Юродивая

Нинон Пручкина
       Марта появилась  в старинном уральском казачьем селе ранней апрельской весной. Она постучала в окошко крайнего дома поздним вечером  вся мокреханька в драном пальтишке, старых валенках. Руки и ноги ее озябли, посинели от холода. Вся она скукоржилась, словно замерзший воробей. Из - под платка и спутанных волос настороженно смотрели огромные черные глаза. Татьяна открыла дверь и всплеснула руками:
- Откуда ты такая взялась?
Марта  только мычала в ответ и показала скрюченной рукой куда - то в  комнату.
Озябла небось? Давай проходи в кухню, погрейся у печки, сейчас я тебя переодену.

      Татьяна извлекла из старенького комода байковую пижаму, поискала шерстяные носки и войлочные тапки. Помогла Марте переодеться и посадила ее в просторной уютной кухне за стол, налила в тарелку горячих щей, щедро полила их сметаной и отрезала пахнущий тмином  кусок свежего деревенского хлеба. Марта с жадностью накинулась на еду, потом, раскрасневшись от тепла, пила горячий чай с липовым медом. Когда Марта подняла голову, ее лицо светилось улыбкой. Из сухонький старушки она превратилась в беззащитную простоволосую девушку. Глаза ее слипались от усталости. Татьяна сразу поняла, что юродивая странница  хочет спать, положила она ее на полати кряжистой русской печи.

      Дом Татьяны сверкал чистотой. В кухне с сепаратором наверху стоял огромный холодильник, мойка и кухонный гарнитур гармонировали с красивыми обоями и шторами. В  горнице не было ни одной пылинки. Платяной шкаф и сервант с хрусталем и обеденным сервизом, новый диван, кровать с роскошным пледом — все было, как у  людей.  Недавно в дом провели газ, поэтому пришлось сделать  ремонт. Только массивная русская печь с изразцами напоминала о прошлом. Крупная трехцветная кошка   сидела на печи,   неспешно вылизывала плюшевые лапы, словно зазывала гостей. Несколько дней гостья жила в доме Татьяны. Однажды утром хозяйка проснулась ранним утром и увидела, что незнакомка куда — то собирается, натягивая на себя высушенное пальтишко.
- Куда это ты пойдешь в такой холод?
Татьяна обняла хрупкое тельце и прижала к себе, приговаривая:
Вот глупенькая, дитя неразумное, полно тебе мыкаться по белому  свету. Марта
заплакала, долго всхлипывала, уткнувшись  в татьянину широкую грудь, обняла ее за шею и опять заснула. Татьяна положила ее на печь и занялась привычными делами. Она подоила корову, процедила молоко, пропустила его через сепаратор, густые сливки разложила в банки и на белоснежную марлю откинула творог. Потом, попив чайку со сливками и вчерашним пирогом, она занялась обедом. День шел своим чередом.

        Татьяна раньше работала поваром в школьной столовой, недавно вышла на пенсию, муж уехал отдыхать в санаторий, дети выросли и разлетелись по сторонам. На лето она ждала в гости внуков. Татьяна была женщиной улыбчивой, приветливой и дружелюбной, по гостям ходила мало, больше хлопотала по хозяйству. Дом не велик,  но сидеть не велит. Была она пышногрудой, высокой,  сероглазой, с россыпью веснушек на щеках. В молодости она носила тяжелую косу, потом ее скручивала венчиком на голове, а затем сделала короткую стрижку. Пышные русые волосы обрамляли круглое лицо. От нее веяло таким спокойствием и добротой, низкий грудной голос звучал так мягко и певуче, что не влюбиться в эту женщину с первого взгляда было невозможно, поэтому Марта сразу привязалась к ней.
   
        Татьяна необъяснимым женским чутьем поняла, что гостья боится быть в тягость хозяевам. Она поговорила с односельчанами и нашла ей место в пустующей беленой хатке, стоящей неподалеку от церкви возле магазина. Родственники откликнулись на просьбу Татьяны сделать в домике ремонт. Через несколько дней дом сверкал свежей краской, на окна повесили веселые ситцевые занавески, принесли шкаф, кровать, стол и пару табуреток. Даже старенький холодильник нашелся и был водружен на подходящее место, будто век здесь стоял. На полати русской печи  повесили розовые в петухах занавески. Дед, живший по соседству, отыскал в сарае люстру с разбитыми рожками, покрасил ее золотистой краской, купил в магазине новые лампочки, напоминающие свечки, и торжественно повесил на крюк на потолке,  затем принес репродукцию картины «Аленушка», прибил  к стене, чем вызвал всеобщее восхищение окружающих. После того, как старик отремонтировал покрытый паутиной электрокотел, ввернул пробки и включил свет, бабка Лукерья пустилась в пляс и спела пару соленых частушек да так, что старик крякнул от смущения. Принесли посуду, поставили ее в голубой самодельный столик с дверцами Кто-то расщедрился самоваром. Потом привели Марту и долго чаевничали в новом ее жилье, все объясняя и показывая. Марта сначала не понимала, что происходит, потом обняла каждого за шею и заплакала. Спать на кровати она отказалась и полезла на русскую печь, где была застелена постель. Татьяна решила переночевать ночь с Мартой.

      На следующий день Марта и Татьяна встали ранехонько. Солнце только начало всплывать на горизонте. Трава сверкала жемчугами росы во дворе и в огороде. Домик стоял на обрыве у речки. Туман курился над водой, образуя тугую пелену, сквозь которую несмело, как бы нехотя пробивались первые лучи солнца. Изредка слышался плеск воды на реке. Это чайки ловили рыбу. По реке неспешной вереницей плыли гуси и утки, а в сочной весенней траве уже стрекотали кузнечики. Как вольно дышится в начале мая под огромным  небом, на котором начинают проступать облака с краями,  позолоченными   первыми лучами солнца.  Щебет  птиц и петушиное пенье постепенно вторгаются в эту умиротворенную  тишину. Когда солнечный свет хлынет мощным потоком, за речкой расстелется поле с кромкой леса на горизонте.  Пока же все окутано туманом , дышит негой и покоем. Весенняя прохлада заставляет зябко ежиться, но шевелиться, сидя на лавочке у края обрыва не хочется совсем.

         Татьяна вспомнила,  как стали девушку звать Мартой.  Вначале она не отзывалась ни на какое имя, но потом Татьяна окликнула корову: «Марта». Девушка встрепенулась и замычала, возбужденно жестикулируя руками.  Так и стали ее звать  люди. Соседки приносили  еду и молоко, правда домой не приглашали. Навещала Марта только Татьяну, в дом не входила, старалась помочь  в огороде, работая тихо, но споро, видно привычным для нее было это дело. Старые вещи Марты давно покоились на свалке. Нашлись для нее и белье и платье, поношенное, но добротное пальто, которое девушка всегда аккуратно вешала на гвоздь. Люди удивлялись, почему эта странница так блюла чистоту, мыла посуду в раковине, благо в домик была проведена вода, мела пол, только дверь никогда не запирала. Ключи сиротливо висели на гвоздике возле двери, крюк тоже был без надобности. Однажды к Марте на рассвете забрел Петро, попросить денег на самогонку, но вездесущая Лукерья тут же появилась на пороге с поленом в руках. Днем участковый полицейский, оповещенный соседями, составил акт и провел с мужиком разъяснительную беседу. Жена продолжила разговор тумаками после визита участкового. С тех пор понурый Петро с синяком под глазом обходил домик Марты стороной, а Татьяна привела во двор дворнягу и посадила ее на цепь. Она переживала, как бы у Марты не завелись мыши, ведь рядом был магазин. Но у Марты появились нежданно — негаданно защитники — бродячие коты и кошки, поселившиеся в комнатке и сарайчике у дома. Марта кормила их регулярно. Каждый нашел себе место по душе, кто на кровати, кто на половичке, а кто у Марты в ногах на  печке, которую Татьяна подтапливала березовыми дровами, чтобы спалось хозяйке тепло да сладко.

         Недолго прожила Марта в гостеприимном селение. Любила она сидеть у церкви во время службы. Прихожане одаривали ее подарками, сушками и конфетами, которые девушка раздавала детишкам. Неподалеку был детский сад. Марта подолгу смотрела на резвящихся детей. Ее черные глаза светились тихой радостью. Покупали они с Татьяной пакеты с конфетами и пряниками и уносили в детский сад, что доставляло Марте несказанное удовольствие. Приезжавший по средам и воскресеньям на службу батюшка однажды по просьбе Татьяны окрестил Марту, серебряный крестик на цепочке особенно полюбились Марте. Их она никогда не снимала, даже в бане, где ее мыла Татьяна. Молиться Марта не умела, заутрени не посещала, но на бревнышке у церкви сидела постоянно, службу не пропускала. Однажды хулиганистый подросток Санька украл у Марты яблоко и хладнокровно передразнивал ее отчаянные жесты. Проходивший мимо сосед отвесил парню подзатыльник. Мать, всегда защищавшая верзилу, вступиться за него на этот раз не решилась. Женщины с осуждением глядели на нее и не раз ей говорили, что ждет ее несчастная старость с таким неучем и лентяем. Больше Марту обижать никто не решался. Село было было тихое со старинным укладом и традициями. Детей любили, но не баловали, с ранних лет приучали к труду, учили почитать старших, здороваться при встрече и в школе проявлять усидчивость и усердие. Марта жила на хорошем месте. Рядом на большой площади в центре села красовались отремонтированный клуб, новенькое кафе и магазин, контора, почта и полицейский штаб. Чуть поодаль на холме стоял сельский храм, он хорошо  был виден издалека. Крест и медные купола ярко сверкали на солнце. Марта с замиранием сердца  слушала колокольный звон и   казачьи песни, которые сельчане пели в клубе, где собиралось много народу на праздники.
 
    Иногда к Марте захаживал соседский парень Сеня, помогал поливать посаженные в начале июня цветы в полисаднике, приносил березовые дрова и складывал в сарайчике в поленицу. Был он невысоким и не по росту полным, хотя работал на карьере, куда добираться было хлопотно, приходилось искать попутную машину в соседнее село, так как в казачьем селе работы не было. Некогда стабильное хозяйство акционеров распалось. Тракторы были проданы за долги, коров порезали, а стены опустевшего коровника зарастали бурьяном. Поля стояли не вспаханными, зеленея от крапивы и лебеды. Люди жили за счет подворья, огородных грядок да скотины, которую было все труднее кормить с каждым днем. Из старой куртки Сеня давно вырос, на новую денег не хватало, заработок был невелик, много денег съедала дорога до карьера и комбикорм для домашней птицы. В студеную зиму ходил он на распашку, прикрывая грудь материнской шалью вместо шарфа, к весне он занемог, кашлял кровью, но скрывал свой недуг, боясь потерять работу. В свое время в селе работала поликлиника, был даже физиокабинет с добротным оборудованием и даже своя машина «скорой помощи», в соседнем селе был хорошо оснащенный стационар. Но потом в связи с оптимизацией больницы убрали ставки врача и фельдшера сократили. Только раз в неделю приезжала в село молоденькая доктор, в основном успевавшая осмотреть ребятишек. В районном центре в больницу было не попасть. Пока Сеня дождался своей очереди, дела стали совсем плохи, воспаление легких кое — как залечили, а заболевание почек не заметили, от чего молодой парень скоропостижно скончался. Хоронили его только близкие родственники, погоревали на поминках и разошлись. Одинокий венок и цветы герани, которые марта срезала из горшков на подоконнике, украшали неприхотливый крест на могиле. Селяне видели, как Марта, сгорбившись, сидела у холмика земли, неторопливо перебирая скромные свои букетики, перетянутые  холщовыми нитками. Потом Марта неожиданно исчезла.

       Однажды ноги будто сами собой понесли Татьяну в  дом Марты. Она окинула взглядом нехитрое  осиротевшее жилище, накормила кошек, выгнала их на улицу и хотела запереть двери. Руки машинально потянулись к  ключикам на гвоздике, да так и застыли в воздухе. Слезы хлынули из ее глаз. Да что же это делается на  белом свете. В некогда богатом и шумном селе старики свой век доживают, а молодые, полные жизни и сил уезжают да  раньше времени помирают.
В рощах тихо  березы плачут:
«Что же, сторонка — не мать, а мачеха,
Гонишь ты из насиженных мест
Женихов своих да невест?»
Лопухами поля зарастают,
Молодежь  сиротливою стайкою,
Как юродивая скиталица,
По чужим городам разлетается".