкам, которые есть в детских хрестоматиях. Приведём стихотворение полностю.
Замолкни, Муза мести и печали!
Я сон чужой тревожить не хочу,
Довольно мы с тобою проклинали.
Один я умираю – и молчу.
К чему хандрить, оплакивать потери?
Когда б хоть легче было от того!
Мне самому, как скрип тюремной двери,
Противны стоны сердца моего.
Всему конец. Ненастьем и грозою
Мой тёмный путь недаром омрача,
Не просветлеет небо надо мною,
Не бросит в душу теплого луча...
Волшебный луч любви и возрожденья!
Я звал тебя – во сне и наяву,
В труде, в борьбе, на рубеже паденья
Я звал тебя, – теперь уж не зову!
Той бездны сам я не хотел бы видеть,
Которую ты можешь осветить...
То сердце не научится любить,
Которое устало ненавидеть.
Как видим, стихотворение «Замолкни, Муза мести и печали!» смысл имеет прямо противопо-ложный тому, что вкладывает в него профессор Очман. Некрасов пишет, что сердце, уставшее от не-нависти, уже не сможет никогда полюбить. Очман – о том, что нет любви (к Родине) без ненависти к ней. Здесь, кстати, он не оригинален. Почему-то едва ли не все авторы сборника тем или иным спо-собом пытаются доказать нам, что ненависть к Родине – дело исключительно хорошее, полезное и необходимое любому нормальному человеку. Вроде Лермонтова. После чего обвиняют оппонентов в политизированности.
Ещё одно доказательство Очмана звучит так: «Лермонтов наверняка разделял горечь своего ку-мира: «Чёрт догадал меня родиться в России с душою и талантом». По такой логике, если литера-туровед Очман любит музыку Чайковского, то наверняка разделяет и его нетрадиционные увлече-ния. Так это или нет, судить не берусь, приведу вместо этого другие аргументы исследователя:
- Лермонтов был знаком с творчеством Чаадаева, значит, мог так написать «Немытую Россию».
- Лермонтов написал другу из деревни «еть не могу, потому что девки воняют», а отсюда уже, по мнению исследователя, и до всероссийской немытости «всего один шаг».
- В «Монго» у Лермонтова «Ходил немытый целый день» человек из дворянских кругов, а в «Тамбовской казначейше» немытыми бегали уже босые городские мальчишки. Следовательно, не-мыты были все. А все – это вся Россия!
- Лермонтов читал Байрона, а у того есть строки
Прости, прости! Все крепнет шквал,
Всё выше вал встаёт,
И берег Англии пропал
Среди кипящих вод.
«Прости» это без пяти минут «прощай», поэтому стихотворение написал Лермонтов. Даже если предположить, что тут есть хоть какая-то связь, то как это доказывает авторство Лермонтова? В Рос-сии никто, кроме Лермонтова, не читал«Чайльд-Гарольда»?
В общем, если прибавить к байроновской поэме воняющих девок из письма к Раевскому, маль-чишек из «Тамбовской казначейши», письма Чаадаева и забывающего умывать лицо дворянина из «Монго», то авторство каким-то образом становится доказанным. Наука!
А заканчивает Очман на пафосной ноте.
«Наконец, сторонники антилермонтовского происхождения «Немытой России» сетуют по по-воду её «мало высокохудожественности», инородности в контексте его поэзии, забывая о жанро-вой сущности инвективы, в особенности если в ней преобладают яростное обличение, сарказм, – увы, обрекающей её на прямолинейность, ограниченность выразительных средств. Пройдет сто-летие и нечто подобное в отечественной поэзии повторится вновь: Осип Мандельштам, отринув атрибуты собственной крайне усложненной поэтической манеры и стиля, создаёт в 1934 г. уни-кальное «Мы живём, под собою не чуя страны» – потрясающий аналог лермонтовского свершения.»
Лично меня в мандельштамовском «шедевре» более всего потрясают две вещи. Ударение на пер-вом слоге в слове «кому»: «Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз» и политическое обви-нение Сталина в том, что он «бабачит и тычет», причём «тычет» рифмуется с «хнычет». О вкусах, впрочем, не спорят, понятно, что матёрый литературовед после десятистраничного рассуждения о Чаадаеве, Чайльд-Гарольде, Грибоедове и героях незаконченных поэм малоизвестных авторов, обоснует вам, что это-то как раз и есть самое у Мандельштама гениальное. Спорить с ним не будем.
Однако каким образом Мандельштам доказывает авторство Лермонтова, остаётся опять же со-вершенно непонятным. В огороде Мандельштам, а в Киеве «немытая Россия».
Далее за дело берётся Захар Прилепин, которому, как видно, конъюнктура литературного рынка 17-го года велела опять записаться в либералы.
«…я с печалью осознал, что дорогие россияне, конкретные русские люди, в том числе профес-сиональные патриоты и патриоты-любители, лет, кажется, уже тридцать не читали стихов. То есть вообще». – Обращается к невеждам с гневной отповедью Прилепин, имея в виду, по-видимому, членкора Н.Н. Скатова, профессора И. П. Щеблыкина, а также литературоведа М.Д. Эльзона.
«В последние дни вдруг стало модным – у патриотов свои тренды! – доказывать, что Лермон-тов стихов про «немытую Россию» вообще не писал.
Но как это доказывают!
Это доказывают просто гениально: Лермонтов, говорят нам, не мог Россию назвать «немы-той», ведь русские были… очень чистоплотным народом. И Лермонтов про это знал. Он наверняка мылся вместе с русскими мужиками, а иногда и с русскими женщинами.
Это, друзья мои, просто ужасно. Ужасно это потому, что вы, простите, глуховаты».
То ли Прилепин не подозревает о системе аргументации противников лермонтовского авторства, то ли умышленно подменяет её «банным» аргументом. Но авторы сборника считают такую аргумен-тацию вполне достойной своего научного труда.
А если кто-то выражает сомнение в авторстве, то он – идиот, квасной патриот и шовинист.
Характерным для себя кукарекающим тоном Прилепин предлагает квасным патриотам усом-ниться в авторстве некоторых стихов Есенина, где тоже можно, по его мнению, увидеть нелюбовь к России. Собственно, примерами из Есенина, в которых поэт употребляет по адресу России весьма жёсткие эпитеты, статья Прилепина начинается и заканчивается. Захаров, текст которого мы цити-ровали выше, проходится по патриотам куда злее.
После прилепинского «лирического отступления» известный и авторитетный (не как О.В. Мил-лер, но всё же) литературовед Н.В. Сапрыгина из Одессы вновь поднимает дискуссию на филологи-ческие высоты.
«Трудно представить, – пишет она, – чтобы Бартенев, если бы ему сподобилось сочинить пре-красное стихотворение, не стал бы, радуясь удаче, читать его друзьям как своё, а решил бы под-бросить стихи покойному Лермонтову, у которого и своей славы хватало. Предположения М. Эль-зона о том, что Бартенев выдал своё стихотворение за лермонтовское, не соответствуют психо-логическому подходу. Биографический метод подсказывает, что содержание стихотворения соот-носится с биографией Лермонтова, а не Бартенева».
Итак, стихотворение уже заведомо прекрасное, хотя его «прекрасность» никому не приходила в голову на протяжении долгих десятилетий с момента гибели поэта и до опубликования. «Прекрас-ное» и при этом чрезвычайно политически острое стихотворение нигде не ходило в списках или изу-стно, в отличие от других прекрасных (уже без кавычек) и острых лермонтовских стихов. А круп-нейший специалист по Лермонтову Ефремов, которому Бертенев переслал это стихотворение, так и не включил его ни в одно из изданий поэта, которые он готовил. Не увидев в нём ничего ни прекрас-ного, ни лермонтовского. Кстати, этот факт, который особо подчёркивает Эльзон, подобными «пси-хологами» от литературоведения старательно игнорируется.
Что касается «биографического метода» Лермонтова, то это вовсе не аргумент. Представьте себе, что вы собираетесь писать «под Лермонтова». Будите ли вы в этом случае упоминать про особенно-сти своей биографии?
Что же касается «психологического подхода», то с ним всё ещё яснее. Ведь ещё Бушин в 1989-м году писал «Даже исследователи, находящиеся по иным весьма важным вопросам лермонтоведения на противоположных позициях, единодушны в критической оценке публикаторской деятельности Бартенева. Так, один говорит о «крайнем дилетантизме его публикаторских приемов», более того – «о полной несостоятельности Бартенева-публикатора»; другой, назвав его «из рук вон плохим публикатором», заявляет: «Он не задумывался над тем, что публикует, его не интересовало, вызы-вает ли доверие публикуемый им текст. Важно было только опубликовать оригинальную, а еще лучше – сенсационную новинку». Тут же приводятся непустячные примеры подобных «новинок». Так, в 1885 году под видом некрасовского Бартенев обнародовал стихотворение «Заздравный кубок подымая», посвященное Муравьеву-вешателю, печально знаменитому графу-мракобесу. Разумеет-ся, ничего подобного Н. А. Некрасов не писал и не мог написать. В 1889 году Бартенев поместил в своем журнале стихотворение «Великих зрелищ, мировых судеб», объявив, что это неизданный Тютчев. На самом деле стихотворение принадлежало Некрасову и дважды было им напечатано.
По поводу последнего эпизода исследователь восклицал: «Как напоминает этот пример публи-кацию Бартеневым «неизданного» стихотворения Лермонтова в 1890 году!» То есть он усматри-вает здесь сходство лишь в том, что в обоих случаях под видом новинки преподносились вещи уже дважды напечатанные. А между тем, думается, тут возможно гораздо более глубокое сходство: как в первом случае под видом неизданного Тютчева, так и во втором под видом неизданного Лер-монтова публиковались стихи чужие, названным поэтам не принадлежавшие. В самом деле, если имена Тютчева и Некрасова публикатор мог использовать для фабрикации «сенсационных нови-нок», то почему бы он остановился перед Лермонтовым?»
Мотив, который Сапрыгина видеть отказывается, в действительности лежит на поверхности. По поводу же якобы «безупречной репутации» Бартенева – статью Эльзона мы цитировали чуть выше.
«Доказав» методом психологическим и биографическим подлинность стихотворения, Сапрыгина обращается к другим, не менее грозным методам: «Воспользуемся структурным методом с целью доказать, что стихотворение является шедевром и принадлежит Лермонтову».
Формулировка крайне удачна. Цель – доказать, что стихотворение принадлежит Лермонтову – у Сапрыгиной стоит уже заранее. Осталось только подобрать доказательства. Что она немедля и дела-ет.
Стихотворение известно в двух вариантах.
1-й вариант
Прощай, немытая Россия.
Страна рабов, страна господ.
И вы, мундиры голубые.
И ты, послушный им народ.
Быть может, за хребтом Кавказа
Сокроюсь от твоих царей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.
2-й вариант
Прощай, немытая Россия.
Страна рабов, страна господ.
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.
Существует ещё несколько разночтений, на которых сейчас останавливаться не будем.
Простите, но как это не будем? Очень даже будем. Во-первых, почему стихотворение, по мнению Сапрыгиной, существует в двух именно таких вариантах? Первый вариант его (письмо Бартенева Ефремову 1873г.) содержал редакцию «невидящего глаза… неслышащих ушей». Что звучит совсем не так поэтично, как «всевидящих и всеслышащих». В самом деле, «цари» (не паши, а цари, которые пока ещё рифмуются с «ушами», Лермонтов бы от такой рифмы свалился с коня) вовсе не всевидя-щие. Они всего лишь не видят и не слышат (видимо, происходящего в стране и стонов угнетённых). А это куда менее обидно, чем если они всё видят и слышат, но сознательно выстраивают именно та-кую людоедскую систему. Да ещё и опираясь при этом не на послушный, а на преданный им народ.
В 1877-м в письме Путяте у Бартенева уже всевидящий глаз и всеслышащие уши, а «послушный» народ, меняется на «покорный».
Далее – в 1887-м и 1889 году – текст дважды публикует Висковатов с рифмой «вождей-ушей».
И лишь после этого, в 1890-м, появляется «окончательный» вариант Бартенева. Где «уши» нако-нец-то рифмуется с «пашами», появляется «им преданный народ» и т.д.
Первый из сапрыгинских вариантов вообще не существует в реальности, а является контамина-цией из первого и второго варианта Бартенева, созданной советскими издателями в 1936-м году. Второй – окончательный бартеневский вариант. Он и печатался в собраниях сочинений Лермонтова более поздних лет. Его сейчас проходят и в школе.
Существующие в реальности 5 (а с вариантом из сигнального номера 6!) редакций, в которых на протяжении 17 лет Бартенев и Висковатов перерабатывают первоначальное стихотворение в более удачное, Сапрыгина старательно не замечает. Это она называет «ещё несколько разночтений, на ко-торых сейчас останавливаться не будем»!
Почему же, Сапрыгина об этом предпочитает молчать и почему пишет о «двух вариантах»? А потому что у неё изначально стоит цель «доказать, что стихотворение является шедевром и при-надлежит Лермонтову». Тут объективностью и не пахнет.
А вот доказательства шедевральности» в исполнении исследовательницы.
«Вторая строка говорит о рабстве, о подчинении господам. Седьмая строка говорит о том, что и господа, и рабы подчиняются владыкам, власть которых безгранична. Седьмая строка явля-ется второй снизу. Мы видим симметрию этих строк. Ось симметрии проходит по строфическому разделу. Симметрия – один из признаков гармонии.»
Простите. Вторая строка это «Страна рабов, страна господ.» А седьмая – «От их всевидящего глаза».
По мнению Сапрыгиной «От их всевидящего глаза» означает, «что и господа, и рабы подчиня-ются владыкам, власть которых безгранична»? Простите, но почему? А потому что Сапрыгиной надо доказать гениальность стихотворения. Для этого она решила приписать ему некую уникальную симметрию. А для того чтобы приписать симметрию, «один из признаков гармонии», и нужны эти извращения (хотел было написать «вольные трактовки», но это именно извращения) смысла.
Подобным образом можно рассмотреть ВСЕ без исключения «аргументы» этой исследователь-ницы далее по тексту, чего я делать не буду просто из экономии места.
Я остановлюсь лишь на одном.
«От их всевидящего» это, по мнению Сапрыгиной, «Редкая ритмическая фигура в 7-й строке, совпадающая с границами фонетического слова». Фонетическое слово, как учат нас словари, это «группа слогов, объединенная одним ударением». Например, «от винта» или «дожить бы» это два словарных слова, но одно фонетическое. Начёт того, что «от их всевидящего» – это группа слогов со всего одним ударением, могут быть разные мнения. По крайней мере, у таких известных артистов, как Кутепов и Даль чётко слышны два ударения в этой фразе. На «их» и «на всевИдящего». То же касается и непрофессионалов, которые обильно услаждают наш слух чтением этого стихотворения с помощью ютуба.
Вот Кутепов: https://www.youtube.com/watch?v=sZYfplPMSh0
А вот Даль: https://www.youtube.com/watch?v=TV76NR0VM54
Но спорить с кандидатом наук мы не будем, поверим ей на слово. Пусть «от их всевидящего» бу-дет у нас одним фонетическим словом. Какой из этого исследовательница делает вывод? Очень ин-тересный:
«В других произведениях Лермонтова есть аналогичная восьмой строке ритмическая фигура: И над вершинами Кавказа; Его убийца хладнокровно; Но беспрестанно и напрасно и др. У других ав-торов аналогичная фигура также встречается. Как мимолётное виденье; И божество, и вдохнове-нье; Адмиралтейская игла; Его тоскующую лень; Её изнеженные пальцы (Пушкин). По вечерам над ресторанами; Той снисходительной улыбки; Испепеляющие годы (Блок). Как обещала, не обманывая (Пастернак). Но только в выделенных полужирным шрифтом примерах границы фонетического слова совпадают с границами симметричной ритмической фигуры.
Эта конструкция – редкая. Автор использует её для выделения финальных строк. Таким обра-зом, мы видим, что автор стихотворения виртуозно владеет стихотворной техникой».
Итак, эта фигура редкая. Я (ибо статья Сапрыгиной просто толкает мои поиски в этом направле-нии) обратился к книге видного отечественного психиатра Карпова «Творчество душевнобольных». И там в разделе о прогрессивном параличе нашёл ещё одного талантливейшего автора, использую-щего «аналогичную восьмой строке ритмическую фигуру».
Как скрягу каждая монета
До жгучей радости прельщает.
Как рай пророка Магомета
Движенье Ваше обольщает.
Кстати, если исхитриться и считать, что «Как рай пророка Магомета» это одно фонетическое слово, то безымянный больной написал безусловный шедевр. В стихах этого пациента «редкая кон-струкция» встречается неоднократно, пожалуй, даже чаще, чем в творчестве Пастернака или Лер-монтова.
Впрочем, шутки шутками, но «редкая конструкция», встречающаяся у каждого первого графома-на и у каждого второго больного, которому психиатр прописывает терапию творчеством, у исследо-вательницы Сапрыгиной служит почему-то доказательством гениальности.
Интересно, что Сапрыгина не нашла у Лермонтова ни одного случая, в котором «границы фоне-тического слова совпадают с границами «симметричной ритмической фигуры». Зато нашла два та-ковых у Пушкина. Может быть, тогда ей следует предположить, что автором был не Лермонтов, а Пушкин? Бартенев, кстати, был как раз специалистом по Пушкину. В среде противников лермонтов-ского авторства давно уже говорится о том, что «Прощай немытая Россия» это пушкинская «Прощай свободная стихия»… Уж не вдохновили ли Бартенева помимо этой пушкинской строки ещё и «её изнеженные пальцы» в результате чего и получилось «его всевидящего глаза»?» Впрочем, здесь мы вступаем на путь литературоведния а-ля Сапрыгина, Миллер и прочие, а это путь заведомо тупико-вый, ибо идя по нему, можно с равным успехом доказать абсолютно всё что угодно.
В конце, обобщив с полдюжины таких «аргументов», Сапрыгина делает вывод: «На основании изложенного мы можем утверждать, что стихотворение «Прощай, немытая Россия» создал именно Лермонтов»
По-видимому, здесь расчёт на то, что читатель испугается многобуквия и частого использования слов «синекдоха», «пиррихий», «интертекстуальность» и «инвектива», вследствие чего просто пове-рит на слово кандидату наук. Но читатели бывают разные.
Исследователь Сиротин умудрился связать всё происходящее вокруг стихотворения с… клерика-лизацией российского общества (напомню, статья Бушина вышла в 1989-м году), тут уж, как гово-риться, у кого чего болит. Есть люди, везде видящие «заговор попов».
«Принимая во внимание разнопонимание и пристрастные оценки стихотворения, следует ука-зать на опасность, стоящую перед современной филологией. Она заключается в псевдопатриоти-ческом желании «подчистить» русскую классическую литературу. Изъять из неё то, что, по мне-нию блюстителей ложного патриотизма, выставляет классиков в невыгодном, как они считают, свете. Если так, то надо изъять из уст А. П. Чехова его горькие слова: «Нам надо по капле выдав-ливать из себя раба». И не только Чехова – и не только в прошлом… Напомню о проходящей в на-стоящее время дискуссии относительно сказки Пушкина «О попе и его работнике Балде».
В своё время В. И. Жуковский по цензурным соображениям заменил попа на купца Кузьму Осто-лопа («Жил-был купец Кузьма Остолоп По прозванию Осиновый Лоб»). Далее всюду поп был заменён на Кузьму, «попадья» – на «хозяйку», «поповна» – на «дочку», а «попёнок» – на «сыночка». Лишь в 1882 году в собрании пушкинских сочинений под редакцией П. Е. Ефремова сказка была напечатана по авторской рукописи. В изданиях до начала XX века сказка публиковалась с купцом Остолопом. Теперь некоторые деятели из РПЦ предлагают вернуться к редакции Жуковского.
Считаю, что как клерикализация образования в России, так и, с политической подоплёкой, идео-логизация культуры является почвой, на которой произрастают сорняки от филологии. Этот пре-цедент опасен для национальной культуры и, отнюдь не выбеливая русских классиков, которые, за-мечу, в том не нуждаются, – выставляет в невыгодном свете исследователей, настойчиво пы-тающихся «надеть» на них монашеский клобук или политически «выстиранные» ризы».
Исследовательница Соснина пытается расправиться с «немытостью». Проблема, напомним, в том, что никто не употреблял в русской литературе слово «немытый» в переносном значении при жизни Лермонтова и несколько десятилетий после его смерти.
««Немытый» – не самый распространённый эпитет поэтического слога. Этого прилагательно-го нет даже в четырёхтомном «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля, со-ставленном в 1863-1866 гг.» – признаёт проблему Соснина. И тут же её решает.
Слово «немытый» появляется в позднейших словарях: так, например, «Словарь русской идио-матики» выстраивает такой синонимический ряд: «немытый – аморальный, безнравственный, бесстыжий, порочный…, не очищенный от грязи, … неблагопристойный, невымытый, невычищен-ный, … нечистый и т. д.». Сравним у Лермонтова в стихотворении «Прекрасны вы, поля земли род-ной» (1831 г.):
Но этот снег летучий, серебристый
И для страны порочной – слишком чистый
Не веселит мне сердце никогда…
Лермонтов в 1831 г. уже назвал страну порочной (Автограф сохранился – находится в ИРЛИ). А немытый – порочный стоят в одном синонимическом ряду!»
Далее исследовательница напоминает читателям строчку «не смоете своею чёрной кровью» – ура – в языке Лермонтова присутствовал глагол мыть! Да ещё и в переносном значении. Впрочем, что это доказывает? Понятное дело, что выражение «смыть кровью» присутствовало в языке того време-ни. Но причём тут «немытый», которого в переносном значении не было ни у кого, и у Лермонтова в том числе?
Аргумент, мягко говоря, шаткий, поэтому филолог обращается к… М.Н. Языкову. Тот, оказыва-ется, регулярно упоминал в своих произведениях грязь, а кроме того был очень талантлив, о чём пи-сал сам Гоголь. Мог Лермонтов знать творчество Языкова? Мог.
А теперь прибавим к этому стихотворение Веневитинова
Грязь, мерзость, вонь и тараканы
И надо всем хозяйский кнут –
И вот что многие болваны
«Священной родиной» зовут.
И всё это вместе – и является доказательством того, что Лермонтов мог употребить в адрес Рос-сии эпитет «немытая».
Не менее ценным доказательством служит, по мнению Сосниной стихотворение Тургенева из романа Новь, где есть такие строки:
И та же грязь, и вонь, и бедность, и тоска!
И тот же рабский взгляд, то дерзкий, то унылый…
«Наблюдая увядающую, неактивную, безынициативную Россию, – разъясняет нам Соснина, – Иван Сергеевич Тургенев в стихотворении «Сон», включённом в роман «Новь», <…> обращается к понятиям «грязь» и «рабство», являющиеся для него неотделимыми. Прав был Захар Прилепин, ко-гда, обращаясь к оппонентам лермонтовского авторства стихотворения «Прощай, немытая Рос-сия», написал, что нельзя судить о стихах человеку, который не читает их в принципе. Иначе ра-боты интересантам от литературы прибавилось бы. Пришлось бы им доказывать, что и А. И. Тургенев не писал роман «Новь», и не вкладывал в уста Нежданову стихов, столь пронизанных лер-монтовским духом!
Прилепин за большой занятостью в моноспектаклях, предвыборных компаниях и отыгрывании роли батяни-комбата на Донбассе действительно поленился написать статью толком. И поэтому об-рушил на голову патриотов-несмышлёнышей только вырванные из контекста строки Есенина, в коих посоветовал им поискать крамолу. Поэтому подсказка Сосниной уместна, хотя и запоздала.
Но речь не о Прилепине. А о том, что указанное стихотворение Тургенев вкладывает в уста наро-довольца Нежданова «студента, революционера, молодого человека двадцати трех лет, незаконно-рожденного сына князя Г. и гувернантки».
Здесь исследовательница поступает с Тургеневым так же, как её коллеги любят поступать с не-счастным Фёдором Михайловичем, которому упорно приписывают слова его персонажа Ивана Ка-рамазова, находящегося в состоянии помешательства. Впрочем, если бы это была однозначная, явно и недвусмысленно высказанная позиция самого Тургенева, то как это доказывает авторство Лермон-това? Никак.
Не большее (напротив, ещё меньшее) отношение к делу имеют и дальнейшие розыски среди бо-лее поздних поэтов, на которых, якобы, повлияла «лермонтовская немытость». Случевский, Баль-монт с «грязной тиной», Блок, Волошин, Есенин с «немытыми речами», Полетаев с «немытой дерев-ней» и Маяковский с «немытым омутом»… Все они призваны продемонстрировать эрудицию автора и свободное ориентирование в русской литературе, но к делу никак не относятся. Тем более что с развитием корпусной лингвистики найти и выписать все слова «немытый» в русской литературе вполне способна и компьютерная программа.
Фадичева Е.Н., доказывая авторство Лермонтова, напоминает нам, что «По воспоминаниям сла-вянофила Ю. Ф. Самарина, Лермонтов о состоянии современной ему России высказался так: «Ху-же всего не то, что некоторые терпеливо страдают, а то, что огромное большинство страдает, не осознавая этого». Эту мысль и содержат строки «страна рабов». Конечно, Самарин это пре-красно. Но по какой причине Фадичева считает, что рабы это люди, которые не осознают собствен-ных страданий, мне остаётся неясным.
Л.А. Ходанен отмечает, что «В. В. Виноградов подчеркивал органичность лермонтовскому тек-сту слова сокроюсь: «…очевидно, сокроюсь более гармонирует с лирически возвышенным стилем стихотворения, в котором горит ярким блеском лишь один разговорный эпитет – немытая Рос-сия».
Видимо, не один Виноградов пришёл к подобным выводам. Именно поэтому-то в первых вари-антах стояло «укроюсь», и лишь к моменту «появления» последнего варианта Бартенева осенило, что «сокроюсь» будет более возвышено и лирично. Что, на мой субъективный взгляд, стихотворение не улучшило.
Таковы аргументы, бесконечно повторяемые немытыми лермонтоведами с ссылками друг на друга. В заключение я приведу конец резолюции пятигорского круглого стола, и позволю себе не-большой комментарий.
Проведение Международного Круглого стола по проблеме авторства стихотворения «Прощай, немытая Россия» дало новые веские аргументы по поводу лермонтовского авторства произведения с точкизрения различных гуманитарных наук: истории, источниковедения, филологии, психологии, теории перевода, культурологии, лингвистики. Они доказывают несомненное лермонтовское ав-торство произведения.
Аргументы «против» лермонтовского авторства, появившиеся в публикациях исследователей (как правило не зарекомендовавших себя в области лермонтоведения серьёзными научными труда-ми), вышедших в последнее время, не являются вескими, часто появляются в результате либо пло-хого знания фактов, либо являются характерными примерами применения метода передёргиваний и натяжек в литературоведении. Таким образом, нет никаких оснований ставить под сомнение лер-монтовское авторство.
Участники Круглого стола считают нецелесообразным исключение лермонтовского стихотво-рения «Прощай, немытая Россия» из школьных учебников, так как некорректное цитирование тек-ста некоторыми радикалами в наши дни с целью идеологической пропаганды своих идей не является аргументом для пересмотра культурного наследия России.
Необходимо обратить внимание на то, что лермонтоведение в наши дни нередко оказывается в плену псевдонауки. Причина идеологической поддержки лженауки в том, что она реализует соблазн простых решений, обслуживает социальный запрос на общедоступную, понятную массам и не тре-бующую специальной профессиональной подготовки расшифровку тех или иных постулатов.
Участники Круглого стола настаивают на необходимости ознакомления с выводами, сделан-ными в рамках данного научного мероприятия, при распределении грантов на фундаментальные на-учные исследования.
Как видим из сказанного выше, резолюция круглого стола во-первых, насквозь лжива, а во-вторых, приписывает оппонентом ровно те грехи, которыми насквозь проникнут сам сборник. Ни одного нового (или ненового, но веского) аргумента участники стола так и не привели. Аргументы участников стола не выдерживают критики и полностью состоят из натяжек, передёргиваний и ар-гументов ad hominem. Ни один из аргументов противников лермонтовского авторства так и не был опровергнут. Упрёки в политизированности противников лермонтовского авторства являются по-пыткой увода дискуссии в сторону от выдвинутых аргументов, при этом участники круглого стола отличаются не меньшей политизированностью, чем самые политизированные из их оппонентов.
Последний абзац резолюции чрезвычайно красноречив. В нём содержится неприкрытая просьба выделения грантов. Однако встаёт вопрос, на что? На то, чтобы участники стола продолжали под видом науки заниматься политизированной болтологией?
В сухом остатке сборника имеем следующее:
- Авторы круглого стола не предоставили никаких свидетельств того, что стихотворение сущест-вовало до 1873 г.
- Источник появления текста так и не установлен, способ его попадания к Бартеневу не прояснён.
- Никак не объяснена более чем странная история редактирования текста. Напротив, члены круг-лого стола стараются её замолчать или даже переписать её, подтасовывая факты.
- Эпитет «немытая» после всех их попыток доказать обратное выглядит ещё более очевидным анахронизмом, невозможным при употреблении в 30-40-х гг. XIXв.
Не ответив по существу ни на один из указанных аргументов, немытые лермонтоведы ограничи-лись лишь тем, что выдвинули в противовес свою систему «аргументов»:
1. Сами вы кто такие! Вы не филологи!
2. Вы квасные патриоты, а посему люди ограниченные, и ничего не понимаете в прекрасном.
3. Ненависть к Родине это нормально.
4. Стихотворение гениально, следовательно, принадлежит Лермонтову. При этом доказательст-ва «гениальности», мягко говоря, сомнительны.
5. Стиль стихотворения типично лермонтовский. При этом доказательства этого при внима-тельном рассмотрении состоят из передёргиваний и натяжек.
Таким образом, доказательств принадлежности стихотворения перу Лермонтова нет. Напротив, есть веские доказательства обратного. Упорные попытки приписать стихотворение Лермонтову но-сят политизированный и идеологизированный характер, не имеют доказательной базы и являются псевдонаучными спекуляциями.