Лагерный номер-А7457

Леонид Самойлович
   Прочитав объявление в газете “Jerusalem Post” о том, что кто-то интересуется и покупает скрипки побывавшие в концлагерях, Башева решила попросить своего внука снять с антрессолей футляр к которому она не прикасалась много лет. Она могла бы это сделать сама, но время берёт своё и частые головокружения предостерегли её от этого поступка. Кроме всего, она не была уверена, что инструмент именно там. Всё, что случилось было очень давно и если бы не заметка в газете, она врядле бы вспомнила о скрипке с которой у Башевы была связана часть её жизни. Кроме пошатнувшегося здоровья были и другие проблемы от которых не так просто было избавиться и вспоминать о том, что когда-то было в ее жизни. Она уже давно не брала в руки скрипку, а после войны прикасалась к ней только один или два раза. Когда-то, игра на этом инструменте доставляла ей истинное удовольствие, а теперь возникало какое-то опустошение при одном упоминании о ней.
   Память очень интересная штука, что было давно - перед ней, как на ладони, а то, что произошло час назад вспомнить, к сожалению, трудно. Вот и сейчас, о чём это она говорила с внуком? Антрессоли, футляр, скрипка - ага, скрипка. У неё должна быть скрипка: та, которая была у неё в концентрационном лагере. Боже, как давно это было, просто страшно вспомнить. Башева садится на стул и невидящим взглядом смотрит куда-то вдаль. Крики, плач, лай собак, окрики охраны на чужом языке - всё это где-то там, вдалеке, как в тумане, исчезает и приближается, и опять исчезает. Холодный дождь хлещет безжалостно по лицу, ноги месят образовавшуюся грязь, которая хлюпает под каждым шагом, вызывая гадкое ощущение безвыходности. Впереди и сзади шагают люди понурив головы, без надежды на будущее, цепенея от сильного чувства страха. Кто-то падает не в силах продолжать шествие: оглушительный выстрел пришивший упавшего к земле, и дикий лай овчарки раздирающей одежду лежащего неподвижно в грязи. Рядом с Башевой шагает молодой человек с футляром в котором уложена скрипка. Это ее племянник Юзик. Немцы взяли их вместе во время облавы. Она пытается заговорить с ним, но он, почему-то, молчит и продолжает угрюмо шагать. Всё это кажется очень странным и неестественным, как-будто длинный предлинный кошмарный сон.

   Хочется проснуться, стряхнуть с себя всю эту мерзость, освободив себя от этого кошмара и ужаса. К сожалению, это не сон, это быль, самая настоящая, неправдоподобная быль - их ведут на вокзал, она узнаёт улицы по которым они шествуют. Вдруг, Юзик, шагающий рядом, спотыкается и падает лицом в грязь. Башева, неожиданно, подхватывает футляр с инструментом, вылетевший из под мышки, продолжая шагать с людьми напирающими на неё сзади. Снова выстрел и рычание разъярённой овчарки. Лучше не поворачиваться, лучше не смотреть.
   Накоконец, Башева стряхивает с себя этот страх, очнувшись от возникших видений, и возвращается к действительности под настойчивый перезвон дверного звонка.
   В квартиру входит внук с которым она только-что говорила. Высокий, красивый, разрумянившийся, от холодной погоды, юноша целует бабушку в щеку и включает телевизор.
  -Бабуля, где твоё знаменитое русское варенье,- вкрадчивым голосом обращается к ней внук,- хочется чая с чем-нибудь сладеньким.
  -Боренька, я знаю, что ты сладкоежка, поэтому в моём доме всегда есть для тебя что-нибудь вкусненькое. Башева ставит на стол вишнёвое варенье и только что спеченный яблочный пирог. Внук в восторге, предвкушая удовольствие от того, что у бабули всегда тепло и вкусно пахнёт.

   На дворе сыплет мелкий, колючий снег, сверкая тоненькими иголками под лучами негреющего солнца. Башеве радостно на душе - её внук, её гордость, уделяет ей много времени. Так уж случилось, трудно сказать, удалась её жизнь или нет. После освобождения из концлагеря, она так и не вышла замуж. Захлестнули всевозможные события: работа, учеба, воспитание удочерённой Майки. Нашла она её случайно, на скамейке в парке. Девочке было года четыре. Она сидела на скамейке и горько рыдала. Проходящие мимо спешили не обращая на неё никакого внимания, а Башева обратила. В то время после войны было много бездомных детей. Такой оказалась и Майка. Удочерить её было пуще пареной репы. Тогда органы шли на это не задавая вопросов, лишь бы находились люди желающие принять на себя родительские права. Маленький человечек рос доброй и отзывчивой девочкой. Башева считала, что ей очень в жизни повезло и она не хотела приводить в семью третьего человека, который мог бы нарушить ту идиллию, которую она себе создала. Могло, конечно, случиться, что ей бы повезло ещё раз, но Башева не хотела подвергать себя подобным испытаниям. Их у неё в жизни было предостаточно. Но ей, все таки, повезло ещё раз. Майка выросла и стала замечательной женой и мамой. У неё родился сын, её внук, Боренька. Хорошенький, крупный мальчик, весь в папу еврейского сибиряка, который появлялся и исчезал, мотаясь по командировкам.

   Фактически, всё воспитание внука легло на плечи Башевы, которая отдавалась этому с удовольствием. Выйдя на пенсию она не мечтала о лучшем время провождении, понимая, как важно ее участие в этом нелёгком процессе. Ребёнок рос здоровым крепышом впитывая в себя две культуры - еврейскую и русскую, которые родители и бабушка привезли с собой эммигрируя в Израиль. Вот он перед ней, её внук, уже почти взрослый мужчина, который является полноправным гражданином страны, нуждающейся в таких, как он: умных, гордых, самоотверженных и любящих эту страну, и свой народ. Бабушка смотрит на внука, стараясь не перебивать удовольствие, которое он получает, уплетая ещё тёплый пирог и вишнёвое варенье. Он сладкоежка, не знает, что собой представляет её война и те испытания, которые пришлись на её долю. Слава Богу, сегодня в Израиле тихо. Отдельные эпизоды не в счёт, хоть и этого не должно быть. Что поделаешь, спасибо за то, что есть, утешает себя Башева.
   Странное имя придумали ей родители. До сих пор не может она понять его значение. А они, родители, знали, что делали.

   Женщины названные этим именем становятся сильными, как сама природа. Они необыкновенно трудолюбивы и всегда добиваются своей цели. Сфера их деятельности необыкновенно широка. Они становятся врачами, учителями, увлекаются точными науками. Башева стала музыкантом и каким! Она была единственной женщиной скрипачкой во львовском оркестре клезмеров. Всё это было до войны. Война всё изменила, всё поломала. Перед Башевой вновь возникают давно прошедшие события. Юзик, Юзичек - её племянник, остался где-то сзади лежащим в грязи. Люди подгоняемые охраной и рычащими овчарками напирают сзади. Невозможно остановиться, страшно даже повернуться. Нужно идти сколько есть сил, нужно выдержать. Что ждёт их впереди один Бог знает. Неужели Он отказался от них. За что им такие страдания. Башева крепче прижимает в руках футляр со скрипкой - это всё, что осталось от племянника. Это всё, что осталось у неё из прошлой жизни. Нужно выжить, нужно сохранить её, чего бы это не стоило. Вот, наконец, и вокзал. Всех загоняют  в пустые вагоны, как скот. Люди, как животные, стоят прижавшись друг к другу. У всех искажённые лица, выражающие отчаяние и безысходность.

   Стук колёс, скрип и визг тормозов на поворотах, и в каждом вагоне качающиеся на ногах люди - евреи в молящихся позах.
  -Бабуля, бабушка, бабушка, что с тобой?- взволнованно обращается Боря к Башеве, взгляд которой застыл устремлённый куда-то в сторону. Башева приходит в себя, лицо розовеет и она слегка улыбаясь говорит:
  -Ничего, ничего внучек, теперь всё в порядке. Это я так, просто вспомнила то, что не забывается. Ты пей чай, не обращай внимания на старую женщину. Твоё дело молодое, здоровое, красивое. Ведь время сегодня другое и в стране ты другой - в своей стране,- говорит Башева, отвечая внуку на его вопрос и вместе с тем отвечая своим мыслям. Мысли эти, время от времени, приходят к ней не разрешая забывать о прошлом.
  -Боренька, ты помнишь о чём я тебя просила по телефону? Не добраться мне туда, на антрессоль, куда я когда-то положила футляр со скрипкой. Ну что, мой мальчик, полезай на верх, я вот и стул высокий для тебя приготовила. Борис взбирается на стул и сдвинув в сторону вещи, достаёт оттуда футляр в котором, по утверждению Башевы должна находится скрипка погибшего родственника.

   Бабушка не раз, при случае, рассказывала, как всё случилось и Боря знал эту историю  на память. В такие минуты он внимательно слушал поглаживая её левую руку на которой, как память о прошлом, была поблекнувшая татуировка лагерного номера - А7457. Вот скрипки он никогда не видел, да и Башева её никому не показывала, берегла, как зеницу ока. Что-то изменилось, какая-то причина побудила её достать инструмент к которому она не прикасалась с момента выхода из концлагеря. Башева не только не прикасалась к скрипке, она разучилась держать смычок в руке, так давно это было.
В лагере считанное количество женщин по бараку, с которыми она общалась, знали о существовании скрипки. Она прятала футляр под нарами, а о том, чтобы играть не могло быть и речи. В первые же дни пребывания в лагере, на одной из принудительных работ, Башева вывернула плечо, и лагерный врач поляк Марек, которому она приглянулась, оставил ее у себя в качестве санитарки и уборщицы. Ночевала она, как все, в женском бараке, а утром шла в медпункт убирать и помогать врачу. Скоро обстановка в лагере изменилась. Появился новый начальник лагеря, которого прислали навести порядок и ужесточить обстановку, которая не соответствовала принципам фашисткого режима.

   Очевидно, он был переведен из другого лагеря, так как четко знал, каким должен быть настоящий концентрационный лагерь. Люди наказывались за малейшее неповиновение или ошибку на принудительных работах. Больные или физически слабые заключённые отправлялись в газовые камеры без исключения и если врачу Мареку раньше, под тем или иным предлогом, удавалось спасти заключённого, то с приходом нового начальника лагеря эта возможность исчезла. Здесь чётко действовала внедрённая им новая система и даже немецкие солдаты и офицеры не справлявшиеся со своими обязанностями безоговорочно заменялись новыми. Однажды, кто-то проговорился, что, якобы, в женском бараке прячется и не выходит на работу пятнадцатилетняя девочка, каким-то образом неучтенная в списках старшей надзирательницы. Проверка женского барака проводилась и раньше, но не так тщательно, как в этот раз. Надзирательницы перевернули всё вверх дном, но никакой девочки, конечно, не нашли. К счастью Башевы, узнавшей о проверке позже, они не нашли и футляр с скрипкой. Под двухэтажными нарами, в деревянном полу, была подорвана доска под которой был спрятан инструмент. Об этом знала только её соседка, которую  за день до проверки отправили в крематорий. История её была удивительна и трагична. Она с ребёнком и её мужем была арестована гестаповцами в Барселоне за то, что они были евреями. Женщина с дочерью были отправлены в один лагерь, а её муж в другой. Женщину с дочерью разделили и маленькая девочка оказалась в бараке для малолетних узников.

   В этом бараке было несколько женщин, которые присматривали за малышами. Была среди заключённых и немка антифашистка по имени Берта, которая ухаживала за маленькой девочкой и после освобождения лагеря американской армией удочерила её.    
   Скрипка была цела и невредима. В открытом футляре, который внук снял с антрессоли, лежал инструмент, который бабушка берегла всю войну. Наконец, Боря увидел то, что могло и должно было стать семейной реликвией, если бы неожиданно бабушка не приняла странное решение. Со времени окончания Второй мировой войны прошло больше двадцати пяти лет, а люди продолжали помнить об ущербе и жертвах, которые она принесла человечеству. Борис, как и его сверстники, родился и вырос в другое время и в другой среде. Как и многие молодые люди в Израиле он сначала занимался в технионе, а затем в университете. Война, которая время от времени вспыхивала в Израиле была другой, непохожей на ту, которая унесла шесть миллионов евреев, но и она несла с собой жертвы и разрушения. Всё познаётся в сравнении - у Башевы была своя война, у внука Бори своя.

   Как бы там не было, внук Башевы держал в своих руках часть истории своей семьи. Раньше он не придавал особого внимания рассказам бабушки, потому-что знал их наизусть. Башева при каждом удобном случае повторяла их, добавляя упущенное раньше или меняя содержание в зависимости от настроения и нахлынувших на  неё чувств. Теперь, держа в руках инструмент история которого связана с той войной, Борис начинал понимать решение, которое решила принять его бабушка. Скрипка больше не принадлежала ей или ему, или его родителям; она принадлежала всем людям, как ещё одно, пусть маленькое, напоминание о той войне, которое постигло человечество. Скрипичный мастер придумал великолепную идею и при хорошей рекламе весь Израиль может смотреть и слушать концерт, который будет устроен у главных ворот Старого города. Скрипичный концерт обязательно состоится, в котором приймут участие все собранные мастером скрипки прошедшие через концентрационные лагеря, включая скрипку подаренную ему бывшей заключённой Башевой, лагерный номер которой, А7457.

                Апрель,2013 г.