Туман. книга пятая Глава Пятнадцатая

               

               

                НЕЖДАННЫЙ  РАЗГОВОР.




                Ежъ мiодъ, да берегись жала.
                Русская народная пословица.
                (Орфография сохранена).


К назначенному часу, когда за накрытым столом в приватном кабинете ресторации «КРЫМ» собрались наши знакомцы, ведшие беседы в прошлой главе, не прибыл только господин надворный советник. Через Андрея Андреевича Фсио господин Толмачёв передал просьбу извинить его за вынужденную задержку и обещание прибыть тот час, когда будет закончено срочнейшее дело. Таковая просьба была удовлетворена собравшимися господами, тут же погрузившимися в растерянность лёгкой степени.

--Как же, - думал каждый из троицы наших героев, - нам были обещаны ответы и выслушивание наших же невысказанных вопросов. А теперь весь настрой на продуманность беседы испорчен. Ей-Богу, не разговор тут случится, а какая-то торопливая перепалка!

Но, совершенно иного мнения придерживался господин Фсио, взявший на себя полномочия председателя предстоящего обеденного собрания.

--Предлагаю приступить к закускам. Глядишь, к подаче горячего и Александр Игнатьевич подоспеет. Присоединяйтесь, господа, присоединяйтесь! Желаете что-то спросить?

--Да, таковое желание имеется, - Кирилла Антонович заложил белоснежную салфетку за ворот и, вооружившись ножом и вилкою, пристально поглядел на новоявленного председателя.

--Как скоро прибудет господин Толмачёв? И какой важности дела удерживают его от встречи, кою я не побоюсь назвать не менее важной?

Для какой-то нужды Андрей Андреевич поглядел на потолок, после на свои часы, и лишь затем отважился заговорить.

--Скажите, господин Ляцких, могу я говорить с вами, как с равным, не опасаясь быть не верно истолкованным?

--Конечно, господин Фсио, конечно!

--Благодарю вас! Тогда, как равный равному, я скажу вам две вещи. Первое – никогда бездумно не трогайте время. Никогда не торопите его, и не удерживайте! Вы, пока ещё, не можете пользоваться им, отчего и случилось нечто несвоевременное в Чудском приюте. Не перебивайте, после зададите вопрос! Хотя … я отвечу на него сейчас. Я имел в виду приезд Пудожского урядника. Вы, не желая того, ускорили его прибытие на целых два дня! Подробнее скажу после. Другое, что хотел сказать, касается вашего нежелания пользоваться вашим же феноменальным умом в те минуты, когда вам ничего не угрожает. Думаю, что вам даже не стоит и пытаться выискивать в моих словах хоть каплю обидного. Ведь не обижаетесь же вы на то, что некто в приватной беседе скажет вам, что снег бел, а дерево деревянное? Это всё факты, основанные не на измышлениях, а исключительно на наблюдениях.

Теперь, во время образовавшейся паузы, наши герои, не связанные никакими уговорами друг с дружкой, одновременно присвоили речам Андрея Андреевича разряд «весьма и весьма интересный». Продолжая вкушать холодные закуски, и наблюдая, как безмятежно то же самое проделывает умолкнувший господин Фсио, наши герои, включая ничуть не оскорбившегося помещика, ожидали продолжения беседы. Торопить продолжения оной никто не решался.

--Отменные грибы! Нигде, хоть обойдите все Московские ресторации, вы не сыщите таких грибов!

Андрей Андреевич промокнул губы салфеткой, и продолжил.

--Вам, Кирилла Антонович, противупоказано отпускать ваш мозг даже на минутные каникулы. А что я слышу от вас в действительности? «Как скоро прибудет господин Толмачёв?» Как прикажете понимать это? Представим, я вам отвечаю – Александр Игнатьевич прибудет через … скажем, двадцать семь минут. Услыхав мои слова эти минуты пролетят для вас скорее? Либо те же двадцать семь минут не будут наполнены ожиданием? Каков настоящий смысл заложен в этом вопросе? А второй ваш опус просто очарователен – «Какой важности дела удерживают его?» Теперь задумайтесь, если бы я знал о важности дел, управляясь с коими отсутствует господин надворный советник, я бы рассказал ему о них в подробностях, избавив оного от надобности заниматься ими самолично. Ваши некоторые мыслительные пассажи в расследовании последних дел достойны для помещения их в монограммы и учебники по логике! И тут же вы, словно ленивый простак-обыватель, поражаете вопросами с полнейшим отсутствием мысли! Берите пример, - теперь господин Фсио обращался и жестом, и взглядом к штаб-ротмистру, - простите, что говорю о вас в третьем лице, с господина Краузе. За ним уже давно подмечено, что он начинает действовать, когда появляется настоящая причина к действию. Это называется «внутренняя дисциплина». Возьмите себе за правило слушаться, и всячески поддерживать умственную дисциплину. И … да, мы с вами говорили, как равный с равным. Следовательно, сказанное не считается сколь-нибудь обидным. Сейчас подадут горячее.

Изумительная манера переходить от одной темы к иной без смысловых полутонов, сняла лёгонькое напряжение меж присутствующих господ. При условии, что таковое напряжение имелось. А случись так, что я обмишурился, то оно и к лучшему! Наставление от умного человека вреда, а тем паче «напряжённости», иным умным людям не приносит. Что мы и видим за этим столом.

--Испейте винца, оно тут славное. Хотите меня ещё о чём-то спросить?

--Чтобы попасть под вашу колючую критику? – С улыбкой на лице спросил Карл Францевич.

--А вы не спрашивайте ни о чём эмпирическом, - так же с улыбкою ответствовал Андрей Андреевич.

Право слово, лучше бы ему было не улыбаться! Я уже упоминал о странности в лице господина Фсио? При самом спокойном поведении его мимических мускулов у вас, ежели бы вы стали его собеседником, тут же возникло бы ощущение, что находящийся перед вами господин невыносимо страдает, и еле удерживается от горьких страданий. А появляющаяся улыбка лишь усугубляет это ощущение до возникновения непреодолимого желания прижать к своей груди этого беднягу, и пожалеть его.

К счастью, наши герои встречают Андрея Андреевича Фсио не в первый раз, и смогли привыкнуть к его особенной внешности, над которой изрядно потрудился его же отец - выходец из Сиама. Поэтому обошлось без объятий и успокоений на чьей-либо груди.
Пока происходило отвлечение на самого господин Фсио в дверь кабинета постучали особым стуком – три стука, один и два.

--Войдите! – разрешил Андрей Андреевич, и на пяток дюймов отодвинулся от стола.

--Проходите, проходите, я придержу дверь, - это звучал голос опоздавшего надворного советника, помогавшего официанту пройти в кабинет. Так и сошлись вместе два события – приятное и полезное.

--Рад видеть вас всех, господа! Вижу, что заждались меня! А видно ли вам, как я проголодался? Андрей Андреевич, вы передали мои извинения?

--Это было сделано в первую очередь! Все отнеслись с пониманием. В буквальном смысле.

 Не знаю, как вам, дорогие читатели, а я уловил некую многозначительность в последних словах. И что-то мне подсказывает, что я не обманулся.

Да, а вот всё дальнейшее я опускаю. Хотя, описать изящно исполненные пируэты застольного этикета и мастерски сплетённую словесную кадриль иносказательных метафор было, в начале, даже очень планируемым действом. Скажем – как пособием для молодого поколения, склонного упрощать великолепнейший язык до примитивных звуков и жестов. Однако, подумал я, красивость описанного поведения может легко превратиться в утомительное чтение, чего не хотелось бы. И посему сразу переходим к самому главному в разговоре наших героев.

--Да, господа, - сказал Александр Игнатьевич Толмачёв, принимаясь бесцельно передвигать столовые приборы по четверти дюйма то вправо, то влево. Откуда же таковая нервозность, а? А, вот откуда.

--Вынужден признать, что, предлагая вам расследование исчезновения сирот из приюта, никто даже не мог предположить, с чем вам доведётся столкнуться. Это, к сожалению, моё упущение, едва не ставшее трагическим. По моим данным песиглавцев там не должно было быть ни при каких условиях! Именно поэтому дело, имевшее статус «запутанного», было предложено вам совершенно без того, чтобы сменить статус оного на «опасное». Ещё раз приношу свои глубочайшие извинения.

--По прошествии времени статус дела уже не важен, - поглаживая шрам на правой щеке, сказал Кирилла Антонович. И продолжил, пристально глядя в глаза господину Фсио.

--Правильно ли я понял ваши слова о том, что тех тварей не должно было быть в Чуди только потому, что им надлежало пребывать в ином месте? И то самое «иное» место вам прекрасно известно? Как известно и их перемещение, скажу так – от одного стойбища к иному? И причина подобной миграции, и сроки ея же, да и число песиглавцев вам известны доподлинно?

Оппонент помещика, который не по разговору, а по переглядыванию, оценил срочно вернувшийся с каникул разум и согласно-уважительно покивал головою. Совсем чуть-чуть, едва приметно, но уважительно.

--Да, - последовал ответ надворного советника.

--Вы знали об этом всё время и ….

--Да.

Немая сцена, во всей красе академического исполнения, послужила весьма зрелищной иллюстрацией для кратких и признательных ответов «да».

--Полноте, господа, - тут же вмешался Андрей Андреевич, - предугадать чьё-то поведение, либо перемещение, не под силу тому, кто не участвует в подобном перемещении. Посудите сами – кто из вас, знающих государя-императора в лицо, и считающих, что  он находится в столице, поручится головою, что помазанник Божий не вознамерился отужинать в этой самой ресторации нынче, и уже шествует через зал именно к двери этого кабинета? Уверяю вас – никто! Это при том, что государь у нас с вами – один. А песиглавцев только вы ликвидировали аж пять особей! Уследит ли кто за ними за всеми? Поэтому предлагаю – принять минувшее событие, как важнейший, но не проанализированный опыт. Поверьте, рано или поздно вам самим доведётся планировать какое-либо расследование, в котором теперешний опыт станет первейшим помощником.

--Благодарю вас, Андрей Андреевич, за поддержку! Я хотел бы продолжить.
И тут стало заметно, что момент неловкого разговора для Александра Игнатьевича истёк, поэтому столовые приборы, которые без своей воли, а только подчиняясь руке господина Толмачёва, бороздили просторы столовой скатерти, резво пришвартовались там, где их застало словцо «продолжить».

--При принятии всего случившегося, как события уже минувшего, имею предложить вам перейти на несколько иной уровень отношений. Согласен, я не уведомил вас о синоцефалах, они же песиглавцы, однако в пределах того дела это не было нужным по причинам, уже высказанным. Кроме тех синоцефалов, с которыми вы прекрасно управились, оставаясь, при том, в неведении об их существовании, я не уведомлял вас о циклопах, русалах, единорогах и много ещё о ком … или о чём. Здесь Андрей Андреевич прав – это наш обоюдный опыт, направленный на изменение уровня отношений.

--Я не ослышался? – Встрепенулся Карл Францевич, услыхав диковинные слова, сказанные в обычном, повествовательном изложении. – Циклопы и единороги? Именно сущие, и именно в числе более одного?

Никак не проявлявший себя до сего момента Модест Павлович, положил свою ладонь на плечо гоф-медика, и легонько сдавил оное. Господин Рюгерт тут же решил ослабить своё воодушевление по-поводу услышанного.

--Не ослышались, но о них расскажет господин Фсио. И позже. Сейчас же намереваюсь заполнить пробелы минувшего расследования.

Единственный, кто не вступал в беседу, и хранил сосредоточенное молчание, был Модест Павлович. Сперва его даже забавляла высокопарная пикировка Кириллы Антоновича и Андрея Андреевича. Малость позже, в период общего увлечения обеденными яствами, его посетило равнодушие, тут же давшее оценку поведения остальных сотрапезников, поименованное, как позёрство. С приходом же надворного советника, застольное времяпрепровождение снова сменило ранг состояния на раздражение.

--Словно курсистки какие-то, ей-Богу! – Думал штаб-ротмистр, стараясь не расплескать с лица маску невозмутимости. – Одна испробовала поцелуй, но боится и, одновременно, желает поведать о том подружкам. Остальные же до чёртиков хотят узнать подробности, но страшатся быть осмеянными за собственное целомудрие. Чего все топчутся на месте? Каждому есть что сказать, и что спросить. Так – нет! То мозги на каникулах, то позже будет с подробностями. И не заставить их говорить о деле! Нет, честное слово, курсистки и есть!

Но господин Толмачёв имел свои виды на продолжение разговора. И так уж случилось, что те самые виды зазвучали в унисон с размышлениями Модест Павловича.

--Мы не могли просто так взять, да и направить вас в ту далёкую губернию, не обеспокоившись о вашей безопасности. В Большой Поге был один человек ….

--Вы о фельдшере Петухове? – Не удержался Карл Францевич.

--Нет, не он. Это был тот, кого так изящно раскусил Модест Павлович, сопоставив коня и упряжь. Раскусил, но не до конца. Это был тот, кого вы, доктор, накормили проносными порошками.

--Это по моей просьбе ….

--Знаю, знаю. Решение просто гениальное, исполнение безукоризненное. Нет, господа, я не шучу. Так быстро определить того, кто не укладывается в ранг обычных поселенцев, - Александр Игнатьевич уважительно покачал головою, для большей убедительности выставив нижнюю губу за пределы дозволенного этикетом, - этому надобно учиться у вас! Не знал Тимофей Качурин, с кем имеет дело, но, к его чести, справился он со своим заданием. А в самом приюте за вами приглядывала женщина Ирма Кушнир. Так что мы имели подробный доклад о видимых проявлениях вашего расследования. К слову, эти двое избавили нас всех от протокольных забот и обвинений, когда успели обезглавить песиглавцев, превратив их в обычайные странные тела.

Прервавшись, надворный советник принялся наливать себе в чашку кофе. Остальные же, никак к тому не подготавливаясь, просто замерли в задумчивости, припоминая некие подробности недавних событий, которые, в тот миг, казались весьма важными.

--Теперь скажу о новости, на которую никто не рассчитывал. Исчезновение сирот из приюта имело более страшную причину, чем мог себе представить любой из нас. Детей не продавали в рабство, они не сбегали на поиски родных, либо с желанием стать участником приключений, о которых им читали наставники. Сирот … как бы так помягче выразиться, разбирали на органы.

Ничто, это я смею утверждать, не способно ввести порядочного человека в состояние нервного потрясения, как во всеуслышание подтверждённое самое скверное подозрение, усугублённое тем, что, то самое подозрение со всем тщанием изгонялось из мыслей ежечасно и ежедневно. Скажу иначе – догадка о существовании злейшего зла ничто, по сравнению с признанием существования оного.

Да-а, такая, вот, новость, милостивые государи и дамы! И воспринята она нашими героями по-разному.

Кирилла Антонович прикрыл ладошками лицо, и медленно поводил головою из стороны в сторону. То был жест человека, отказывающегося верить в услышанное. Его намеренно прикрытые глаза старались не увидеть подтверждения страшных слов. Горчайшая смесь сотворилась в душе помещика – жалость, сострадание и в высшей степени непонимание деяний людских.

Модест Павлович оказался более конкретен в проявлении своих чувств. Сжав с силою кулаки, и подавшись всем телом вперёд, словно перед решающим броском в схватку за правое дело, он изменился и лицом. Его щёки залила багровая краска, даже, скорее, огненная, оттого и опасная, ничуть не походившая на румянец неопытного юноши, услыхавшего скабрезную шутку. Прищуренные глаза, будто через прицельную мушку, глядели, не моргая, на Александра Игнатьевича, как будто ожидали, нет, даже требовали назвать того негодяя, на которого стоит без промедления перевести прицеливающийся взгляд. И губы … они тоже не остались безучастными к подобной новости. Они сжались с такою силою, аж до снежной белизны, что стали походить на тонкую ровную черту. Или на тонкий шрам от удара саблей.

Встречаться со штаб-ротмистром в подобном состоянии я не пожелал бы никому, даже и врагу. Пощады ожидать не стоило бы. Хотя … я не стану плутовать, и скажу то, что думаю на самом деле – я искренне желаю врагу встретиться с Модестом Павловичем. И с большим удовольствием оказался бы, окажись та встреча в действительности, рядом с штаб-ротмистром. На одной с ним стороне.

Совсем иначе вёл себя Карл Францевич. Всё его лекарское нутро, пропахшее снадобьями, пилюлями, микстурами, препаратами, операциями, перевязками, выхаживанием больных, раненых и скорбных, написанием книжек по излечению и прочими докторскими деяниями указывало явно и недвусмысленно только на одну эмоцию, на одну мысль и на одно чувство – любопытство. И, натурально, желание получить подробности таковых операций, о возможности проведения коих постоянно ломались копья в специальных Европейских медицинских журналах, международных симпозиумах и … в процедурной палате его собственной лечебницы. Весь мир твердит о нереальности операций, при которых повторно используются человеческие органы, а на самой периферии Российской империи  запросто опровергают просвещённое мнение медицинских светил, проводя подобные операции. Одним словом, интерес у гоф-медика был сугубо профессиональный.

И ещё одно отступление, которое мне видится важным и любопытным.
Вот сошлись для исполнения неких дел три разных, и вполне состоявшихся человека, со своими привычками, пристрастиями и слабостями. И в самые сложные часы, как, к примеру, этот, в коем прозвучала страшная новость о приютских сиротах, у трёх разных мужей явно проступают такие черты характера, как сострадание, желание биться за справедливость и профессиональная заинтересованность в подробностях случившегося. Три эмоции, объединяющие порядочность, искренность и настоящесть. Три эмоции, помогающие думать, понимать и побеждать. Три эмоции, равноправно могущие располагаться в одном человеке. Три эмоции, так характерные для настоящей славянской души.

Не могу удержаться от ещё одного отступления. Почти готов поклясться, что последнего.

Свершая попытку приблизиться к тончайшей грани, отделяющей заинтересованность от отстранённости, и преступив оную, вторгшись на территорию последней, становится весьма ощутим истинный восторг от искусного ведения беседы господами Толмачёвым и Фсио. Да, посудите сами! Сперва, почти наставительным тоном, сообщается господину Ляцких о недостаточном вовлечении в практику метафизики и логики его мозгового вещества, после чего следует перерыв в поучениях через, почти, светскую беседу. А далее, когда три наших героя сами того не желая, продолжают оставаться в состоянии высочайшей сосредоточенности, происходит предъявление главной новости – трагичной, жестокой, страшной, однако реальной. И, что же мы видим? Сильнейшее проявление эмоций, да таковых, что сии господа, прибывающие в вышеуказанном проявлении чувств, воспримут все сказанные далее слова, как призыв к немедленному действию! К любому, доложу вам, действию! От, к примеру, приступить к расправе с названным виноватцем, либо тут же примкнуть к любой секте, пусть и самого сомнительного культа.

Находясь на просторах отстранённости просто диву даёшься, насколько же мы, человеки, не совершенны. И как же легко нас сделать адептами чего угодно. Либо кого угодно.

Зная заранее финал сего беседоведения могу успокоить, что цель подобного общения была верною и, так сказать, порядочной. Никаких приобщений к расправам и сектам не намечалось.

А что же служило целью таковой беседы? Подготовить внутреннюю почву до полнейшей готовности принять зерно рассудительности, могущее дать всходы настоящего, а не мнимого и навязанного понимания мироустройства.

Господин Фсио потянулся плечами вверх, поводил головою в стороны, да так, что его позвонки издали тревожный хруст, и выдохнул. После чего переплёл персты обеих рук, а указующие сложил «остриём копья». Большие же персты свёл разом так, что они стали походить на основание пирамиды, острие коей представляли сведённые указующие.

Такое острие он направил сперва на помещика, а после и на штаб-ротмистра.

--Давайте о деле. Мне, господа, понятны ваши мысли относительно творимого над сиротами. Я разделяю их, и понимаю вас, как человек. Ваши размышления, Карл Францевич, не сыскали моей поддержки, но вы имеете на них право. Тем более, они, суть, не постоянны. Вы их скоро перемените.

Несколько мгновений Андрей Андреевич не говорил, а просто глядел на собеседников. Удовлетворившись увиденным, продолжил.

--Благодарю, господа, что воздержались от наивных вопросов о том, откуда и что я знаю о ваших мыслях. Ваши лица, и ваши жесты сказали мне больше, чем самый подробный рассказ. Вижу, что вы готовы слушать. Итак, по причине незнания имён, мы не можем назвать главных виноватцев, решившихся на злодейство в Чудском приютном доме. Те, кто проводил операции над сиротами, нам уже не нужны. Ими занимаются, и вполне успешно, другие люди. Я же намеревался представить вам более широкое полотно безо всякой персонификации. И поверьте, что полотно сие тем страшнее, что в нём нет деления на личности, в нём присутствует единый организм.
Снова пауза, снова пристальное вглядывание в лица наших героев и, первый раз за сегодняшний обед, перевод взгляда на молчащего Александра Игнатьевича.

--Представляете, впервые я не знаю, с чего мне надлежит начать. Любое предложение, оказавшееся первым произнесённым, тут же потребует подробнейшего толкования множественными фактами, как прямыми, так и вполне отвлечёнными. И это всё при том, что начинать разговор необходимо.

--Попробуйте так – вначале было слово, и слово было у Бога. С этого посыла вообще всё начинается. Для чего томиться в раздумиях, когда имеется готовый пример для стОящего начала беседы?

Это был Карл Францевич. Немного сарказма, немного иронии, не находите? Словом, всего понемногу, словно по рецепту.

Андрей Андреевич дословно прочёл предложенный «рецепт», что-то отложил себе в памяти и согласно покачал головою.

--Я принимаю ваше предложение, господин Рюгерт, и следую ему. Книга «Бытие», - продолжил господин Фсио глубоко вздыхая, да так, что на момент выдыхивания пришлось словцо «Бытие». – Глава первая, стих двадцать семь: «И сотворил Бог человека по образу своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их». Далее последует глава два, стих седьмой: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою». Извините, что напоминаю вам то, что вы и так прекрасно знаете. Также вы прекрасно знаете, что на земле-матушке проживают два вида людей. Вы же это знаете?

Медленно наши герои принялись вылезать из принятых поз, и из проявляющегося кокона предубеждения и начинающей клубиться обиды. Предательски медленно для того, дабы явственно показать замешательство и недоумение относительно услышанного.

--Бог сотворяет мужчину и женщину, о коих все святые книги предпочитают умалчивать, кроме самого факта их сотворения. И эта пара Божьих созданий является Первыми человеками. Во след тому событию Господь из праха земного создаёт постепенно другую пару, судьба и жизнеописание которой у всех в памяти, и у всех на устах. Кирилла Антонович, скажите мне, как назвать любое одушевлённое существо, или неодушевлённое творение, которое стоит в ряду равных сразу, после названного первого существа, либо первого предмета?

--М-м-м … последующий, другой, иной … я думаю, что так. Кроме того, всё чаще стало в пользовании недавно появившееся словцо «второй», кое никоим образом не является производимым от числа и цифири «два».

--Я готов аплодировать вашему ответу, - проговорил господин Фсио, делая попытку улыбнуться. Той самой «плачуще-рыдающей» улыбкой.

--Я с готовностью присоединяюсь к аплодисментам, - вступил в разговор надворный советник, и трижды громко хлопнул в ладоши.

По приватному кабинету, шелестя крылами, запорхало эхо, тут же превратившееся в стук. В дверь.

Присутствующие переглянулись, и каждый по-своему, по-особенному отнёсся к нежданному звуку.

Карл Францевич, сидевший ближе всех к двери, оборотился на половину корпуса назад, не скрывая любопытства.

Сидевший рядом Модест Павлович малость подался вперёд, словно собираясь вскочить, и прищурил глаза.

Кирилла Антонович просто встал, а Александр Игнатьевич расстегнул сюртук.
И только Андрей Андреевич не подавал признаков нервозности.

Когда короткие движения собравшихся господ прекратились, господин Фсио поднял руку в успокаивающем жесте, и обыденно спросил.

--Кто?

Дверь отворилась ровно на столько, чтобы в образовавшийся просвет проникла рыжая голова официанта.

--Могу прибрать? Со стола.

--Да, будь добр, - чувствуя себя неким хозяином ответил Андрей Андреевич.

--Сей момент! Не извольте … никакого беспокойства … я мигом … нешто мы не понимаем ….

Бормоча себе под нос подобные заученные фразы, рыжеволосый действительно ловко заставлял поднос посудой, и за два скорых входа и выхода из приватного кабинета, прибрал все приборы.

Но, самое интересное, как на мой взгляд, случилось перед тем, как официант покинул помещение. Он, словно заядлый заговорщик, подмигнул Александру Игнатьевичу, показал (скорее всего ему же) три перста, и хлопнул в ладоши, не до конца сводя их вместе, отчего звука хлопка не случилось. После он прижал правицу к груди, и кивнул рыжей головой. Мол, теперь у нас имеется особый сигнал и, ежели чего не то, так не сомневайтесь, я всегда буду на подхвате. Или просто подойду.
Не получив ответа, официант выскользнул за дверь.

Всё это так понравилось господину Рюгерту, что его игривое настроение малость заступило за грань деловой атмосферы приватного кабинета, и вырвалось на свободу в виде слов.

--Теперь у вас появился ещё один агент.

Сказал, и, копируя официанта, подмигнул господину Толмачёву.

Надворный советник, не глядя на гоф-медика, застегнул сюртук, поправил на висках волосы, и ответствовал.

--С чего вы взяли, что он только теперь появился?

Вот и случилось двоякое – то ли шутка, то ли конфуз. И положение пришлось спасать господину Фсио.

--Я бы продолжил, если господа уже закончили ревизию нового пополнения агентуры.
Тон, а наравне с ним и выражение лица Андрея Андреевича, чудесным образом переменившееся от жалостливо-плаксивого на, что ни на есть, строгое, не позволяли рассчитывать только на один адресат – господина Рюгерта. Сердитые стрелы метнулись и к Александру Игнатьевичу.

Теперь у господ, сидящих напротив говорившего, появилась убеждённость в явном превосходстве господина Фсио над всеми в этом кабинете. Разумеется, включая и надворного советника.

Таким манером нужное внимание было достигнуто, и собравшиеся услыхали нижеследующее.

--Решайте сами, как вы отнесётесь ко всему, сказанному мною. Пожелаете – сочтёте разоблачением заговора, пожелаете – набором случайных совпадений, причудливо сотканных в единую хронологию. Как бы там ни было, считаю для вас полезным выслушать меня.

Выждав в молчании секунд пять, в продолжении коих никто не решился издать ни звука, последовало продолжение.

--Бог создал мужчину и женщину, счёл их своими детьми и отдал им в пользование не так давно созданную землю со всеми тварями, птицами, гадами, морями и твердью небесною. На этом дары не закончились. Далось стремление к совершенствованию, разум, самообразование, умение из всего извлекать опыт, накапливать его, анализировать и систематизировать его и, что не менее ценно, передавать опыт потомству. Причём так, как передают надёжные знания для вхождения в самостоятельную жизнь, а не как перечень наставлений и запретов, требуемых к строжайшему исполнению. Человеки обладали даром развиваться. Можете спросить, как они воспользовались полученным от Создателя? ПЕРВЫЕ, пока стану называть человеков так, создали и освоили разумную речь. Пользуемые слова сами себя толковали, и имели только один смысл, заложенный изначально. Речь была бережной и сильной. Некие слова могли создавать, некие – излечивать, а иные, чего греха таить, годны были для уничтожения.

Андрей Андреевич сотворил длинное движение, в начале коего было медленное потягивание, переросшее в вставание со стула.

--Далее появилась письменность, в коей буковицы были под стать словам – у каждой свой смысл, значение и действие. Две, либо три буковицы вместе усиливали друг дружку, создавая новое и понимаемое словцо, краткое и легко запоминаемое. Труд, для облегчения жизни, был разделён на ремёсла. ПЕРВЫЕ научились излечивать своих соплеменников, устраняя причину хвори. Была создана и социальная конструкция структуры общества – семья и род. Главу родов избирали только те члены родов, кои достигли зрелого возраста. Следующим шагом развития стало создание каст.

Не скрывая своего удивления, Кирилла Антонович поднялся со своего стула, подошёл к господину Фсио и сказал. Не спросил, а именно сказал.

--Каст. Я верно расслышал. Каст.

Глядя в глаза помещика, и не меняя интонации, Андрей Андреевич продолжил.

--Главная каста – каста жрецов. Они имели понимание смыслов бытия и жизни, понимали связь между природой и людьми. Они знали законы Божьего мироздания. Знали и некие тайны. Следующая каста – учителя. Представлять их не стану. Третия каста – воины. Четвёртая – ремесленники и земледельцы. Пятая – работники, не сумевшие, либо не захотевшие стать кем-то из предыдущих каст. Шестая каста, самая последняя и наименее почитаемая – торговцы.

Не услыхав чего-то с опаской ожидаемого, помещик тихо выдохнул, покачал головою, и отошёл к окну, по-прежнему оставаясь на виду у господина Фсио.

--Стараниями первой касты было достигнуто спокойное и постоянное развитие человеков. Не удивительно ли, что первые научились использовать не одну, а четыре вида магии? Была, так сказать, производственная магия, домашняя, военная и лечебная. Всё было просто – разум, развитие, магия, как бы абсурдно это не прозвучало.

--Позвольте, - не удержался от вопрошения Кирилла Антонович, снова приближаясь к Андрею Андреевичу, - таки имею желание прояснить. Я способен понять магию лечебную – что-то читал, слышал, опять же порошки Карла Францевича, одним словом верю. Военная магия, - помещик перевёл взгляд на Модеста Павловича, и пожал плечами, - вполне, вполне вероятно и, даже, возможно. Магия домашняя, - тут привычка к рассудительности была прервана самовольно образовавшимся жестом, имевшим вид вертящейся и растопыренной ладошки, - домовой … там, овинный и прочие … не важно кто … хоть водяные … понимаю. Но промышленная – это как?

--Я опускаю детали с умыслом, надеясь, что вы сами пополните ими то понимание, которое я хочу вам преподнести. Если моё представление,  хоть в малости вас заинтересует. Но, если желаете, я намекну, что такое есть промышленная магия. Вообразите, обычную кузню, в коей есть два кузнеца. Один сподобится изготовить вам, к примеру, клинок, рассекающий камень, словно нож масло. А иной выкует для вас на той же наковальне лишь подкову, да шкворень. Понятно?

Сведя брови е переносице, Кирилла Антонович, не отвечая ни единым словом, просто-таки всматривался в лицо этого странного собеседника.

--Скажу ещё, что те кузнецы одинаково ценны для общины, в коей и живут. Я могу продолжать?

Всё ещё находясь под впечатлением ранишних слов господина Фсио, помещик медленно несколько раз кивнул головою, и удалился к своему новому месту в импровизированном лектории – к окну.

--Семейный уклад Первых образовал Роды, в коих велись особые родовые книги, дающие возможность знать и почитать основателя Рода от Сотворения Божия. В них перечислялись поимённо все предки и все сущие до любого искомого дня, все свершённые браки и потомство от них. Указано слияние с иными Родами, и состояние потомства в смысле задатков. Записывалось познание ремёсел, проведение особых родовых праздников, все даты рождения и успения, болезни, необычайные происшествия и порицаемые проступки. Такой подробной информации позавидует любое сыскное отделение, либо жандармский архив. А говорить о том, что письменный язык был совершеннейшим образом унифицирован в той степени, что легко читался любым человеком, просто не стоит.

Андрей Андреевич перевёл взгляд на Кириллу Антоновича, словно только от него ожидая скорого вопроса.
 
Помещик молчал, поглаживая перстом правую щёку, и глядел только перед собою. В обычай поговаривают, что подобное устремление глаз прозвано «взглядом в никуда».
Любопытство проявлено не было, и в приватном кабинете снова раздалась речь.

--Не стану говорить, что всё протекало безоблачно. Однако, много ошибочное и, даже скверное, смело возможно счесть ничтожным в сравнении с постоянным развитием человеков, Родов и стран, населяемых ими. То, что теперь принято считать наукой, бытовало в виде обыденности. Пример – поднятие тяжестей без человеческих рук и сил прирученных животных. Пользование морскими судами без парусов и гребцов. Первые могли летать в особых устройствах в любой край Земли, тратя на полёт самое краткое время, какое только можно представить. Есть повод смело говорить о полётах на соседние планеты. Любое новшество, либо какое-то изобретение, тут же становилось доступным любому нуждающемуся в нём. Не хочу отнимать у вас время подробно описывая то, чего достигли Первые. Я стараюсь показать, что способность к развитию и самосовершенствованию позволили человекам создать свой устойчивый мир, правильный, развивающийся, однако, не долговечный.

Господин Фсио поднялся на ноги, и продолжил уже стоя, пользуя спинку своего стула, как лекторскую трибуну.

--Во всей Вселенской пустоте случаются смены … э-э … если будет угодно, периодов. Сравнить могу со сменой дня и ночи на Земле. Только Вселенская ночь, равно, как и Вселенский день, длятся многие и многие тысячи лет. Что случается с человеком ночью? Страшного – ничего. Человек не так активен, наступает успокоенность до расслабленности, на меньшее количество опасностей отвечает осторожностию. Ночью человек не такой, каков он днём. Доверия многовато ….

Последнее было сказано с привкусом огорчения.

Карл Францевич поёжился, да так, что под ним страдальческим стоном заскрипело лёгкое креселко, спешно доставленное из ресторанной залы прямо перед приходом гостей.

--Даже если вам покажется скучным то, что я говорю, решение избрать именно такую манеру беседы было осознанным.

--Мне не скучно, - парировал гоф-медик, проводивший время в тщетных попытках представить финал сей полу романтической и полу эпической саги. – Я отсидел ногу. И почти не ощущаю левую лопатку. Я вижу, что мне одному поставили это пыточное кресло. Всё, - скрипнув ещё раз, продолжил господин Рюгерт, - я уселся.

Не ведаю, было ли раздражение у Андрея Андреевича, или он умел сдерживать свой нрав, но теперь его взгляд просто не отрывался от помещика, будто он был основным и единственным слушателем.

--Именно в конце Вселенского дня Господь создаёт ещё одну пару, правда иным способом. Эта пара является ВтОрыми.

--Вы хотели сказать вторЫми? – Скорее оттого, что хотелось сокрыть вновь раздавшийся скрип от перемены позы, нежели руководствуясь исключительно филологическим интересом, задал вопрос гоф-медик.

--Нет, не хотел. ВтОрые – означает «в Торе». Потому и навязано это словцо в изменённом виде в нашу речь, дамы мы произносили его, как буддийскую мантру, восхваляя тех, кто сокрыт под этим наименованием.

Штаб-ротмистр, наклоняя голову к плечу, принялся тереть глаза, раза два с силою надавив на них перстами. Это, пока, единственная эмоция, которую мог себе позволить офицер.

--ВтОрых поселили в Эдемском саду, в котором было всё для райской жизни. Однако появился иной наставник, тут же поведавший им о каком-то там познании? И кем же оказался тот светоч правды? Не дятел, не бегемот и не выхухоль, а змей, заговоривший с Адамом. Возможно ли сказать, что змей приполз к подобному себе? Вероятность велика до катастрофических пределов очевидности! А в чём состояло познание? Если ….

--Яблоко.

--Простите?

--Я говорю, - подал голос Модест Павлович, успевший натереть свои глаза до красноты, - что там было дело в яблоке. Насколько я помню.

--Ну, да! Ещё там были фиговые листья! Познание, переданное змеем, содержало только одну новость, расколовшую ещё хиленькие мозги Адама и его спутницы – они, суть, равны создателю! Во всём! И, в первую голову, в потребности возвеличивания, восхваления и в необходимости срочно повелевать всем сущим на Земле. Уступать в своих притязаниях на славу и власть они не собирались. Господь, почуяв неладное в появляющемся гоноре своих созданий, выпроводил их из уютного мира в свободную жизнь на Землю, уже обжитую Первыми.

Недовольно заскрипело креселко под гоф-медиком, который, в своё оправдание, только развёл руками. Мол, что я могу с этим поделать?

--ВтОрых приняли, как соседей по планете – без восторга, но и без отторжения. Хочу напомнить о Вселенской ночи, и о том, как в ней себя чувствует человек. И как вели себя ВтОрые? А как могли вести себя те, кто считает Создателя ровней? Сперва они просто требовали освободить все приглянувшиеся им земли, потом шли на хитрость и обман. Далее были стычки, быстро переросшие в войны. Правда, Победа в тех войнах им ни разу не улыбнулась. И не потому, что они слабы или малы числом, а только потому, что любое их деяние не было сопряжено со здравым смыслом. Должен отметить, что последнее выражение присутствует в каждом их поступке.

Андрей Андреевич на несколько мгновений отвлёкся от повествования, поглядел в окошко и, не услыхав никаких звуков, кроме внимательной тишины, заговорил вновь.

--Мнение, что ВтОрые, суть воплощение Господа на Земле, переросло в могучую уверенность, а надобность пользоваться здравым смыслом переросла в мнение, кое возможно не учитывать. Вот потому ВтОрые, на правах равнозначности своему Создателю, решили приступить к устройству мира по своему произволу. Как? Они принялись наводнять землю новыми созданиями, используя в виде первоосновы для своих творений уже существующие виды. Вы спросите – о чём я говорю? Извольте – песиглавцы, они же Cinocefali Effiges, на Африканском континенте прозванные Cinaminglis. Могу назвать и Monstrum Acepliaton, коего так хорошо описала ваша подопечная Маша. Это, - господин Фсио, вровень со своими плечами, начертил руками в воздухе фигуру с прямыми углами, - безголовый … нет, не поворачивается язык назвать его одним определением с нами. Глаза у него и правда на уровне сосцов, малость выше солнечного сретения расположен нос, а над пупом обретается рот. Есть ещё … нет, право, словно на аукционе – «есть ещё» … Foctus Fuinus Humanovuleu – это обычайная свинья с головою человека. Monstrum Marinum Liomanofacie – сие, суть то, что мы в сказках зовём русалками, только в их «исполнении» Monstrum Marinum есть в мужеском и в женском обличиях. Желаете, могу продолжить, перечисляя одноногих, двухглавых, змеелюдей, овцезмей, свиноптиц, шестируких, особей со всеми органами наружу …. Должен объясниться, что я далёк от возмущения от их деяний, я просто констатирую факты. Всего было сотворено четыреста тысяч подобных существ и растений, кои ВтОрыми скрупулёзно описаны и занесены в отдельный атлас, с присовокуплением каждому монстру латинского названия по международной классификации. И для чего всё это? Ответа нет, поскольку богоподобные не опускаются до толкования своих поступков обычайным человекам. Каков же итог их трудов малоправедных? Большая часть новых видов оказалась вовсе не пригодной к жизни ни в воде, ни на суше. Часть не могла давать потомства, иная часть напротив, оказалась долгоживущей и до неприличия плодовитой, при том отменно глупой. Последнее, кстати, относится к Cinocefali, простите, к песиглавцам. Думаю, господа, вы начали сами понимать то, о чём я умолчал. ВтОрые на самом деле обладают той силой, магией, если пожелаете, то сверхъестественной способностью к созданию чего-то иного, кроме уже сущего. И манера, коей пользуются при создании, не однообразна. Пользуют обычайное скрещивание, замену органов, замену половины тел, замену наружных покровов … возможностей много. Подобное умение присуще и Первым с той разницей, что ВтОрым это было просто дано при, так скажем, рождении, а Первые воспитали в себе эту способность от «просто ничего» до полноценного опыта. Была ли разумность в их созидательном процессе? Отнюдь! Главенствовало самомнение, самолюбование и страстное желание властвовать, пусть и над новосозданными тварями. Я ещё не упомянул об их опытах по созданию Homo Sapiens из икры, как у рыб. Кстати, с одним икророждённым вы имели сомнительную честь быть знакомыми. Это ….

--Я так и знал! – Громче застонавшего креселка воскликнул Карл Францевич. – Я так и знал, что это … что с ним … это господин Кугатый, верно?

--Да, верно.

--Я осматривал его! Могу я одну ….

--Позже. Не ослабляйте интерес к повествованию, - впервые за многие минуты подал голос господин Толмачёв.

--Хорошо, простите. Но, вы мне обещали!

--Давайте подумаем, а возможно ли сотворённое ВтОрыми счесть за обычный дух экспериментаторства? За способ познания сути природы? Осилите ли вы новость о том, что бОльшая часть вновь созданных тварей попросту не понимала, как им выжить в условиях, когда они повсюду гонимы земными аборигенами? Вот они и воспользовались единственным способом – бороться, в буквальном смысле, любыми способами за собственное выживание. Вплоть до уничтожения местного населения. Местные, в ответ и со страху, занялись охотой на невиданных ранее тварей. Итог – монстры почти полностью уничтожены, тысячи убиенных среди землян. Это дух экспериментаторства, или путь познания? Это, доложу я вам, болезненное самомнение. Далее ВтОрые разносят, словно чуму по планете, деньги и поклонение золоту. Лестью, обманом и подкупом они втискиваются между тем, кто производит и теми, кто нуждается в произведённом, будь то кузнечные меха, полотно либо хлеб. Наскоро развалив привычный натуральный обмен, деньги ВтОрых стали управлять производством надобных товаров и куплей оных, по собственному разумению, естественно. Именно отсюда и берут начало странные случаи голода. Странные, потому, что искусственные. Странные, потому, что места, в коих случался голод, просто пытались выйти из-под подчинения ВтОрых.

Тут Кирилла Антонович решил вернуться на своё место около стола. Усевшись, он что-то сказал на ухо штаб-ротмистру. Получив ответом утвердительный кивок головы, помещик, пользуя паузу в речи господина Фсио, обратился к господину Толмачёву.

--Андрей Игнатьевич, можно просить, чтобы нам подали чай?

Надворный советник ответил нечто тихое, почти одними губами. Примерно, это могло означать «я и сам хотел чаю». Да, что-то в таком роду он произнёс, и уж собрался подняться на ноги, дабы выйти в ресторанный зал, но был остановлен улыбающимся по случаю Карлом Францевичем, предложившим вместо пешей прогулки за чаем воспользоваться тремя хлопками в ладоши. Мол, и ходить не надо, и официант почувствует свою нужность покровителю в лице господина Толмачёва.

Так и случилось. Три хлопка, стук в дверь и «чего изволите?», следом - «я мигом, и в лучшем виде!».

Терпеливо ожидавший интереса к своей персоне Андрей Андреевич Фсио таки дождался тишины, и его голос сызнова привлёк к себе внимание.

--ВтОрые не могли отказаться от желания владеть Землёю, да и всем, что живёт на ней. Не можем же мы с вами отказаться от желания дышать? Ради своей цели была свершена ещё одна мерзость имевшая, в виде намерения, повторение войн ради полного уничтожения Первых. Они принялись брать в жёны дочерей человеческих. Брать их по правилам, угодным Роду и обычаям. То есть, внешняя пристойность была соблюдена. Однако, совсем не скоро стала понятна истинная причина таковой коварнейшей любвеобильности ВтОрых. Всё дело оказалось в потомстве. Именно ради него и свершались браки. Чада рождались пустыми. Это … попытаюсь объясниться … внешне потомство не отличалось от остальных землян. Но, в них не было ничего, присущего Первым. Потомство тяжело поддавалось учению, было лениво к труду, скверно в поведении с Родом. Почитание старших считали занятием для глупцов. Ещё хуже стало, когда  пустые обзавелись своим собственным потомством. Последующее поколение не имело равновесия и понимания – они были способны лихо броситься в веселье рыночных балаганов равно, как и в бессмысленную, по своей жестокости и кровопролитности, от пустяка начавшуюся драку, доводя оную до полного уничтожения соперника. Они были легко внушаемы как идеям, так и традициям, бывшим чуждыми для Первых. И, что оказалось самым мерзким, они стали готовыми исполнить любое злодеяние, если им случится посул денег. Вот так и разбавили, и весьма сильно, породу Первых. Пустым же дали прозвище. Какое, спросите вы? Вот, вообразите себе обычного лудильщика, который тонким слоем олова покрывает прохудившийся чайник. Либо казан. Лужёная вещь, как ни странно, полезная, однако же – пустая. По наружным бокам идёт блеск, а нутро надобно для того, чтобы хранить то, что нальёшь – хоть воду, хоть мёд, хоть, прошу прощения, нечистоты. Налить можно всё для сохранности, главное – чтобы блестело. Прозвище от лужения и пошло – люди.

Надворный советник, соблюдавший полнейший нейтралитет в его классическом исполнении, включавший в себя и молчаливость, и внешнее безразличие (уж нам-то не знать, что скрывалось под маской безразличия) не мог не подметить, как изменилось поведение гостей при упоминании словца «люди» в совершенно ином, мало привычном смысле. Новое состояние гоф-медика, штаб-ротмистра и помещика походило на взрывоопасную смесь недоверия, увлечённости, несогласия и разочарования. И Слава Богу, что внимание, как составная часть прежнего состояния слушателей, в опасную смесь не входило. Оно оставалось неизменно постоянным.

--Проведя долгие годы в трудах по наполнению Земли людьми, ВтОрые своего добились – число обитателей планеты подошло к задуманному числу. Это позволило приступить к следующему шагу порабощения Земли – созданию стран и народов. В помощь пришла слабая подвижность людского ума, давшая шанс ВтОрым просто-таки назначить оседло проживающих людей представителями одного народа, а их соседей – иным народом. Каждому новому народу давался отдельный язык, отличающийся от языка соседей и далее по всей планете. Для большей достоверности почти у каждого придуманного лингвистического пасынка древа изначальной речи был миф о старом варианте новоиспечённого языка, который, по непонятный причинам, пришёл в негодность, оттого им никто пользоваться не умеет. Достаточно назвать старофранцузский, старокельтский и Вавилонский.

--Туда же следовало бы поместить и древнегреческий, - не удержался Модест Павлович.

--Именно! – Почти с восторгом воскликнул Андрей Андреевич, видимо обрадованный тем обстоятельством, что штаб-ротмистр перестал изображать из себя предмет мебели. – Вы правы! Добавлю, что для тех же нужд созидания стран и народов, появляется весьма странный труд странных историков Иосифа Скалигера и Дионисия Петавиуса, детально и, почти, по дням описывающий историю развития и величайших побед каждого придуманного народа. Тот, с позволения сказать, исторический труд стал обязателен к изучению, наравне с вновь созданными языками. Когда же, пусть и довольно примерно, были определены места распространения языков, появились и границы новых государств. Надо ли говорить, чем подкреплялось решение недавно созданных народов отделиться охраняемой чертой по земле и на бумаге?

Кирилла Антонович поглядел на штаб-ротмистра, и сотворил приглашающий жест рукою, как бы говоря – теперь ваше право вставить словцо.

--Думаю, подкреплялось старинными картами, на которых и были начерчены границы новых стран.

--С вами, господа, очень легко беседовать. Легко и приятно! Совершенно верно, картами, которые были исторической подделкой, но представлялись, словно едва сохранённый оригинал. Чаще всего под теми картами стояло имя фламандца Герарда Меркатора. Итак! Страны и государства созданы, созданы языки для проживающего народа, а если у соседней страны есть собственный язык, то соседи суть чужаки! Следовательно, граница государства должна охраняться, а на границе должна быть таможня. Разумеется, должность мытарей досталась ВтОрым. Теперь настал черёд проникнуть и в верховную власть, чтобы, так сказать, утвердиться и узакониться. Как это сделать? Примерно так же, как они проникли во власть на Руси. Была спровоцирована весьма спорная война с не менее спорным противником, плохо определённым и по сей день. Завершением той войны стала Куликовская битва, позволившая публично умертвить последнего княжьего темника Василия Вельяминова, и его сына. Помните ли вы, господа, кто на Руси был темником?

--Избираемый народом человек, следящий за правильным соблюдением обычаев и решений кона князем, - отличился Карл Францевич, уже давненько переставший шутить и улыбаться.

--Вы радуете меня познаниями и тем, что упомянули главнейшее словцо – избираемый. Избираемый, как и князь. Но, после той битвы, власть на Руси стала передаваться по наследству. Основную задачу ВтОрые решили.

В дверь трижды постучали, и все собравшиеся поворотились, дабы поглядеть на господина Толмачёва. А господин Фсио сказал такое:

--Александр Игнатьевич, это прибыл ваш агент, вам и распоряжаться.

Вскоре по приватному кабинету запорхал чайный аромат.

Меж тем разговор не прекращался.

--Когда долго ожидаемая власть принялась согревать руки и карманы ВтОрых, пришла пора явить народу зло. В приснопамятном 1722 году появляется царский указ, названный «Холопное право». Русь поделилась на богатых и рабов. Заметьте, ни в одном государстве ничего подобного не происходило … может оттого, что ни в одном государстве не бывало столько Первых? Что означает принятое крепостное право?
 
Андрей Андреевич отхлебнул чаю, по очереди оглядел слушающих господ, и принялся расхаживать рядом с обеденным столом, помахивая чайною ложкою, словно указкою.

--Это означает, что уничтожению первых более ничего не препятствовало. Мало того, сразу, после выхода того указа, появился другой, не предлагающий, а обязывающий свозить в столицу все Родовые книги со всех поселений государства Российского. Видите ли, кому-то понадобилось сделать с тех книг списки для архива. На самом деле, все Родовые книги, свезённые в столицу, были преданы огню. Теперь подумайте, чего лишились Первые? Коротко перечислю – Родовая память, Родовое древо, знания, обретённые Родом, и передаваемые потомкам. Продолжить? Лишились секретов мастерства, азбуки обращения к Богам, заклятные слова для посева и уборки урожая, слова от неурожая, от непогоды, от мора живности, для исцеления и напутствия. Всего и упомнить трудно. Однако, и от войн, супротив человеков, ВтОрые не отказались, заставив ходить воевать Русь новосозданные страны и государства. Понятно, что победить не вышло, и не могло выйти! И с этим не успешным воительством надо было что-то делать! Решение было придумано скоро. Девизом действий на последующие годы стало «Не можешь победить врага, начни учить его детей». И вот уже с поспешностью утреннего солнечного луча столичная молодёжь, а за нею и провинциальная, со всем тщанием штудирует французский язык, рядится в модное Парижское платье, посыпает пудрой и тальком парики, внушив себе, что по одёжке встречают, по ней же станут и провожать.  Сморщив носик начисто отвергает привычное излечение, предпочитая ему заморские снадобья, перестаёт проговаривать буковицы «Ч», «Ш», «Щ», «Ж», поскольку они пригодны лишь для ртов крепостных. Эти снобы враз позабыли, что вся натуральность нашего мира была создана звуками, а не Парижскими модами. Но и этого ВтОрым мало. Они скоро пишут слёзные романтические книжицы, приписывая их создание перу каких-то древних авторов, по сути никогда не существовавших. От этого книжки становились ценнее. Позволю себе сослаться на одного сочинителя по имени Вильям Шекспир. Что воспевал тот мифический британец? Любовную страсть четырнадцатилетней особы, погубившую спокойную жизнь двух больших Родов, почти сведшую с ума не менее романтического Ромео, и наложившую на себя руки. И это все достижения юной особы? То есть, Божий замысел при создании Земли и живущих на ней состоял в том, чтобы сотворить ту девицу, портящую жизнь окружающим, отрицающую долго устраиваемую семейную жизнь и противопоставляющую себя всему Божьему укладу во имя похоти? И, вдобавок, завершившую свои дни Богопротивным способом? Отнюдь! Это был задуманный план, рассчитанный на людских детей, в упоении читавших такие книжки, а позже принимавшихся поступать исключительно в тональности горячо оплакиваемых, но выдуманных, героев романтических историй не существующих сочинителей. Да, Бог с ними, сочинителями! Подрастающее поколение вполне жизненно перестало признавать родительские наказы, требуя самостоятельности, выраженной в романтизме вседозволенности. «Как прекрасны порывы дерзкой юности» - строчит некто Обухов в журнале «Современник». Только не пишет тот бумагомаратель о колоссальном числе тайных избавлений от плода «прекрасных порывов», не пишет о колоссальном числе умерших девиц, пользовавших услуги тайных избавителей, уже не помнящих магии излечения, либо, просто, не знавших её. Добавлю великое множество произведённых на свет бастардов, лишённых воспитания и семьи, а, следовательно, весьма озлобленных. И прочая, и прочая, и прочая. На последок скажу, что занятие проституцией с тех самых пор, когда ВтОрые принялись обучать детей врагов, перестало быть осуждаема людьми. И запрещена к осуждению человеками.
 
Продолжая вышагивать по кабинету, Андрей Андреевич обратился к своим молчащим визави с иными речами.

--Только из желания быть верно понятым, я скажу то, что следовало сказать с самого начала. Мы, с господином Толмачёвым, не имели за цель вовлечь вас в кружок начинающих революционеров. Это, по сути, совершенно пустое занятие. Мы пытаемся показать настоящую природу вещей и реальную подоплёку событий, свидетелями коих вам выпало быть. Перевод же вашего внимания на персоны, прямо, либо опосредственно причастные к известным вам событиям, натурально вызовет озлоблённость и весьма сильно уменьшит угол обзора позиций противника. Я намереваюсь продолжить, коротко останавливаясь на самых важных … испробую новенькое сравнение – верстовых камнях своего повествования. В Чудском приюте вы столкнулись с новой для вас, и старой, судя по имеющимся летописям, мерзостью – пользованием человеческих, подчёркиваю, человеческих органов и членов тела для нужд восстановления, оздоровления и продления жизни ВтОрых. Повторюсь, сия идея не нова, наши соседи по планете уже давненько стали подмечать, что они не могут похвалиться ни долголетием, ни, тем паче, бессмертием. Вывод – сменить изношенное на новое, оставив прежним каркас. И снова, та же самая пресловутая неразумность в их прожектах, не позволила достичь желаемого уже в который раз. Напомнить вам о таком создании, как Голем? Он состоял из того же вещества, что и ВтОрые, получил возможность перемещаться и действовать, но, оставаясь лишь пародией на нечто разумное, стал угрозой для создателя. Напомню ещё об одном персонаже – Носферату. Его история повторяется до мелочей. Вот и пришлось пускать в ход самые смелые глупости из когда-либо высказанных – простая замена органов. Тут и забрезжил рассудок у ВтОрых, правда, в ошибочном направлении.

Господин Фсио поглядел в свою пустую чашку, опрокинул её донышком вверх и потряс. Видимо, решив не доверять своим глазам, показывающим, что чашка пуста, он и решился на проверочный опыт. Результат тряски был идентичен результату осмотра. Вздохнув, и не обратив внимания на жест надворного советника, предлагающего заполнить  пустоту в чашке, продолжил.

--Их первая попытка просветления заключалась в том, что они стали предлагать людям те операции, которые желали для себя. Понимаете? Как говорил Кирилла Антонович, рассуждая об игральных картах, желаемый исход задуманного зависит от программы, которая навязывается под соусом якобы собственного принятия решений. Людям, разумеется обеспеченным, предлагается здоровье и многая лета через операцию. Теперь – внимание! Операция людям проводится за деньги, органы поставляются за деньги, лекари, естественно, из числа людей, материал для пересадки … не надо морщиться, Карл Францевич, я только цитирую. Так вот, органы – бесплатно, послеоперационный период также за деньги. А что получат ВтОрые кроме желанных денег? Что вы об этом думаете, господин Рюгерт?

--Я думаю … думаю, что просто громадный, судя по числу пропадающих деток, материал для анализа. Понимаете, важно знать схожесть и различие параметров показаний к операции. Если вы правы, и подобные операции таки проводятся, то возможно получить и статистические данные о приживаемости, либо по отторжению у разновозрастных пациентов, кроме ….

--Довольно! Вы профессионально ответили! Вы понимаете, что всё народонаселение нашего государства суть склад нужных органов при имеющихся данных скрупулёзного анализа. И при этом ещё берутся деньги! Вот вам великая сила программы, внушающей наличие нового и необходимого способа улучшения жизни. Вот вам и безудержное желание денег, власти и вечности. Этой частью рассказа я подошёл к предпоследнему верстовому камню. Кирилла Антонович, я подошёл к науке, которая, из возможности понять природу и научиться с нею сосуществовать в ладу, превратилась в догму, согласно которой и раздаются профессорские и академические звания, позволяющие либо топтаться на месте, имитируя деятельность, либо свершать поступки за гранями здравого смысла.

--Сейчас, скорее всего, соглашусь с вами, но при иных обстоятельствах я бы непременно вступил бы в полемический спор.

--Скорее всего?

--Да, скорее всего. Меня интересует завершающий мазок вашего полотна, а не вглядывание в отдельный фрагмент. Я не намерен прерывать ваше выступление. Оно … оно меня впечатлило.

--Александр Игнатьевич говорил мне, что восхищается вашей способностью к деликатному изъяснению. Теперь мне понятна причина подобного восхищения.

Сидя, помещик отвесил галантный поклон, адресовав оный надворному советнику.

--В самом начале нашей беседы я, помнится, предлагал вам разговор равного с равным. Предлагал говорить лишь то, что знаемо наверняка, и не озадачиваться на сей счёт противным мнением. Именно с этой позиции я и говорю вам – нет, и не случится иных обстоятельств. Не случится и спора на тему науки. Поскольку то, чему считается основоположником господин, по фамилии Новый Бог, никоим образом не является ни наукой, ни физическим пониманием мироустройства.

--Не сочтите меня невеждой, просто вы назвали ….

--Да, я назвал господина Ньютона, чьё имя переводится на русский язык так, как вы услыхали. Представьте себе – сей господин состоит на высшей ступени посвящения в тайном обществе, в серёдке коего созданы свой собственный символизм, ритуалистика и искусственный язык общения с себе подобными. Что же это за общество такое, состав которого и ритуал посвящения известен? Что такого они скрывают, если для нужд просвещения и развития науки навязывают законы, подлежащие строжайшему выучиванию наизусть? Может, это программа, как думаете, Кирилла Антонович? Если общество тайное, то им есть и что скрывать? Тогда то, что считается законом Ньютона, не является настоящим и истинным? Тем паче, что следов пребывания господина Нового Бога на Земле, кроме косвенных, нет. Даже, если вы и догадались, я всё равно скажу, что имел в виду масонскую ложу. Дорогой Кирилла Антонович, нет науки, и нет развития. Вот, извольте, два примера. До конца прошлого века почти весь мир использовал свободное атмосферное электричество. Вы пользуете его сейчас? Нет, по причине его отсутствия. Есть новомодные электростанции, вырабатывающие электрическую энергию, за счёт падения воды и вращения турбин. Может научная мысль состоит в построении и использовании тех самых станций в трудных условиях быстрых рек? Отнюдь! Дело в банальных деньгах, которые можно получать, передавая электричество от собственных станций. Заплатил – светло, не заплатил – сиди при лучине. Вот и вся наука, сотворившая четырнадцать профессоров в области гидротехники за последние шесть лет. Без науки было бесплатно, с наукой надо раскошеливаться. Другой пример – наши академики господа Морозов и Вернадский, господин сочинитель граф Толстой Лев Николаевич и изобретатель и гимназический учитель Циолковский Константин Эдуардович не смогли найти более достойного применения своим светлым умам, как создать своё общество, призванное, внимание, воскресить всех-всех-всех когда-либо живших на Земле. Однако, господа столкнулись с проблемой – планета не может вместить сразу такое число живых homo sapiens. Выход, таки, был найден – господин Циолковский предложил сконструировать ракету, на которой, пронзая Вселенскую пустоту, переместит на Марс излишек народонаселения. Работы по воскрешению, равно, как и по созданию ракеты, ведутся!

Самый подходящий случай для того, чтобы в конце таковой речи, был сотворён некий ироничный жест. Скажем, развести в стороны руки, одновременно делая полупоклон. Так в цирке делают гимнасты перед тем, как произнести VOILA!

Ан, нет, не до цирка. Господин Фсио поставил … нет, не просто поставил, а с раздражением вдавил свою чашку в стол, и решительно отошёл к окну, оборотясь к собеседникам спиною.

--Как ни прискорбно, но Первые не могут начать открытую борьбу со ВтОрыми, я не говорю, даже, о подобии войны армий, когда захват столицы означает почти полную победу. Первые не могут привлечь под свои знамёна единомышленников – они сильно изменились не в лучшую сторону. Это изменение зовётся равнодушие и приспосабливаемость. Остатки Первых могут лишь вредить, как бы это не прозвучало. Удаётся расстраивать их планы, и наносить вред воплощению оных в жизнь. Приходится признать, посыпая голову пеплом, что задуманное Первыми удаётся не всегда, и не везде. Хотя с вашей, господа, помощью, получилось изрядно потрепать их надежды на радужное грядущее. Да, грядущее …. Я не сказал, что лет, эдак, через сто двадцать заканчивается Вселенская ночь. Да-да, я не ошибаюсь! Правда, мы с вами при том событии присутствовать не сможем, на то есть биологические причины. Правда и то, что быстро положение не исправить – человеку надобно время, чтобы воспрять ото сна, припомнить основательно подзабытое и воссоздать то, что старательно уничтожено. На это уйдёт не меньше десяти, а то и пятнадцати лет. Одно ободряет, что это непременно случится, и точно в указанный срок. А пока нас ожидают революции, войны с захватчиками, гражданские войны – скучать не придётся. Итак, господа, я сказал всё, хотел сказать. Имеете что спросить?

Почему-то вопросы не посыпались. У наших героев в головах случилось смятение от услышанного, сочленённое с недоверием – а всё ли сказанное есть правдой? В общую какофонию мыслей добавлялись и посторонние ноты, залетевшие невесть откуда – откуда он это знает? А вот поведение Вологодского губернского начальства просто идеально вписывается в этот рассказ! А кто ещё об этом знает?  А есть ли какое-то общество, соединяющее оставшихся Первых? А не провокация ли это, рассчитанная на … а на что она рассчитана? И дальше в таком же ключе.

От этой обезличенной и бесформенной груды мыслей первым избавился гоф-медик.

--Я хочу спросить, так сказать, о личном. Как быть с сиротой Марией, которая была ….

--Довольно! Есть ли что-то ещё, интересующее вас?

--Вы не ответили на первый вопрос.

--Отвечу сейчас же, есть ли ещё вопрос?

--Если вы понимаете меня по обрывкам предложений, то намекну на второй свой интерес – могу ли я ….

--Нет! Это был ответ на второй вопрос.

--Позвольте мне, Андрей Андреевич, - довольно решительным голосом заговорил надворный советник. – Мы не читаем мысли, и не понимаем отрывочные слова. Мы подмечаем вашу деловую активность в последние дни, из чего делаем вывод о содержании ваших вопросов. Первое – сироту Марию мы не можем вам отдать. Никак не можем. Виною тому достаточно большой шум, поднявшийся в Олонецкой губернии из-за инцидента в Чудском приютском доме. Но, мы сможем похлопотать о восстановлении утерянных документов вашей дочери. Хотя – нет, дочь не подойдёт. Тут возникнут нежелательные вопросы. Скажем, документы вашей внучки, опекуном коей вы и являетесь. Разумеется, при условии, что ваша родственница не станет именоваться так, как пропавшая сирота Мария.

--Навсегда пропавшая, - тут же добавил господин Фсио.

--Андрей Андреевич, Александр Игнатьевич … ваше превосходительство … это … это так благородно … я не знаю ….

--Карл Францевич, благодарить станете позже. Имя девочке, всё же, подобрать стоит сейчас.

--Да, да, конечно! – Взволнованный гоф-медик не то, что готов был перебирать в уме девичьи имена, он и своё-то не сразу бы назвал. – Ну… в память моей бабушки по материнской линии … она … Инесса. Подойдёт?

--Это вам решать. Первый вопрос решён. Теперь другой, на который Андрей Андреевич ответил недвусмысленным «нет». Вы хотели испросить позволения получить в своё распоряжение останки песиглавца и бывшего господина Кугатого. Я не ошибся?

--Скажу, что ошиблись – солгу.

--Вы не должны, а обязаны понять, что вам не нужны знания, которыми вы не сможете воспользоваться. Если это прозвучит с оттенком смягчения моего прямого ответа, то скажу, такие знания никому не нужны. Для чего вам таскать с собою то, чем вы не сможете поделиться? Давайте предположит противное – вы получили останки, препарировали их и провели все важные анализы. Что дальше? Издадите книгу? Вас немедленно подвергнут осмеянию, назовут шарлатаном от медицины, изымут весь тираж и запретят иметь практику. Допустим, вы не станете издаваться, а выставите для обозрения своим коллегам заспиртованные фрагменты тел. Вы тут же станете именоваться мистификатором, пытающимся заработать известность путём сомнительной честности. Не стоит забывать и о вопросах, кои будут истребованы к объяснению. Например – откуда у вас останки сих особей? Как вы оказались в том месте, где эти твари живут? Кто их убил? Есть ли ещё живые представители этих видов? Откуда вы узнали об их существовании? Вы готовы ответить на них, не упоминая истинною положение вещей? Теперь же, подумайте, и спросите сами себя – надо ли вам знание, доставшееся такой ценою?

Четыре пары глаз устремились на гоф-медика, ожидая от него итога беседы с самим собою. Минуты три, никак не меньше размышлял Карл Францевич. И, на исходе обозначенного времени, он поёжился, поглядел ответно в каждую пару глаз, и сказал.

--У меня к вам был только один вопрос, и я получил благополучное его разрешение. Я вам очень благодарен, господа!

Далее, и без паузы, заговорил штаб-ротмистр.

--Если я правильно понял из атмосферы приватности, в которой происходило ознакомление с новым подходом к истории, могу ли я утвердительно сказать, что мы, трое, являемся теми самыми потомками Первых?

Господин Фсио подал плечами, да так просто и обыденно, словно вопрос касался сущей безделицы.

--Я не знаю.

--Простите, - перенял эстафету вопросного марафона помещик, - как это – вы не знаете? А зачем же вы тогда нам это рассказывали?

--А зачем вы это слушали? Понравилось необычненькое, или вы услыхали некую правду? У меня нет полномочий раздавать титулы «Потомки Первых», поскольку это не благодарное занятие. Разочаровать вас, или вселить надежду? А смысл? Это, господа, вам самим надо решать – кто вы, с кем вы и какие вы. Это вы сами себя должны убедить в том, что вы произошли от Первых. Возьмите, да и поглядите вокруг себя – а не сыщется ли опровержение всему, сказанному мною? Может, сыщется подтверждение? Когда сами доберётесь до понятного берега, поймёте, кто вы на самом деле. А навязывать своё мнение ни я, ни Александр Игнатьевич, не станем. Никто не желает ещё чаю?