Утром меня перевезли наверх, в стационар. Когда меня поднимали в лифте, я подумал, что может, и здесь меня положат в ту же палату, в которой лежала мама в свои последние дни. Она лежала одна в узкой комнате на одно окно, редко приходила в себя. Днем ей было немного получше, но по ночам боль становилась невыносимой, уколы ненадолго притупляли ее, но потом мама снова не могла терпеть и кричала почти всю ночь. Утром дежурный врач и медсестры встречали нас с братом взглядами нескрываемой ненависти, как будто это мы не давали им спать по ночам. Я давал им деньги, они их брали, взгляды становились мягче, но только до следующего утра. Следующим утром все повторялось, мед персонал чуть успокаивался, положив в карманы халатов рубли.
Я не знал, что делать, мне было настолько больно за маму, что казалось, ее физическая боль перетекла и ко мне, и я готов был кричать вместе с ней. Поехал в церковь, рано утром она была уже открыта, но внутри еще никого не было. Я положил деньги в банку для сбора пожертвований, взял свечу, зажег ее перед алтарем, а потом встал на колени, закрыл глаза и взмолился:
- Господи! Ты можешь все! Прошу тебя, ну освободи Ты мою маму от этой боли…
Я так хотел ей помочь, так свято верил Богу, что физически почувствовал, как моя просьба мощным светлым лучом устремилась вверх, легко преодолела купол над алтарем и растворилась где-то там, в самом центре вселенной. Потом постоял так еще некоторое время, уставший, опустошенный и твердил только одно:
- Спасибо тебе, Господи… - еще не видя, мамы, я знал, что Он исполнил мою просьбу.
В больнице уже не было обычного утреннего напряжения, все стихли и почти успокоились, не знаю почему, ведь ночь была обычной. Может люди стали добрее. Люди, они ведь люди. А в маминых глазах уже не плескалась боль от края и до края, в них зарождался тихий потусторонний покой.
- Спасибо тебе, Кольша, - слабо прошептала она.
- Нет мам, не мне спасибо. Богу скажи спасибо.
- Конечно, скажу. Вот придет время, и все скажу.
Я думал, что боли прекратятся, и она выздоровеет. Но она не выздоровела. Было исполнено только то, о чем я просил. Если бы вернуть все назад. А можно вообще что-либо вернуть назад? Наверное, только слова, но и от них останется только форма, по-прежнему они уже не прозвучат никогда. Ушедшее, потерянное, уходит безвозвратно, иногда оно нас чему-нибудь учит. Редко, но иногда, когда порвало болью, все же научивает.
Заболела сестра, таяла, скороспелый диагноз прозвучал бескомпромиссно – рак. Семья застыла в тягостной томительной тоске, мрак окутал жизнь всех близких, никто не знал, что делать. Все делали вид, что все хорошо, только игра эта была лицемерна и не сближала, наоборот отдаляла нас друг от друга. Перед тем, как приступить к «химии» взяли снова анализ. Напряжение достигло предела, не выдержав ожидания, я снова поехал в церковь. В этот раз я уже молил до конца, просил здоровья, полного здоровья. Вернулся все с тем же страхом, не может ведь Господь исполнять каждую мою просьбу, много нас таких, вспоминающих о нем лишь тогда, когда невмоготу. Открыл, лежащее на столе Евангелие от Матфея, наугад поставил палец, прочел – за веру твою воскрешу я дочь твою. - Я опустился на стул и почувствовал как уходит из тела холод, а вместо него душа наполняется каким-то невероятно светлым теплом, захотелось заплакать. Анализ был готов на следующее утро, он отрицал поставленный диагноз.
Все это вспомнилось, пока меня везли на каталке, но ожидания по поводу маминой палаты не оправдались. По-видимому, несмотря на то, что голова все также болела и кружилась, да и тошнота время от времени подступала к горлу, все не так уж и плохо. А жаль, мне не очень то и хотелось жить. Меня привезли в общую палату.