Пусть простит меня Николай Васильевич Гоголь, оттого что находясь в сказочно-радужном ещё не столь осознанном юном возрасте, поддался нынешней слабости. Вспомнить и предложить под ясное око читателя подобное приключение с шашками, описанное в наилучшем виде в бессмертной поэме «Мёртвые души».
Помнится: в дни летних школьных каникул был я с густо заросшей шевелюрой, мало поддающейся ужасной "дёрке", зубастой расчёске. С круглой головушкой-тыковкой, явно не ладившей с резвыми скакунами. Стоило ногам припуститься хотя бы лёгонькой трусцой - передавалось-то ей совершенно непонятное свойство. Начинала болтаться она над плечами из стороны в сторону, словно шея костей не имела вовсе. Отваливалась челюсть и высовывался изо рта красный, как глаз светофора, неясно что мямлящий язык. И великие насмешники мальчишки с причуды моей телесной надрывались-таки до истощения животами от ненасытного хохота. Но, не так что бы очень-то и долго. Потому, как хорошенько пораскинув каким ни есть умишком, решил засесть я в тихую, без лишней суеты, застольную клеточную игру. Усаживал кота своего домашнего напротив, приговаривая: "Не всё тебе, серенький, за мышками гоняться." И двигал вперёд круглую фишку. Кот в свою очередь, сосредоточенно округлив зелёные глаза, ставил торчком длинные усы. Но, до бесконечности долго обдумывал ответный ход. За что и получил прозвище: Тугодум. Я же, перехватив его пылающие взоры на какой-нибудь фишке, делал за него ход. Однако отчего-то получалось, оказывался всегда в проигрыше. «Хитрец каков, сам-то хоть разок пойди!» - высказывал с досадою. Наконец, не вытерпев, резко хватал его за лапу. Здесь-то Тугодум начинал буянить, смешивал хвостом шашки, и, спрыгнув со столешницы, с диким оглашенном мавом уносился прочь.
Шло время. Всё-таки, мало-помалу, я освоился с такой неторопливой но увлекательнейшей игрою. Однажды набрался смелости: сунул под мышку гладкую лакированную доску и вышел в нашу узкую с разноцветными крышами одноэтажную улицу. Здесь у куста тучно разросшейся сирени повстречал белобрысого, будто обмазанного сметаной головою, Валерку, - нашего командного футбольного вратаря. На дощатом заборе он старательно расчертил мелом ворота. Ловким ударов в забор, с отскоком, подослал к моим ногам мяч.
- А-а, специалист с резиновой шеей пожаловал, - рассмеялся он. - Давненько не было видною. Ну, давай-ка, разбегись с носом на боку. Теперь-то, хоть разок, попробуй распечатать мои ворота!
Напрасно он так выразился, потому что нос мой прямой и острый, как бы беспорядочно не болталась при беге голова, всегда располагался посередине, между растянутых щек. Доска с костяшками отозвалась предупредительной "шуровкой", подобно набитым семенам в спелой бубнящей тыкве.
- А-а, вот ты с чем пожаловал, - злорадно усмехнулся Валерка, - да я, косоглазенького, за тот прошлый гол, забитый в свои же собственные ворота в игре с ребятами с другой улицы. В пух сейчас разметаю!
Среди вытоптанной травы я приметил довольно зелёный бархатный островок, присел на коленки. Сердитый Валерка, как хозяин положения, раскинув по сторонам ноги, "оседлал" кожаный мяч. Сиреневый куст, голосисто чирикая, мигом облепила рыжеватая стайка воробьев, словно для освидетельствования начинающегося довольно забавного поединка.
- Скажи спасибо, что я ещё добрый был, - Валерка со скрипом, круто сжатым кулаком, двигал вперёд фишки, - сливу тогда синенькую под глазом не подвесил.
Через несколько ходов, он же, столкнувшись с трудной игровой комбинацией, захлопал белесыми ресницами. Разжал кулак и проиграл партию.
- Случайно... Давай ишшо сыгранЁм, – проворчал он и завалился с мяча кверху тормашками. Воробьи огласились безудержным трескучим щебетом. Взлетели, разнося по округе неслыханную ликующую весть.
Отыграться Валерке не дали. Подоспели другие приятели. Каждому с пылким нескрываемым рвением захотелось помериться силами в непростую умственную игру. Как ни странно, я без особенных усилий, разделался поочередно и с ними. Так, весьма заслуженно, приобрел звонкую пленительную славу - лучшего уличного игрока по шашкам.
... правка ...
С блестящей лакированной доскою я не расставался всё лето. В просторной полости с двухцветными костяшками хранился также блокнот, в который записывались итого встреч ярких незабываемых поединков. Прихватывал доску даже на речку, в трепетной надежде после дружеских заплывов наперегонки, выскочить в холодных брызгах на берег, где на щекочущем разогретом солнышком песочке начать новое жаркое сражение…
Вода в реке, однако, день за днём становилось холодной. Печально желтели и гнулись к земле травы. Заканчивалось весёлое беззаботное лето. На последней неделе каникул меня аккуратно подстригли в парикмахерской. К предстоящему учебному году собирались отдохнувшие по городам и весям нашей огромной Родины школьники. Как-то совершенно неожиданно на порог моего дома заскакивает Валерка. Оглядывается, порывисто дышит, будто от злющей бродячей собаки ноги уносил.
- А Славик толстенький, - проговаривает, - тот, который от нас через три улицы проживает. Вернулся с южным апельсиновым загаром, и силой морской здоровенной.
- Ну-у?
- Баранки гну! Тоже ведь обыграл в шашки всю ребятню на своей улице.
- Пусть приходит. Сразимся!
- Не-ет, Славик высчитал, что его улица на восемьдесят семь с половиной шагов длиннее нашей будет. Вот, дал наказ: живо схватить несчастного игрочишку за ухо. То есть тебя, да притащить к нему под грушу на расправу. Притом, - досказывал Валерка, - толстячок теперь, за просто так, уже ни с кем в игру не сядет. Печенья он и всякие ароматные сладости обожает. Блестит от обжорства прям весь. Рыбок комнатных за выигрыш берёт. Аквариум всего-то на одно ведёрко имеет. Рыбки мрут от перенаселения, а ему хоть бы хны.
- Ладно, посмотрим, - схватил я со стола жестяную коробку с разноцветными леденцами монпансье. – Идём!
За окрашенной синей оградой из низкого штакетника, в шепоте листвы набежавшего ветра, под грушевым деревом виднелся столик. Во дворе не было ни души. Зато в ближнем окне дома какое-то время дергалась, будто паутина с попавшейся огромной мухой, занавеска. Когда я поднял над головой расписную коробку с леденцами, на крыльце показался в полосатой тельняшке, под цвет заборчика, полненький Славик. Он держал на веревочке увесистый мешок из-под обуви. Будто не замечая меня, проговорил:
- А-а, притащил эного!
- Он сам шел, - ответил Валерка.
- Надо же, са-ам! - Подивился Славик. Отсыпал из мешка горкой на стол зубчатые серебристые ракушки, вперемежку со шлифованными в прожилках морских камешков. Выложил так же розовую, отливающую ярким перламутром, большую раковину. - А в каких это, исторических краях проходил игрок эный обучение?
- В наших, - ответил Валерка.
- А наставником кто будет?
- Тугодум! - собравшись с мыслями, ответил уже я сам.
- Ха-ха! Что-то не слыхивал о таком… А вот я проходил выучку у дяди - победителя спортивно-шашечных состязаний на золотистом морском побережье. Так дядя, на прощанье, перед отъездов, пять раз пожал мне крепко руку и столько же похлопал по плечу. Поздравил, стало быть, с круглой пятеркой, за выдающиеся достижения… Во-о, слухай! - Славик приложил под моё ухо раковину.
- Пошумливает, - ответил я, переминаясь с ноги на ногу.
- Не пошумли.., а шумит, - поправил словоохотливый Славик. - Это не то, что на вашей малой речке, если моторная лодка какая промчится, так вы и рады до икоты на волне покачаться. Да знаешь ли ты, что по Чёрному морю волны, как слоны огромные бродят. А в едкой соленой воде хвостатые медузы извиваются. Зазеваешься ежели, ожгут до судорог щупальцами да к голодным крабам на харчишки отправят.
Ни чуть не надеясь, победить столь прославленного важного противника, я забыл даже условиться, что получу взамен за леденцы, если невзначай выиграю партию. По жребию Славику достались белые, и он, выставив колесом грудь, пошёл в наступление. Я в нерешительности, покусывая губы, выдвинулся встречной шашкой. Славик с быстротой молнии сделал следующий ход и острием ракушки взялся очерчивать сбоку доски кружок.
- Пока, ещё не поздно, предлагаю на почетных условиях сдаться, - выразился Славик, - не то, вот в этом тесном уголочке, скучному игрочишке от Тугодума, тёмненький туалетец поставлю.
Почесав затылок, я подумал: Славик всячески старается подавить моё настроение, которое и так было не на высоте. Переведя дух, ответил, что Тугодум - наставник достойный – носит шляпу, галстук бабочкой и усища до ушей.
- Так-с, значит, хОчим сопротивляться. Тогда, - продолжал Славик, обозначая ракушкой другой кружок, - тогда тебе я, вместо одного, парочку стыдненьких местечков устрою.
На четвёртом ходу звонкоголосый азовский игрок однако оказался в невыгодном положении. Уловив его замешательство, я вздохнул с облегчением. Тут-то соперник, значительно перевёл взгляд на крышу дома. Строго погрозил кому-то пальцем:
- Хвост торчит. Опять она за трубу спряталась.
- Кто-о? – в один голос, приподняв носы, спросили мы с Валеркой.
- Да проныра эта, сорока. Всё высматривает чивой-то.
Когда я вновь приложился огненными взорами к доске, неожиданно обнаружил какую-то странную комбинацию на доске. Озадаченный, спросил:
- Кажется, на этой клетке, шашечки моей не хватает?
- Если не хватает, – ответил, как ни в чём не бывало, Славик, - значит, я иё скушал без соли.
- Когда?.. Ведь, битых ходов ещё не было?
- Ага, значит, ученик Тугодумов мухлевать начал, – обвинил меня же и Славик.
Валерка, было раскрыл рот, чтобы высказаться в мою защиту. Но Славик скоро-скоро проговорил:
- А вот обыщи-ка, негодника энова.
И Валерка с превеликим удивлением вытащил из моего бокового кармана куртки черную злополучную фишку.
- Ага, вот кто у нас, оказывается, ворюга-то, – заключил Славик, - а я всё подумывал на сороку.
Я начал оправдываться, дескать не очень бы логично получилось, прятать свою собственную шашку.
- О-о! – вскрикнул вдруг Славик, - и моей-то не хватает. И у меня, значит, спёр хитрец.
- Как это?..
- А, во-он, под столом, между ног твоих полёживает.
- Не-не, - вскипел я, - подлый врун. Сам подбросил. Толстяк!
- Ага! Да ты ещё и вздумал обзываться в гостях.
С грохотом, врассыпную, полетели по сторонам шашки. Мы крепко схватились за грудки и повалились на землю. Славик рычал по-собачьи: "А вот я несчастного игрочишку, рырр! скушаю без соли". Он цепкими зубами сжимал мой главный в шашечной борьбе правый указательный палец. Я ойкал от боли. Валерка поймал Славика за ногу, оттащил под грушу. Но тот не успокоился, стал с живостью собирать под ней темные падалицы. Лихо обстрелянные прелыми бомбочками, мы с Валеркой поспешили к выходу.
- Пузанку не в шашки играть, - выкрикнул я из-за ограды, - а лучше бы фокусы показывать.
- Кыш-кыш, несчастный... И чтобы ног твоих криворуких за моей гостевою оградой больше не было, – огрызнулся Славик, метко заехав гнилою грушей мне прямо лоб и ослепил на минуту. - Слабак!
Вот так совершенно непредсказуемо закончилась эта необычная жаркая схватка в шашки, за почётное лидерство между улицами, за которой, увы! так и не оказалось настоящего победителя…
С той детской беспечно-весёлой поры прошло множество, незабываемых на события, удивительных лет. Славик превратился в красивого элегантно вежливого мужчину. Зовётся - Вячеславом, и по отчеству с важностью величается. Он успешно гастролирует по стране в составе искромётных цирковых артистов. При встречах пожимает крепко мою руку. С неким смущение заглядывает в глаза, проговаривает:
- Винова-ат!.. Но если бы тогда, в замечательные отроческие годы, не назвал меня фокусником. Я никогда на свете, не задумался бы о поступлении в цирковое училище. А там, на ярко освещённой разноцветной иллюминацией арене, весьма и даже очень весьма, не возбраняется забавно дурить многоуважаемую почтеннейшую публику.