English version - below
Где-то в начале 80-х я был на гастролях в Кисловодске и должен был играть в одном из санаториев. Но когда я вошёл в зал где-то за полчаса до концерта, чтобы немного поиграть на новом для меня рояле и привыкнуть к нему, место за роскошным "Стейнвеем" оказалось занятым. Какой-то пациент этого санатория в нелепом коротком больничном халате с голыми ногами и шлёпанцами на босу ногу уже нагло на нём что-то пытался играть, что обычно строго воспрещено правилами санаториев.
Я направился к этому голоногому пианисту, чтобы прогнать его со сцены и готовиться к концерту самому. Но мне удалось сделать лишь несколько шагов, а затем я почему-то остановился и буквально оцепенел, просто заколдованный звуками никогда ранее на меня особого впечатления не производившей пьесы Чайковского "Размышление" (Оpus 72 No 5).
Не помню, что именно ещё прозвучало тогда после "Размышления", но о своём концерте я просто забыл и не вышел сказать администратору, что уже можно впускать в зал ожидавшую снаружи публику. Все были очень сердиты на меня из-за опоздания и вынужденного стояния в ожидании под дверью.
Голоногий пианист назвал мне своё имя - Олег Бошнякович, и пригласил на свой сольный концерт в этом же зале на следующей неделе. Однако я слушал на этом концерте уже совершенно другого пианиста - хорошего, но совершенно заурядного, и безо всяких там волшебных качеств.
Я поблагодарил его за концерт и спросил: "Почему Вы не играли на концерте так же, на том же музыкальном языке, как тогда, в тот вечер, когда мы впервые увиделись?"
Я увидел, что Бошнякович ожидал от меня этого вопроса, потому что его реакция была немедленной: "Да Вы что!? Кто же мне позволит так играть?" На том мы и расстались.
Когда я стал расспрашивать знающих Бошняковича и его ситуацию людей: "Что бы это такое могли означать его слова?", - мне объяснили, что из-за "чуждого нам стиля исполнения", Бошняковичу почти не дают залов и концертов, а раньше этому без преувеличения большому, если не великому пианисту вообще разрешали в концертах только ... свистеть, что он и делал. И свистел тоже замечательно...
Ниже - цитата из журнала "Музыкальная жизнь"
"Так, чем все-таки привлекает Бошнякович слушателей? "Видимо, тем, прежде всего,- отвечает Г. Цыпин в „Музыкальной жизни",- что он не столько концертирует, сколько музицирует на сцене. Его артистический удел - внешне непритязательная, бесхитростная беседа со слушателем; беседа несколько застенчивая и чистосердечная одновременно. В наше время... исполнительские свойства такого рода не слишком-то часты; они в большей мepе ассоциируются с прошлым интерпретаторского искусства, нежели с настоящим, воскрешая в памяти таких художников, как, скажем, учитель Бошняковича - К. Н. Игумнов. Есть любители музыки, для которых эти свойства, этот сценический стиль и поныне предпочтительнее всего остального. Отсюда - и стечение людей на клавирабенды Бошняковича". Да, такие черты, как простота и искренность выражения, благородство вкуса, импровизационность высказывания, создали пусть не особенно широкий, но достаточно прочный круг ценителей искусства Олега Бошняковича."
ENGLISH
Somewhere in the early 80s I was on tour in Kislovodsk and had to play in one of the sanatoriums. But when I entered the hall about half an hour before the concert, in order to play a little on the new piano for me and get used to it, the place behind the luxurious "Steinway" turned out to be occupied. Some patient of this sanatorium in a ridiculous short hospital gown with bare legs and slippers on his bare foot was already brazenly trying to play something on the precious "Steinway", what is usually strictly prohibited by the rules of sanatoriums.
I went to this bare-legged pianist in order to drive him off the stage and prepare myself for the concert. But I managed to take only a few steps, and then for some reason I stopped and literally numb, simply enchanted by the sounds of Tchaikovsky’s piece "Reflection" (Opus 72 No 5), that never impressed me before. I don’t remember what exactly sounded then after “Reflections”, but I just forgot about my concert and didn’t come out to tell the administrator that he can already let the audience (that waited outside) in the hall. Everyone was very angry with me because of being late and forced to stand waiting at the door.
The bare-legged pianist gave me his name, Oleg Boshniakovich, and invited me to his solo concert in the same hall next week. However, at this concert I listened to a completely different pianist - good, but completely mediocre, and without any magic qualities there.
I thanked him for the concert and asked: "Why did you not play at the concert in the same musical language as you did that evening when we first met?"
I saw that Boshniakovich was expecting this question from me, because his reaction was immediate: "What are you talking about!? Who can let me play like that?" At that we parted.
When I began to ask knowledgeable people of Boshniakovich and his situation: “What could his words mean?” - They explained to me that because of his “unacceptable style of performance,” Boshniakovich almost did not have halls and concerts. And in the past, this great pianist was allowed only... whistling in concerts. And he did whistling in a wonderful way as well.
Below is a quote from "The Musical Life" magazine:
“What in Boshniakovich's renditions attracts listeners so much?” - Apparently, first of all, says G. Tsypin in “The Musical Life”, - that he not only gives concerts, but plays music on stage. The conversation with the listener; the conversation is somewhat shy and sincere at the same time. Nowadays ... performance characteristics of this kind are not too frequent, they are more associated with the past of interpretive art than with the present, reviving in the memory of such artists as, say the teacher of Boshniakovich - K. N. Igumnov.
There are music lovers for whom these properties, this stage style, are still preferable to all the rest.
Hence, there is permanent confluence of people on Boshniakovich's concerts.
Yes, such features as simplicity and sincerity of expression, the nobility of taste, the improvisation of the statement, created, if not a particularly wide, but rather a strong circle of art connoisseurs of Oleg Boshnyakovich. "